— Ты сейчас добавишь сладкого, — тычу пальцем в Борамку, уже вставшую на стартовую позицию, — а ты окончательно превратишь их в сироп.
Это я уже АйЮ обвиняю. Та смеётся и целует меня в щёчку.
Я как в воду глядела. Ожидаемо зал под песню АйЮ потёк. Именно так охарактеризую состояние зрителей. Даже мужчин проняло, про женщин и говорить нечего. Вот кто продвигает АйЮ во французских чартах, только сейчас это поняла.
Финал. Финал концерта, финал гастролей, финал нашего пребывания во Франции. Об этом и говорю залу.
— Медам и месьё! Я и мы все прощаемся с вами. Но певицы разговаривают песнями. Поэтому слушайте песню, она о вас, о Франции, о Париже. Так и называется «О, Париж!». Партию на аккордеоне исполняет ваш соотечественник, мастер-виртуоз Жан Бювуазье.
Хотелось по булгаковски сказать «Маэстро, урежьте марш!», но, во-первых, не марш, а во-вторых, как же это сказать по-французски?
— Заряжайте, Жан! — и Жан зарядил.
Предусмотрено было длинное вступление без вокала, к тому же я постаралась. Так аккуратно и осторожно вплела свой голос, что зрители не сразу поняли, что я уже пою. А я выпадаю в облако, и мне уже нет дела до отдельных зрителей. Эти мотивы на аккордеоне отражаются в облаке интереснейшей вязью и, судя по всему, идеально резонируют с очень глубокими струнами в душе парижан.
Понимаю это с предельной ясностью, когда песня кончается. Зал не потёк, как после песен АйЮ, он был нокаутирован, вбит в состояние прострации. Зритель в большинстве своём даже хлопать не мог, чтобы не расплескать из груди звенящее ощущение блаженства. Облачная связь оборвана, но пока она работала, я со зрителями была чем-то одним. Поэтому и знаю.
На сцену выходят все, даже моя Мульча, которая садится рядом со мной, обвившись хвостом. Кланяемся и уходим. Не успевшие отойти от транса зрители осторожно хлопают.
Статья на первой полосе. Автор — Анри Бессон.
«Всё началось около года назад. На музыкальном небосклоне вдруг вспыхивает „Таксист Джо“, на долгих двенадцать недель оккупировавший вершину чарта. Мы тогда не знали, что это был первый выстрел Агдан в сторону Франции. Выстрел, неожиданно для всех, попавший в десятку. Да, „Таксист Джо“, дорогие мои, это тоже она, Агдан. И второй выстрел „Порке те вас“ тоже сделан ей. Зрители и слушатели непроизвольно отождествляют песню с исполнителем, совершенно забывая про автора. Вот и мы, в большинстве своём, не знали его имя. До тех пор, пока с третьим выстрелом „Ураган“ не появилась она сама. Великолепная и гениальная Агдан, чьи три выстрела ранили нас в самое сердце. Франция застонала, не подозревая, что Агдан уже запланировала массированное нападение, быструю оккупацию и взятие всех в плен.
Каюсь, я этого не понял. Никто не понял. Мы не поняли, что произошло 16 февраля, когда команда Агдан прибыла в Париж. Они все прибыли, и АйЮ, и БоРам, и вся группа „Корона“. Мы не поняли, что над Парижем восходит новое великолепное созвездие, где Агдан — альфа-звезда. Парижане, французы! Глядите на небо чаще!
Хочу, чтобы все твёрдо запомнили и усвоили: все песни, которые мы услышали на разных языках; французском, испанском, английском, японском, они все написаны Агдан. Когда мы слушаем АйЮ с пробирающей до сердца „Je suis malade“, это Агдан. Когда восхищаемся „Лолитой“ в исполнении БоРам, это Агдан. Когда поражаемся удивительной экзотике „Tokyo by night“ в исполнении ХёМин (БоРам + КюРи), это тоже Агдан.
Мы увидели и услышали саму королеву волшебного созвездия. Не буду засорять строки этим длинным списком. Я непрерывно их слушаю, день за днём, и удивительным образом они не надоедают мне после нескольких десятков прослушиваний.
Всё время себя спрашиваю, как? Как это могло случиться? Как могла юная девушка, живущая на краю земли, так легко и непринуждённо услышать и понять самые тонкие движения нашей души? Услышать, переложить на музыку и войти в сокрушительный резонанс. За месяц небольшая группа азиатских девушек быстро и красиво написала целую страницу в великой тысячелетней книге французской культуры.
Я заканчиваю, я ухожу. Ухожу в очередной сеанс, я не могу насытиться этими песнями, как не могу оторваться от любимой девушки после долгой разлуки, невзирая на предыдущую ночь страстной любви. Меня ждёт „Derniere Danse“, „Лолита“ и, конечно, „О, Париж“…»
Глава 19Я дома!
25 марта, время (сеульское, какое счастье!) — 15:12.
Я дома и занимаюсь приятным делом, подсчитываю переполняющие мой счёт бобосы.
Япония.
— Доходы в рамках агентства, — гонорары за концерты, мерч, реклама, авторские, продажи песен, — уверенно превысили два с половиной миллиона вечнозелёных. Записываем: 2 500 000.
— Доходы вне рамок агентства — продажа лицензий Франс-2 самураям, — всё-таки, хоть немного, но превысила миллион, так что зря они боялись его платить. Записываем: 1 000 000.
Очешуителен рекламный контракт с Икутой «Транзитный Токио». Глянула число просмотров, семьсот двадцать миллионов! Мне причитается двадцать один миллион шестьсот тысяч долларов. Реально пришло пока четырнадцать миллионов, но не ежедневно же японцам число просмотров учитывать. Делают это раз в месяц вроде. Ладно, записываем в актив: 21 600 000 долларов.
Между делом, по новым и старым песням, начиная с «Bye-Bye», натикало авторских четыреста тысяч. Записываем: 400 000.
Франция.
— За интервью с Анной и танец с ИнЧжон — двести пятьдесят тысяч евро. Пишем: 300 000 долларов (примерно так по всё время колеблющемуся курсу).
— За рекламу духов и чулочно-носочных изделий — по миллиону долларов за каждый контракт. Записываем: 2 000 000 долларов.
— Концерты в «Зените» и в Марселе, всего дюжина. Суммарно: 1 500 000 долларов.
— Концерты в Гранд-Опера для «чистой» публики. Охренительные суммы! За каждый концерт я получила по миллиону долларов. Никто не скажет, что это много, если учесть, что общий сбор за каждый концерт шесть с половиной миллионов евро. Это около восьми миллионов долларов. Концертов было четыре. В актив: 4 000 000 долларов.
Канада.
— Извинения канадского правительства: 1 350 000 в американских долларах.
— Контракт с «Хилтон»: 10 000 000 долларов.
Дань с побеждённых антифанатов.
— На настоящий момент сорок шесть с половиной миллиардов вон = 46 500 000 долларов.
Ещё сто пятьдесят тысяч вложено в датакоины, у которых нынешний курс пересёк три доллара за штуку. Я в разные времена вклады делала, при курсе от доллара до полутора. Если сейчас продать, получу триста сорок тысяч, но продавать, конечно, не буду. Подумала, подумала, и бухнула туда ещё сто тысяч долларов. Расти репка большой и толстой!
Из всех этих сумм только два миллиона долларов я получила в прошлом году. Налог с них уплачен? Стучу по клавишам, ага, всё в порядке, СунОк и мама не проспали. Ушли родному государству почти семьсот тысяч долларов. Грабители проклятые! Надо бы подумать, как минимизировать это бремя, платить такие проценты с моих нынешних заработков очень больно.
Итого в активе у меня после уплаты налогов за прошлый год: 90 450 000 долларов.
Если сдуру уплачу налог сейчас, он составит 27 миллионов с хвостиком. Не хочу-у-у-у!!!
Бегу жаловаться маме, кому ещё? Вываливаюсь из своей комнаты и прыгаю на диван к маме под бочок. Оттуда я вылезала час назад, чтобы подбить итоги своей плодотворной работы.
— Ма-ма-а-а-а! — плаксиво кривлю лицо, — Они все меня обижают!
— Что случилось, моя Юночка? — участливо спрашивает мама, но я гляжу подозрительно. Голосом не дрогнула, рукой хладнокровно управляет пультом от телевизора. Окончательно привыкла, что ли? Ну, везде облом!
— Они хотят забрать у меня двадцать семь миллионов долларов! — с трагическим надрывом рвутся из меня ужасные цифры с жуткими нулями.
— Кто же эти злыдни, дочка? — с обидно дежурным сочувствием спрашивает мама.
— Правительство. Государство. Налоговая инспекция, — бурчу под нос.
— И сколько останется?
— Шестьдесят три, — начинаю шёпотом, но тут же поднимаю голос до вершины трагизма, — Всего шестьдесят три, мама!
— А-д-ж-ж-ж! Как же мы жить-то будем, дочка?! — неожиданно, таким же трагическим тоном, как у меня пол-минуты назад, вскрикивает мама. И смотрит, главное, такими расширенными якобы от ужаса глазами. Гляжу на неё с осуждением. Отодвигаюсь.
— Не ожидала от тебя, мам. Думала, ты посочувствуешь, а ты смеёшься надо мной.
Глядим друг другу в глаза, и начинаем одновременно хихикать. Как же хорошо дома!
Прибыла домой я вчера вечером, ближе к ночи. В десятом часу вечера. Так что все вместе посидели всего час, потом СунОк спать пошла, ей рано вставать. А с мамой мы до часу ночи просидели. Утром я вместо зарядки ограничилась растяжкой и лёгким танцем под негромкую музыку. Ничего, долгой расслабухи я себе не позволю. Попробую с утра с сестрой по парку побегать. Полагаю, три-четыре дня смогу так делать. Потом фанаты разнюхают, и придётся СунОк снова бегать одной.
С утра, ну, как с утра? Часов в десять моё высочество изволило встать. И с мамой принялись разбирать мои приобретения в русской зоне дьюти-фри. И сочинять русско-корейский обед. Только к двум часам закончили готовить и есть.
— Но вообще-то надо думать, что делать с этими налогами, — завершаю я весёлый разговор с мамой. Мне на очередной проект больше ста миллионов долларов нужно…
— Просто поразительно, — гладит меня по голове мама, — только два года назад мы каждую вону считали, а теперь моя дочка рассуждает, что ей ста миллиардов мало.
— А вы мне не верили, что так будет, — не удерживаюсь от упрёка.
— Да мне до сих пор не верится, — вздыхает мама, — будто в сказку попала.