— Всё, саджанним, мне пора, я и так с вами заболталась.
Вот так всё и закрутилось. А теперь в Марселе отбиваюсь от местных, не желающих нас отпускать. Уже двое суток, как мы в Марселе, сегодня дали последний четвёртый концерт. Чистая халтурка, конечно, но если моряки дуреют от одного нашего вида, то пуркуа па? (почему нет).
Отбиться от распалённых марсельцев, — среди них и мэр был, — удаётся с помощью двух доводов. Первый — нет согласия нашего руководства. И второй:
— Вы ставите ваших женщин в трудное положение. Им всего за неполные сутки надо продумать и приготовить новый наряд, причёску и всё остальное. В Гранд Опера просто так не пойдёшь…
И второй довод галантные французы не принять не могут. А обещание приехать ещё, предупредив заранее, разоружает их полностью. И хорошо, нас Париж заждался.
20 февраля, время 9 часов утра.
МуРан в своём кабинете беседует с шефом безопасности, ХёБин рядом.
— Наш источник в окружении Агдан сообщает, что слухи о провале ложны, но не беспочвенны. Выявлена попытка конкурентов скомпрометировать выступления группы «Корона». Технически всё выглядит просто: выкупается часть билетов для своих людей, которые во время концерта покидают его, делая вид, что им не понравилось, — докладывает СанУ.
МуРан подписывает распоряжение на выплату пяти тысяч долларов наличными информатору. Небольшое пособие для господина ЮСона, так ведь и работа не великая и непыльная. СанУ, поклонившись, покидает кабинет.
— Вот видишь, внучка, — говорит Муран, — обычное дело. Кто-то достигает успеха, а кто-то из зависти пытается мешать.
— Всё время с ней что-то происходит, — недовольно замечает ХёБин.
— Разве у тебя никогда ничего не происходит? — резонно спрашивает МуРан, — Постоянно что-то случается, но ты справляешься. Агдан тоже решает свои проблемы.
— Посмотрим, решит ли на этот раз, — не сдаётся ХёБин.
— Она много раз попадала в неприятные ситуации и всегда выходила из них с прибылью. Выкрутится, — замечает МуРан.
— Посмотрим… — упрямится ХёБин.
МуРан хлопает ладонью по столу. ХёБин слегка дёргается.
— А когда ты насмотришься, как она снова всех оставит в дураках, ты скажешь, посмотрим, как она выкрутится в следующий раз?! — МуРан не сдерживает раздражения, — Потом в следующий, и так до бесконечности?
ХёБин молчит, крыть ей нечем.
— Скажи прямо, ты мне поможешь или нет? — МуРан ставит вопрос максимально остро.
— Я подумаю…
28 февраля, время 19 часов.
ДжеМин и СунОк не отлипают от телевизора, в котором за небольшим столиком беседуют двое, импозантный брюнетистый мужчина и хорошенькая девушка, их дочь и сестра. Ещё утром позвонила ЁнЭ и сообщила, что в программе MBS вечером будет большая передача с ЮнМи. Не обманула. Первые минуты женщины даже дышат с осторожностью. Перевод сопровождается субтитрами. Хочешь — читай, хочешь — слушай.
В правом верхнем углу логотип, двоечка на красном фоне, телеканала Франс-2.
24 февраля, время 10 утра.
На этот раз мне в партнёры достался мужчина, Мишель Монтень. Я бы предпочла уже знакомую Анну Дюваль, но та насморк подхватила. Хорошо, что не я, мне сейчас даже несерьёзно болеть нельзя.
— Бонжур, мадемуазель Агдан.
— Бонжур, мсье Монтень.
— Итак, мы, французы дождались, наконец-то, вашего личного визита во Францию, — начинает Мишель.
— Неправильно говорить «наконец-то дождались», мсье Монтень, — смеюсь я, — Я практически мгновенно примчалась. Как только узнала, что во Франции меня с нетерпением ждут, тут же начала туда собираться.
— Несколько месяцев это мгновенно? — задирает бровь кверху ведущий.
— Я давала вашему каналу, вашей коллеге Анне Дюваль, интервью в конце октября. Тогда я поделилась с вами своими планами. Я напомню. Мы готовились к турне в Японию, отменить которое или перенести на более поздний срок было невозможно. Договора заключены, сроки согласованы. Закончилось оно в двадцатых числах декабря, до начала января я восстанавливалась…
— Заболели после Японии? — сочувственно озабочивается Монтень.
— Ничего страшного, обычное переутомление. Фактически сразу после Японии я приехала во Францию. Вы же не ждали моего личного визита, во время которого я дам несколько интервью, проведу пресс-конференцию и уеду? Вы ждали меня, как певицу и артистку. Для этого нужна концертная программа, причём с французским репертуаром. Французы — националисты в хорошем смысле, они считают французское самым лучшим. Ехать к вам без песен на вашем языке — заранее планировать провал. И за полтора месяца почти с нуля создать французский репертуар, разве это не мгновенно?
— У вас отличное произношение, — восхищается Монтень, — я не улавливаю никакого акцента, и нет никаких ошибок.
— Спасибо. Вы тоже великолепно владеете языком, — возвращаю ему комплимент.
Ведущий на секунду подвисает, а потом мы смеёмся одновременно, глядя друг на друга.
— Я слышал, что французский язык не единственный иностранный для вас язык, который вы знаете?
— Не единственный, — подтверждаю я.
— Какие языки ещё знаете? И вопрос вдогонку: какой язык вам больше всего нравится? — ведущий развивает языковую тему.
— Кроме вашего, родного корейского и английского — немецкий, испанский, русский, японский.
— Вы знаете все эти языки? — слегка расширяет глаза ведущий, — А второй вопрос?
— Если не учитывать родной и оставить за кадром французский, то на первом месте — английский.
— Вы говорите, что ваш любимый иностранный язык — английский и вы его сразу выделили из всего ряда вместе с родным. Почему? — ведущий тонко улавливает нюансы. Ну, на то он и ведущий.
— Я бы не сказала, что любимый, — уточняю, — Мне все языки нравятся. Английский для меня самый мощный профессиональный инструмент. Как для автора песен. На нём мне легче всего удаётся сочинять песни. Полагаю, по объективным причинам.
— Каким же? — ведущий не на шутку заинтересовывается.
— Английский самый удачный язык для песен и музыки, — объясняю я, — Подумайте сами. Франция — шансон, Испания — серенады, Италия — опера, Россия — романсы. А Америка? Во всём этом уступает, но она родоначальница целой группы новых музыкальных жанров. Такого разнообразия больше нигде нет.
— Какие именно жанры принадлежат американцам? — В голосе ведущего пробивается ревность.
— Блюз, джаз, кантри, свинг, рок-н-ролл, тяжёлый рок, панк-рок, — вываливаю на него длинный список музыкальных направлений с американскими корнями. Несколько секунд ведущий молчит, переваривает. Не находит возражений, но выдвигает объяснение:
— Америку создали англичане, французы, немцы, итальянцы…
— Ирландцы, индейцы, мексиканцы, африканцы, — дополняю я, — и все внесли что-то своё.
— Хорошо. Получается, вы считаете английский язык самым удобным для сочинения песен?
— Да, мсье Монтень. Но огорчаться вам не стоит. Звучание лирических французских песен обладает непревзойдённым шармом. Тут у вас конкурентов нет.
Я действительно так считаю, и погладить по головке хозяев не помешает.
— А что случилось после второго концерта в «Зените»? — ведущий переходит к деликатным темам, — Почему вы вдруг сорвались в Марсель?
— Чтобы потом не говорили, что я приехала не во Францию, а в Париж, — улыбаюсь я, — Если серьёзно, то столичные жители во всех странах обладают некоей формой снобизма. Мы — столичные жители, а вы — все остальные. Но сила и слава страны не только в великолепии столицы. Их преумножают рабочие автозаводов, которые собирают известные всему миру «Пежо» и «Рено». Работники атомных электростанций, железнодорожники, шахтёры. И не последнее место занимают военные, мощный военно-морской флот. Решение родилось спонтанно, когда я увидела в новостях, что в Марсель зашла ваша эскадра. Идею сделать подарок вашим морякам организаторы турне поддержали.
— Позвольте поблагодарить вас, мадемуазель Агдан, за внимание к нашим морякам, — слегка торжественно произносит ведущий и делает какое-то, поначалу непонятное, движение. Протягивает раскрытую ладонь и слегка наклоняет голову.
После секундного замешательства «догадываюсь», — на самом деле режиссёр подсказывает через телесуфлёра, — и протягиваю правую руку. Монтень с чувством и, похоже, с удовольствием целует её.
— Но нам известно, что какие-то мелкие неприятности у вас на концертах были, — Монтень затрагивает раздражающую тему, но считаю это правильным. Занозы надо выдёргивать сразу, а то дальше хуже будет.
— В Марселе ничего такого не было, — слегка ехидно отвечаю я.
— В «Зените», — уточняет ведущий.
— Да. В первые два раза в «Зените» случился досадный момент. Небольшая часть зрителей, около полусотни, может чуть больше, покинули зал. Но я быстро поняла, что они уходят не по своей воле.
— Как вы это поняли? — ведущий обнаруживает искренний интерес.
— Когда запела французскую песню, — рассказываю подробности, — Они повели себя, как люди, которым не хочется что-то делать, но приходится. Они замедляли шаг, оглядывались, скопились у выхода и вышли, когда я закончила петь…
— А в следующий раз в холле их ждали журналисты, — улыбается Монтень.
— Журналисты иногда бывают крайне неприятными, — смеюсь я, — Но не всё же нам терпеть их вредные вопросы?
— Не любите журналистов?
— Не любила. Отношение стало выравниваться, когда увидела, что неприятных мне людей они топят с таким же энтузиазмом. Так что сейчас воспринимаю их терпимо.
— Выяснили, кто это подстроил? — ведущий задаёт кульминационный и потенциально опасный вопрос.
— Нет. Всего лишь подозрения появились. Насколько знаю, наш менеджмент детективное агентство подключил, — на самом деле, точно не знаю. Мне посоветовали так сказать, но пошли ли на это — мне неизвестно. Да и не интересно. Мне главное, что всё прекратилось.