— Лувр, Версаль…
— Лувр это музей! Гранд-опера — действующий музей, и не как музей, а именно, как концертная площадка.
— Вы так описываете, что мне самой захотелось туда сходить. Давно там не была, — улыбается Анна.
— Но самый главный комплимент вы ещё услышите. Следите за новостями, — улыбка моя приобретает черты коварства.
— Опять интригуете? — догадывается Анна и не останавливается в своих догадках, — Песня!?
Она нацеливает на меня пальчик и хихикает, глядя, как я разочарованно кривлюсь.
— В следующий раз попрошу ваше руководство, чтобы дали партнёра не такого догадливого, — бурчу я. Анна опять хихикает, беседа приобретает характерный для французов шарм легкомыслия.
— Мы наслышаны о недоразумении с вами в Канаде. Настроены вы принять извинения канадского правительства или не будете с ними разговаривать?
— Для меня, как для кореянки, положение странное и непривычное, — признаюсь я, — Сейчас объясню. В Корее невозможно представить ситуацию, чтобы старший извинялся перед младшим. Обратное происходит постоянно, но вот так? Невозможно. Конечно, я звезда и всё такое, но это же целая страна. Большая, сильная и влиятельная. Как я могу не принять извинений с их стороны? Приму, конечно.
— Но не сразу, да? — Анна тонко улыбается, — Мы наслышаны о том, что канадский посол к вам подходил.
— Журналисты, — вздыхаю, — всеведущи и всезнающи. Но у девушек есть неотъемлемая привилегия. Я прямо-таки обязана хоть немного покапризничать, вы согласны?
— О, да! — Смеётся Анна, — Хотя мой начальник почему-то считает иначе.
— Не может быть! — не верю я, — Он же француз! Наверняка что-то такое вам позволяет.
— Ну, по мелочам, да…
— Мадемуазель Агдан, расскажите всё-таки подробно, что произошло в Монреале? — Анна возвращается к горячей теме.
— Анна, какая-то цепочка недоразумений и непониманий. Прошу понять правильно. Я прекрасно понимала, что нахожусь в чужой стране, и делала на это скидку. Прекрасно понимаю, что полиции всех стран похожи друг на друга. Все имеют дело, по большей части, с преступниками и правонарушителями. Профессиональная деформация неизбежна.
Анна не перебивает, внимательно слушает. Меняю позу, эта уже утомила, подбирая ноги под себя. Мельком привычно отмечаю лёгкое оживление операторов.
— Началось всё в гостинице. Портье заподозрил, что мой паспорт фальшивый.
— С чего он так решил? — вполне удобный вопрос для меня.
— Я была в маскирующих цветных линзах. Азиатка с синими глазами в мире всего одна, поэтому без них я на улице стараюсь не показываться. В Канаде я вроде не так популярна, но кто его знает? Так что портье видит перед собой кареглазую девушку, а в паспорте синие глаза. Добавьте сюда всеобщую опаску террористических актов, и вот портье вызывает полицию. С этого всё и началось.
— А почему вы не сняли линзы или не сказали, что вы в линзах? Или говорили?
— Да мне и не дали ничего сказать, — пожимаю плечами, — Скоропалительный какой-то портье попался. Моментально вызвал полицию, не задавая мне никаких вопросов. Бдительным агентом антитеррора, наверное, себя вообразил.
— К приезду патруля я линзы всё-таки сняла. Необходимости в них уже не видела. Поняла, что в Монреале меня не узнают. Мне мнилось, что впереди забавное приключение. Полицейские, их двое было, оказались приятными и симпатичными парнями. До тех пор пока не случилось нечто, что полностью заставило меня поменять отношение к происходящему.
— Грубость, которую к вам проявили, когда вас привели на станцию? Как его звали?
— Коллеги Клодом называли. Массивный здоровый парень со злым лицом. Дёрнул меня за руку так, что будь я на каблуках, непременно упала бы. Было больно, — я морщусь при одном только воспоминании, — Но не это изменило моё отношение к происходящему. Всё могло ещё кончиться миром. Хотя мне и показалось, что Клод готов был избить меня прямо на пороге, но разумом я понимаю, что это обычная профессиональная деформация. Другое неприятно.
— Что именно?
— В этот момент все будто застыли. Никто не сказал «Клод, прекрати!», ничего подобного. Около десяти человек вокруг и будто чего-то ждут. Первый раз в жизни испытала неприятные ощущения от того, что от меня ждут какого-то зрелища. Интересно, чего они ждали? Что я драку затею?
— Как может хрупкая девушка противостоять здоровенному мужчине? — удивляется Анна.
— Вопрос совершенно в другом. Я в полицейском участке, передо мной полисмен. У меня нет права его бить, а он всем видом показывает, что готов применить силу. И уже применил. Чистой воды провокация. И что было бы? Шум на весь мир «Агдан затеяла драку с полицейским в полицейском участке»? Очень здорово. На меня сразу бы цистерну помоев вылили.
— Итак. Ситуация очень подлая. Клод всем видом показывает, что вот-вот нападёт на меня, а защищаться я не имею права. Будь он обычным гражданским, напавшим на меня в тёмном переулке, я бы ударила его ногой в лицо и удрала бы. А будь со мной ножи, могла бы и на мелкие кусочки его нашинковать.
— Ого! — смеётся ведущая, — Что, действительно смогли бы?
— Сомневаетесь? — я завожусь. Мы сидим напротив друг друга, не строго, спинки стульев слегка расходятся. Ракурс для удобства операторов.
— Анна, держите перед собой что-нибудь, — показываю ей, как расположить руку, вертикально держащую блокнот.
— Зачем? — вопрос глупый, но ответить могу.
— Не по лицу же вас бить! — кокетливым движением отвожу ноги в сторону, коленки вместе. Операторы опять оживляются. Я резко поднимаю правую ногу, коленом к груди, повёрнутую вбок, упор на левую. Выпрямляю в сторону и вверх, и со сгибом в колене делаю резкий мах параллельно столу на уровне лица ведущей.
Блокнот выбивается из её руки, упархивает в сторону испуганной птицей. Анна вздрагивает и ахает.
— Это невероятно!
Некоторое время требуется для восстановления статуса-кво.
— И что было дальше?
— Старший патрульный Триаль, который меня привёз, загородил меня от Клода и отвёл в сторону. А дальше обычная полицейская рутина. Обыск, изъятие всех вещей с составлением описи. Девушки-полицейские этим занимались. Я их попросила заказать мне что-нибудь в ближайшем кафе. Последний раз ела в самолёте за три часа до прилёта. К тому времени пятый час пошёл, как я ничем не перекусывала.
— Они позволили вам сделать заказ?
— Да. Но ужина я так и не увидела.
— Что произошло?
— Самое главное произошло до исчезновения моего заказа.
— Столько вопросов, — улыбается Анна, — Ваш заказ украли? На полицейской станции? И что такого произошло?
— Меня после обыска допрашивал лейтенант. На его профессиональные провокации я тоже готова закрыть глаза…
— Какого рода провокации? — моментально цепляется Анна.
— Профессиональные. Полицейские часто не знают точно, совершал ли правонарушение задержанный или нет. Поэтому начинают с вопроса: «Зачем вы это сделали?». Как бы подразумевая, что сомнений в виновности никаких нет. Полагаю, иногда это срабатывает. Повторяю, готова закрыть глаза.
— На что вы не закрыли глаза?
— Я уже говорила, что ко времени допроса не ела часов пять. Лейтенант уже всё знал. И то, что случилось недоразумение и ни в чём я не виновата. И то, что я популярная звезда, знал. Проверял по интернету и всё там нашёл. И то, что я есть хочу, тоже знал. Он слышал про мой заказ. И когда он стал пить кофе, не предложив мне, вот это и была та мелочь, которая полностью истощила моё терпение. Именно тогда я решила, что мирной и покладистой я с ними теперь не буду. Миф о галантности канадских мужчин в моих глазах рухнул с громким треском.
— Как зовут того лейтенанта?
— Как зовут? — я задумываюсь, — Ой, не помню. Лейтенант и лейтенант, вылетела фамилия из головы.
— Может, просто не хотите говорить? — хитро улыбается Анна, — Может, он вам симпатичен?
— Может, и не хочу. Может, и симпатичен, — не менее хитренько улыбаюсь я.
— А что с ужином случилось?
— Да ничего особенного, — отмахиваюсь я от неважного, — у них там есть один шутник, который любит прятать еду от сослуживцев. Так я поняла. Он прячет, потом отдаёт. Иногда кусочек отрежет, иногда сам друзей угощает. Увидел мой заказ, спрятал, кто заказал, узнать не смог. Девчонки, которые знали, куда-то отходили.
— Но вы обиделись?
— Обиделась, но к тому времени это стало не важно.
— Лейтенант во всём виноват?
— Почему лейтенант? Он просто крайний оказался, а самый большой вклад внёс Клод.
— Значит, Клод больше всех виноват? — педантично расставляет все точки над всеми «ё» Анна.
— Да. Самый злой, самый грубый, самые неприятные переживания он доставил, — соглашаюсь с выдвинутым тезисом.
— Чувствуете сожаление по поводу разгрома канадского посольства в Сеуле?
— Нет. Не мои проблемы. Я патрульных предупреждала, что я — звезда. Лейтенанту говорила о том же. А что такое звезда? Это огромная популярность, большое число фанатов. Фанаты в большинстве своём молодые импульсивные люди. Как их удержишь? Я предупредила, что я — звезда? Предупредила. После этого они допустили грубости, провокации, стащили ужин, посадили в камеру с какой-то индеанкой. А если бы соседка оказалась неадекватной хулиганкой и напала бы на меня? Могло такое случиться? Могло. Вот была бы история! Выхожу от полицейских и сразу в больницу.
Немного помолчали, я дыхание после долгих речей перевожу.
— После моего предупреждения о моём статусе, мои заботы кончаются. Они должны были думать, чтобы со мной ничего не случилось. А раз случилось, то они и виноваты во всех проблемах. С них спрос, не с меня. Поэтому пусть канадский МИД разбирается с канадским МВД, что там произошло и кто виноват.
— Но вы можете обратиться к фанатам и призвать их к порядку?
— Не могу.
— Почему же? — удивляется Анна, — Они же ваши фанаты!
— Меня никто об этом не просил. Ни канадское, ни южнокорейское правительство не обращались ко мне с такой просьбой. Не просят, значит, не надо. Зачем мне лишнюю инициативу проявлять? Вдруг им этого не нужно, откуда я знаю? Мне лично кажется, что нужно, но я за них решать не могу.