[***] — Ерунда это всё… я видел их танец на Франс-2. Вот где Агдан с ИнЧжон врезали. Что там французы, и мы такого никогда не видели. Хотя некоторые элементы кажутся знакомыми.
[***] — Ты видел?! Где?! Дай ссылку.
[***] — Не дам. Пиратский ресурс, недавно прихлопнули. Две недели только во Франции будут крутить по ТВ. Договор такой.
[**&] — А-д-ж-ж-ж! Ёксоль! Всегда так, на что ни посмотри! Вот за что ей орден дают? За то, что перед иностранцами задницей вертит, а своим ничего?
[***] — Посмотришь через две недели, не умрёшь.
[*&*] — А вопрос интересный! Пишет на французском, пусть французы ей орден и дают. За что ей давать награду? Интересно, заслуги перед французской культурой, а орден корейское правительство выдаёт.
[***] — В песне-визитке «Mademoiselle chantele blues» никто ничего не заметил? Это к вопросу о том, за что её орденом награждают.
[*&*] — И что мы должны были заметить? Как они ногами перед французиками машут?
[***] — А что ты там такого увидел? Давай — делись!
[***] — Давай сам смотри. Только слепые антифаны, которые на Агдан смотрят исключительно через чёрные очки, могут не заметить. Нормальный человек видит сразу.
[**&] — Ничего такого там нет!
[***] — Очочки чёрные сними, глазки протри и шире распахни, кх-кх-кх…
[***] — О-о-о, холь! Я заметил!!!
28 марта, время 7 часов вечера.
Только что посмотрели запись моего интервью с Анной Дюваль (начало второй половины 18 главы, автор).
…
— Всё, смотрим и слушаем меня, самую лучшую в мире Агдан, — жму кнопку на пульте.
…
— Щибаль! — с чувством вырывается из СунОк. Мама глядит на неё с осуждением, но молчит, говорить так не совсем прилично, но думает она то же самое.
— Что, действительно так всё и было? — требовательно смотрит на меня сестра.
— Я что, по-твоему, миллионам телезрителей врать буду? — удивляюсь я.
Раздаётся приятный щебет дверного сигнала. К нам гости. Открывать идёт СунОк, мне лень, я растеклась по креслу, забросив приятно шуршащие нейлоном ноги на подлокотник. На мне, комфортно расположившись, урчит Мульчара.
Войсковая часть ЧжуВона.
— Не научитесь расслабляться, всегда будете уставшими, — вещает своему взводу серьёзный Ким ЧжуВон, самый авторитетный сержант батальона. За ним стоит его дружок, ефрейтор ХанГук.
— Смотрите! Вон сидит солдат! — ЧжуВон тычет рукой в сторону. Неподалёку, на той же спортплощадке на низком брусе для качания пресса сидит рядовой. Весь взвод дружно поворачивает головы, на солдате одновременно концентрируются взоры десятков глаз. Невозмутимый ЧжуВон продолжает, не заботясь о том, что чужой солдат прекрасно всё слышит.
— Ёксоль! Зачем он сидит, когда можно лечь? Холодно? Ложись на скамейку! Правило простое: если можно сидеть — незачем стоять, можешь лечь — ни к чему сидеть!
Ефрейтор хихикает. Рот не раскрывает, но грудь мелко и часто трясётся. Посторонний солдат, неуютно ёжащийся под осуждающими взглядами взвода, встаёт и бредёт к скамейкам. Там, оглянувшись, нерешительно ложится.
ЧжуВон дальше объясняет способы противодействия таким неприятностям, как судороги в мышцах. Постоянный бич интенсивно тренирующихся.
Ефрейтор замечает бегущего к ним старослужащего, одного из тёплой компании ЧжуВона.
— Хён, хён! — солдат подбегает, — Агдан из Франции вернулась! Ещё три дня назад!
Солдаты взволнованно начинают перешёптываться. ЧжуВон срывается с места, на бегу бросает:
— ХанГук, займись ребятами! Последняя команда: лениться изо всех сил!
Все одобрительно провожают взглядами стремительно удаляющуюся мощную фигуру.
— Обожаю такие команды, — выражает общее мнение один солдат.
Последнее время батальон принимал участие в учениях, несколько дней в полевых условиях. Облегчение ЧжуВон от этого чувствовал огромное. Друзья недавно сказали, что давно не видели его улыбающимся. Это так. Он тосковал, давно не видел эту чусан-пуриду, как-то незаметно укравшую его сердце. Потому старался не давать себе покоя, заодно и подчинённым. Его взвод уверенно двигался в сторону первого в батальоне по всем показателям.
ЧжуВон направлялся в канцелярию батальона. Майор, командир батальона, ему благоволит. Через полчаса сержант усиленно чистит форму, готовясь к увольнению. Машина за ним уже едет к части.
И вот он перед заветной дверью, усмиряющий бешено стучащее сердце.
— О, аньён, ЧжуВон-оппа, — приветливо машу застывшему на пороге комнаты верзиле в форме морпеха. Как-то он сильно изменился.
Мама слегка пугливо на меня оглядывается, я нахально не даю себе труда даже шелохнуться. Это кого я должна стесняться среди своих, когда перед многотысячной публикой показывалась в нарядах ещё круче? Кружевная кайма чулка из-под шорт выглядывает? И что? Не мои проблемы, это трудности пацака, который на пороге судорожно пытается выйти из состояния соляного столба.
— Проходи, ЧжуВон, садись вон на кресло, — слегка изогнув ножку, показываю кончиком туфельки на соседнее пристанище для седалища.
Мама прячет улыбку, СунОк переводит взгляд с меня на ЧжуВона и обратно. Доблестный сержант морской пехоты сглатывает, наконец-то сдвигается с места и, деревянно переставляя ногами, движется в указанном направлении. Его реакция меня страшно веселит и, что странно, почему-то радует.
— СунОк, чаю! — вальяжно командую я, — Дорогому гостю.
СунОк отмерзает и возмущённо пучит на меня глаза. С наслаждением любуюсь.
— Совсем обнаглела? — и тут же сбавляет обороты, слишком уж пристально смотрит на неё Мульча, — Вообще-то это твой оппа.
— Ой, и, правда, — тем не менее, я даже с места не сдвигаюсь, — Мульчара! Ты можешь пойти к маме или к оппе. Выбирай!
Кошка смотрит на ЧжуВона, поворачивает голову к маме, секунду думает и, спрыгнув, всё-таки идёт к маме. Одобряю. Мама гораздо мягче и теплее.
Я сбрасываю ноги на пол, ловлю вороватый взгляд ЧжуВона, встаю.
— Не вздумай даже глаза свои бесстыжие от меня отводить, нахал! — пока сержант размышляет, пытаясь свести воедино интонацию, смысл и слова, обращаюсь к СунОк, — Ты мне всё-таки помоги.
На это сестра соглашается. Иду на кухню, и вовсе я не раскачиваю бёдрами, то есть, не больше, чем на сцене. Походка у меня такая, что такого? Притормаживаю на пороге кухни.
— А может, ты есть хочешь? — в моём голосе надежда, мне хочется его угостить.
— Да, ужин в части я пропустил, — не стал чиниться ЧжуВон и правильно. Сейчас будем получать удовольствие от кормёжки голодного оппы.
— Только сразу предупреждаю. Пришёл ты неожиданно, времени и заготовок нет, так что шкурок своих не жди.
ЧжуВон делает стоически мужественное лицо, типа, железные морпехи могут выдержать любые невзгоды. Пришёл в себя, наконец-то! Хихикая, вхожу на кухню. СунОк тоже веселится.
— Теперь верю, что у вас серьёзно. Он на тебя ТАК смотрит…
— Классного жениха я урвала? — завязываю тесёмки фартука. Теперь надо обдумать меню. Пирожки с мясом и ливером есть, есть и лепёшки, так, мёд немного загустел. Отдаю распоряжения сестре, сама берусь за основное. И надо хоть как-то занять гостя, выглядываю из кухни.
— ЧжуВон, тебе соку налить? Есть апельсиновый, яблочный, томатный.
— Яблочный, — не отказывается парень, несу ему стакан сока. Оглядываюсь, давлю хитренькую улыбочку, замечая стекленеющий взгляд пацака, фокусирующийся где-то ниже кормы. Всё-таки французы знают толк в обольщении, не зря мы их изделия рекламировали. Они потом нам всем позволили навыбирать. Бесплатный бонус такой нам предоставили.
Меньше, чем через полчаса наши с СунОк дружно мелькающие руки приводят к результату. Несу дымящееся большое блюдо с гречневой кашей, щедро политой растопленной свиной русской тушёнкой с обильным количеством обжаренного лука и моркови. Ставлю перед пацаком.
— Это из меню русских морских пехотинцев, — загоняю его в угол. Теперь давиться будет, но съест всё.
— Откуда ты знаешь?
— Очень я в последнее время Россией интересуюсь. На банке тушёнки прямо написано, что она армейская. Каши тоже типичны для русской кухни, так что не сомневайся. Примерно так они и питаются, — лишаю его тени надежды на возможность отступления.
Несём всё остальное. Кимчхи тоже, как без него? Пирожки, лепёшки, подогретые в микроволновке, в чашке растопленный мёд. Перед Мульчей тоже ставлю плошку. Дружно начинаем предаваться чревоугодию. Даже мама заинтересованно втягивает носом запахи со стола.
— Будешь отводить глаза от моих коленок, джинсы надену, — грозно предупреждаю ЧжуВона, который всё время старается отлипнуть взглядом от моих ног.
— Нахал, — немного подумав, добавляю я. СунОк фыркает от смеха. Мама с трудом, но удерживается, только улыбается.
— Это что? — почти справившись с кашей, ЧжуВон показывает на пирожки. Дисциплинированно при любой возможности любуется моими ножками. Я объясняю особенности русской кухни.
— Пирожки. Не обходится ни один праздник в России. Годится для перекуса, как гамбургеры. Очень калорийные, как и лепёшки, так что девушкам злоупотреблять нельзя. Зато военным мужчинам в самый раз.
— Вообще-то их не перчат, — немного теряюсь от действий ЧжуВона. Но поедает с аппетитом, хвалит. Надеюсь, лепёшки с мёдом перчить не будет?
Лепёшки с мёдом ЧжуВон оценил. Ест с таким наслаждением, что я прямо млею. Мы все глядим на него с огромным удовольствием.
— Очень необычный вкус, — отзыв сугубо положительный, — ни в одном ресторане такого пикантного блюда не пробовал.
Надо как-нибудь летом шашлыком его угостить, — думаю я. Мужчину надо опутывать со всех сторон, не одними только красивыми ножками. Такие и у ЮЧжин есть и что? Где она и где я. Останавливаюсь в своих размышлениях. Как-то так незаметно вышло, что я стала думать о нём намного больше, чем раньше. И сейчас в его присутствии какое-то тепло в животе и груди нарастает. Давно поняла, что броневой шкурки против него нет. И сейчас чем занимаюсь? Тем же самым, лишаю его всякой защиты против меня. Мы должны быть в равном положении!