Ножи мне тут же предоставили. Повертела их в руках, народ замер, весь во внимании.
— Я с такими работала, — заявляю им, — Но мои, к которым я привыкла, чуть полегче. Поэтому если что не получится, не ругайте…
Зал лёгким гулом заверяет меня, что нет, никто не будет ругаться.
— Мишень мне какую-нибудь сообразите… — мне устанавливают на ящике какой-то пенёк. Сойдёт.
Сначала нечто похожее на французский ролик, впереди меня возникают два сверкающих круга. Играю с этими кругами: рядом, один над другим, движение влево-вправо. Мальчики в форме глядят, открыв рты. Вторым номером шли трюки со сменой хвата в процессе замаха и удара, который неожиданно менял направление. Это уже имеет прикладное значение.
И последний элемент. Научилась совсем недавно и с этим уже можно в цирке смело выступать. Аншлаг обеспечен. Тем более, что я снимаю куртку, оставшись в водолазке в обтяжку, чем стяжала дружный вздох всего зала. Только ЧжуВон держит непробиваемый покерфейс, типа уж ему-то не в новинку, уж он-то навидался… пацак несчастный.
Сняла затем, что для такого трюка нужны мелкие движения, при которых нож скользит по поверхности рук. Полный трюк выглядит так: нож от пальцев перебрасывается до локтя, потом короткое резкое движение локтем перебрасывает нож на другую руку. Можно прямо в ладонь, а можно тоже на локоть. Кидаю на локоть, так намного зрелищнее. На второй руке нож скатывается к пальцам, где оказывается в их власти.
Сразу не получается, я даже не огорчаюсь. Сначала просто покатала ножи по рукам вверх-вниз. Когда решилась, то с правой руки на левую не получается, а наоборот — да.
— Получилось, получилось! — ликую я и, пританцовывая от восторга, отправляю оба ножа в короткий гудящий полёт.
Мои зрители взрываются аплодисментами. На ножи никто и не смотрит, я могла бы промахнуться, восторгу меньше не было бы. На сцену поднимается лейтенант, кажется, время дозволенных речей вышло.
— Благодарим вас, госпожа Агдан, — лейтенант галантно целует мне руку, небось от французов нахватался. Вот так и уходят народные корейские традиции, сейчас бы пинка под зад, со словами вроде «Чтоб мы тебя больше не видели, дура глупая!», вот это было бы по-нашему, по-корейски. Это я про себя хихикаю. А лейтенант уже командует, рота встаёт и ряд за рядом, цепочкой по одному, выходит на волю.
— Я с вами, господин лейтенант, — говорю негромко командиру, — тоже хочется пробежаться. До самой части не хочу, а километров пять-шесть с удовольствием.
Лейтенант тоже воспринимает мою просьбу с удовольствием. И через десять минут, я радую своим видом парней в касках и разгрузках.
Рота движется плотной колонной, я то впереди, то сзади. На лёгком морозце, плюс 3–4 градуса по местным меркам мороз, раскраснелась, парни смотрят на меня сияющими глазами. Эти пять с лишним километров, — мне потом ЧжуВон докладывал, — для ребят промелькнули, как один миг счастья, которого никогда не бывает слишком много. «Они и устать не успели. Даже в часть, до которой оставалось ещё двенадцать километров, прибежали не сильно уставшие», — рассказывал потом в то время уже сержант ЧжуВон. Его-то я с собой забрала.
2 января, 9 часов утра.
Менеджер КиХо чуть не поймал девушек на подлёте. Он пришёл в общежитие через пятнадцать минут после того, как туда ввалились коронки и рассосались по углам. Кто-то в ванную, у ЮнМи они не могли почистить зубы, а без этого истинный кореец перестаёт чувствовать себя корейцем. Сначала про чистку зубов забудешь, а потом что? Не поставишь на стол кимчхи, или, — о, ужас! — забудешь поклониться начальнику, сделав преданное лицо? И не только лицо, но ощутив эту преданность во всех самых дальних и глубоких частях организма, не будем перечислять здесь все эти части. В конце концов, должна же быть хоть какая-то, пусть само, но таки цензура.
КиХо застаёт девушек в столовой, где они медитировали перед чашкой с кимчхи. Коронки, которых в гостях у ЮнМи обделили этим блюдом, чувствовали себя как истинно православные, что пусть по очень уважительной причине, но пропустили плановый визит в церковь. Забыла ЮнМи об этом, забыла! Немыслимый грех совершила она! Надо было поставить маленькую чашечку с кимчхи на стол, запретить её трогать строго-настрого, но поставить! Ибо нет без кимчхи истинного корейца и кореянки, будь ты хоть десять раз на самой жестокой и причудливой диете.
Девушки и не ели это самое священное кимчхи, а просто смотрели, чувствуя, как возвращается к ним благость, наполняя души спокойствием и приводя их в равновесие.
Отсутствовали только СонЁн, которая, уже наглядевшись на кимчхи и даже понюхавшая его, чистила зубы и БоРам, что не могла вынести самого вида любой, самой священной, но недоступной еды.
В таком положении их и застаёт менеджер КиХо, главный приводной ремень всего агентства, без которого не совершается ни одного хоть сколько-нибудь значимого действия.
— Аньён, девушки! Позавтракали? Через десять минут ждём вам в кабинете директора.
— Аньён, менеджер КиХо, — нестройным хором отвечают коронки. Последней запоздавшей в этом хоре оказывается БоРам, стоящая в дверях и старательно избегающая глядеть на стол с одинокой тарелкой кимчхи.
— Менеджер КиХо, а правда, что президент СанХён вернулся? — БоРам смотрит на КиХо.
— Да, вернулся. Как раз он вас и ждёт, — через мгновенье КиХо ощущает укол разочарования. Подсознательно он ожидал, пусть сдержанного, но ликования и радости. А получил всего лишь вялый интерес.
— Ждём вас, девочки, — строгим голосом добавляет КиХо и уходит.
— Заходите, девочки мои, — президент СанХён встречал коронок, как родных после долгой разлуки, — Как же я без вас соскучился.
За несколько секунд до этого вялые и совсем не чувствующие тоски по общению с любимым сабонимом девушки моментально засияли искреннейшей и неподдельной радостью.
— Аньён, господин президент! — они вразнобой приветствуют президента.
Все рассаживаются. Рядом с президентом, его верные визири, директор ЮСон и менеджер КиХо. Все трое очень рады видеть девушек и не скрывают этого факта. Президент, закончив разглядывание, приступает к разговору.
— Мне кажется или на самом деле вы стали ещё красивее, чем прежде?
Коронки от такого искреннего, хотя и немудрящего комплимента, смущаются. Когда они опустили ладошки, прикрывающие нижнюю часть лица, СанХён начинает речь. Как и должен поступать монарх, вернувшийся на свой законный трон после долгой командировки на войну или, как в его случае, счастливо законченной схватки с тяжёлой продолжительной болезнью.
— По вашим лицам и цветущему виду видно, что всё у вас хорошо. Последние новости я знаю. Поездка в Японии обернулась небывалым триумфом. Все газеты пишут, что Корона покорила Японию. Я всегда знал, что вы талантливы и способны на многое, но такого успеха я не ожидал. Япония до сих пор в себя прийти не может. Вот немного приду в себя, да нет, раньше! И подам ходатайство в министерство культуры о награждении вас медалями за особые успехи в области культуры. Файтинг, девочки!
— Файтинг, файтинг, файтинг, сабоним! — восторженно гомонят коронки.
— Господин президент, а ЮнМи тоже? — невпопад подаёт голосок БоРам.
— А как же? — недоумевает СанХён, — Она тоже хорошо потрудилась.
СанХён садиться, сияющая улыбка блёкнет, переходит в режим экономичного горения.
— Не обходится, конечно, без проблем, но они всегда есть и будем их решать, как всегда. Вот и ЮнМи оставила нас. Я вижу, вы уже в курсе, да, она не стала продлять контракт с агентством. Хотя мы предлагали ей очень хорошие условия. Я давно в этом бизнесе и скажу уверенно: ни одно агентство лучших условий ей не предоставит. Но… — СанХён удручённо развёл руками, — увы.
СанХён удручённо опускает руки, ЮСон и КиХо синхронно с движением президента тяжело вздыхают. Грустный укор по поводу заносчивой и капризной Агдан поселяется в их глазах. Девушки тоже вздыхают, тихо и дружно осуждая неуместную гордыню своей подруги.
— Будем прямо говорить, она нас бросила, — СанХён ещё раз вздыхает, — Но опускать руки не будем. У вас, девочки, замечательный задел. Очень много новых песен, есть с чем работать.
— Господин президент, а ЮнМи права на свои песни не отзывает? — первый дельный вопрос задаёт ДжиХён, остальные обеспокоенно смотрят на президента.
— Нет-нет, мы ведь вовсе не ссорились, — заверяет СанХён, — она просто не захотела продлять свой контракт, имеет полное право. Я всё-таки надеюсь на сотрудничество, когда она преодолеет приступ звёздной болезни.
Девушки переглядываются при последних словах, но помалкивают. Только ИнЧжон задаёт вопрос, второй дельный за время разговора. Целый пакет толковых вопросов.
— Господин президент, а как же мы теперь без неё? Ведь почти все последние танцы с её участием. Какие-то песни она поёт, они тоже из репертуара выпадают? И во Францию мы теперь не поедем?
ЮСон, как и КиХо, до сих пор не проронивший ни слова, смотрит на несостоявшуюся любовницу долгим взглядом. Они все смотрят.
— Я же говорил, ИнЧжон, проблемы есть, и мы будем их решать. Я вас не оставлю без внимания и на произвол судьбы не брошу.
Девушки принимаются благодарить своего президента. В конце голосок БоРам вдруг диссонансом вклинивается в поток славословия.
— Господин президент, а может, вы нас отпустите? — и сразу испуганно замолкает.
— В каком смысле, БоРам? — ласково улыбается СанХён, — Говори, не бойся.
— Кхм-м-м… господин президент, мы же… — БоРам, видимо, исчерпала запас храбрости и никак не может объяснить своё предложение.
— Господин президент, — кидается на помощь подруге СонЁн, — БоРам хочет сказать, что наш контракт тоже подходит к концу. Может, нет смысла обновлять группу, пересматривать репертуар. Очень много хлопот, господин президент. И для чего? Для нескольких месяцев работы?
— Хм-м… — СанХён начал постукивать пальцами по столу. По всему было видно, что такая идея ему в голову не приходила. И с ходу он её отвергать не стал. В словах, которые не смогла из себя выдавить БоРам, и произнесённых СонЁн смысл имелся. Корона давно сияет на небосклоне корейского шоу-бизнеса, а безжа