Сидим, болтаем обо всём. Как же хорошо дома!
— Ты там французика никакого не присмотрела? — ЧжуВон решает немного построить из себя Отелло.
— Во Франции по времени было не продохнуть, — легкомысленно завожу глаза вверх, — думала, в Канаде на волю вырвусь, там много красивых мужчин. Но сам знаешь, не получилось.
Слегка кривлюсь. Намекаю, что всё, никаких канадцев, кто угодно, только не они.
— Парни страшно возбудились, когда услышали про твою историю в Канаде, — принимается рассказывать ЧжуВон, — Вот командование и решило сдвинуть начало плановых учений. Почти на месяц. Ребятам надо было пар выпустить.
Это тоже приятно слышать. Не за всякую девушку пылают желанием вступиться пара боевых дивизий.
— Мне тоже очень жалко было, что меня рядом не оказалось. Тому кэсэкки, что посмел тебя тронуть, точно руку бы оторвал.
— Кровожадные вы какие! — упрекаю я, — За мои мелкие обиды, те двое огребли колоссальные неприятности. Насколько я знаю, сейчас оба за решёткой. Лично мне больше и не надо.
— А я бы их четвертовала! — заявляет СунОк и делает зверское лицо. Вслед за мной смеются все. А потом я резко порчу им настроение, зато сама веселюсь на полную катушку.
— Молчали бы вы оба, — заявляю я, — Сами хороши. Забыл, как ты избил меня в машине?
Обращаюсь к растерявшемуся ЧжуВону, на котором мгновенно скрещиваются осуждающие взгляды. Всех, включая Мульчу.
— Помнишь, ты заметила у меня на ноге огромный синяк? — спрашиваю СунОк, та заторможенно, но кивает, «да, что-то такое было», — Вот! Это его работа.
— Погоди, погоди… — ЧжуВон трясёт головой, — Это ещё перед армией? Да мы ж просто баловались!
— Это ты баловался! А у меня потом вот такой синяк был, — щедрым жестом очерчиваю на левом бедре обширную область и поясняю, — У меня кожа очень нежная и чувствительная.
Плаксиво кривлю мордочку.
— Знаешь, как больно было? Я аж прихрамывала немного, — преувеличиваю, конечно, зато так жалко себя, так жалко. И так забавно смотреть на покрасневшего от стыда пацака, не знающего, куда спрятаться от всеобщего осуждения. Ничего, сейчас тебе легче станет.
— А ты, СунОк, не смотри на него так, не смотри! — переключаюсь на сестру, — Ты вообще мне всё лицо разбила. А я тогда, между прочим, уже моделью работала.
Теперь все неприветливо смотрят на СунОк. Что самое смешное, ЧжуВон тоже. Уже она не знает, куда деваться. Четвертовать тебя, четвертовать! Пожалела сестру, придержала свирепый призыв.
— И ты, Мульча… — умная кошка не стала дожидаться обвинений, коротко мявкнула и одним рывком спряталась за диван. Мама как-то резко зашустрила.
— Ой, прибраться же надо, — хватает несколько чашек и быстро направляется на кухню. Задумчиво гляжу вслед. Чего это она? Я ничего за ней не припоминаю, но чего это она? Пока раздумываю, СунОк тоже подхватывается ей помогать, столик быстро пустеет.
ЧжуВон мрачно глядит исподлобья.
— Что? — возмущаюсь я, — Сам же требовал, сказать, когда такое было! Помнишь?
Крыть ему нечем, но всё равно недовольничает. Я начинаю ржать, у всех такие лица были! Как же хорошо дома!
Всё хорошее когда-нибудь кончается. Пока не кончилось, потому что иду провожать своего сержанта. И ожидаемо попадаю в тотальный зажим. Мужские губы начинают ползать по моему лицу. Какой же он стал здоровый! Отворачиваюсь, упираюсь руками изо всех сил, будто толкаю каменную стену. Не то, чтобы неприятно, но дышать нечем и рёбра сейчас трещать начнут! Нахожу выход, изворачиваюсь и кусаю его куда-то в район шеи.
ЧжуВон негромко охает, я шиплю, тратя последний воздух:
— От-пус-с-ти, прид-дурок, задушишь, — зажим ослабевает, перевожу дыхание, — совсем очумел?! Чуть рёбра мне не сломал.
Упоминание о рёбрах, — хорошо известная ЧжуВону тема, — окончательно прочищает ему мозги. Отпускает меня окончательно. Трогает место укуса.
— Извини, пожалуйста, — кается он, — очень по тебе соскучился. Сам не ожидал.
О, я прямо возбуждаюсь от таких слов! Немедленно включаюсь. Скраиваю строгую моську, носик чуть вверх, зря ты извинился, я тебе сейчас устрою Варфоломеевскую ночь и Пёрл-Харбор в одном флаконе.
— И что делают нормальные мужчины, когда встречают своих девушек после разлуки? На руках их носят. А ты душить кидаешься, обормот, — слово «обормот» сказала по-русски, само всплыло.
— Точно! — ЧжуВона осеняет, он меня слегка отодвигает, поворачивает боком, приседает, — Садись!
Он упёрся руками в стенку точно мне под задницей. Остаётся только сесть, тут же легкомысленно забываю, что собиралась его гнобить, и немедленно сажусь. ЧжуВон выпрямляется, руки, не отрываясь от стены, приподнимают меня выше без всякого напряжения. А удобно! Ему тоже хорошо, руки же не прямые, согнутые в локтях, так что бедром я притиснута к его груди. Хм-м, предприимчивый пацак, сделаю вид, что не замечаю.
Запускаю ему руку в шевелюру, крепко ухватываюсь. Всё, пацак под полным контролем. Ёрзаю, устраиваясь удобнее, ЧжуВон сглатывает. Хм-м, гоню проказливую мыслишку ещё немного подвигаться.
— Юна, хватит со мной играться! — мрачно заявляет мне ЧжуВон, — Ещё раз предлагаю тебе выйти за меня и давай без твоих любимых увиливаний.
ЧжуВон серьёзен и в какой-то степени даже трагичен. Надо соответствовать моменту, тут же строю глубокомысленную моську. ЧжуВон глядит с подозрением. Тебе мало? Делаю мордочку максимально постной. Подозрительность ЧжуВона резко возрастает.
— Возвращаемся к первому варианту? — предлагаю я, чтобы не потерять инициативу.
ЧжуВон с облегчением и заторможено кивает.
— Ты хоть понимаешь, что становишься моей собственностью? — заглядываю ему в глаза, улыбаюсь проказливо и легкомысленно, но не совсем, не совсем. ЧжуВон с сомнением пожимает плечами, возражать не решается.
Тут же формулирую и выкладываю свои требования. Гляжу при этом с по-детски невинным выражением личика: а что тут такого? Фигня ведь вопрос.
ЧжуВон аккуратно ставит меня на ноги, я поворачиваюсь к нему, он развивает диспозицию дальше. Встаёт на одно колено, целует милостиво протянутую руку и торжественно заявляет:
— Моя принцесса, клянусь быть твоей опорой и защитой до тех пор, пока могу стоять на ногах и пока мои руки способны держать оружие.
— Клятва принята, мой рыцарь, — благосклонно и величественно изрекаю я, — встань!
Он встаёт, мои руки сами собой оказываются у него на плечах, и минут на десять я выпадаю из реальности. Давно ведь знала, что близко к нему находиться опасно. Даже надоело этого бояться. Отчаянно пытаюсь удержать себя в руках, но в итоге висну на нём. Я даже ноги могу подогнуть, моего положения это не изменит нисколько. Стерв-мод мешает включить мысль, что раздевать меня прямо здесь он всё-таки не будет. Мужской опыт Юркина не помогает, тело меня сдаёт целиком и полностью.
— Что? — переспрашиваю его, гул в ушах мешает расслышать. В глазах туман и еле стою. Если бы не надёжная поддержка мужских рук, стекла бы по стенке на пол.
— Давай я у тебя останусь?
А вот и спасение, откуда не ждала. Предложение невозможного. У парня тоже, видно, мозг отключился, забыл, что мы в Корее живём. Мама никак не разрешит, она всей душой стоит на его стороне, но на такое нарушение приличий ни за что не согласится. Будь он десять раз чеболь и корейский принц.
Отговорку я привожу совсем другую. А то мало ли где меня подловит. Да и не отговорка это на самом деле.
— Конечно, останешься. Сразу и без разговоров. Как только брачный контракт подпишем.
— Брачный контракт? — его глаза близко и прекрасно могу разглядеть, как парень начинает что-то быстро высчитывать. Начинает засыпать меня вопросами. При этом замечаю, что старается не смотреть на совсем неглубокий вырез в блузке. Вроде и не видно особо ничего, но мужской мозг начинает сбоить.
— Имущественные права?
— Строго раздельные, каждый отвечает по своим обязательствам автономно.
Не очень долгий и несколько скучный, — и слава небесам, — разговор заканчивается дежурным вопросом. Но сначала с мученическим видом из-за обширности своих обязательств и скудости прав ЧжуВон заводит глаза вверх и вздыхает. Злорадно хихикаю.
— Что делаешь завтра?
— До обеда в агентстве буду, а дальше не знаю.
— Хорошо, — пацак на прощание снова впивается в мои губы. Сопротивляться нет ни сил, ни желания. Из голого принципа слабо упираюсь руками. Через минуту дверь за ним закрывается.
Возвращаюсь в гостиную несколько растрёпанная, меня слегка пошатывает.
— Чего ты так смотришь, мама? — мама улыбается, сестрицы нет, уже спать ушла, — Это вы виноваты! Он меня там всю измял!
Всё-таки, как же хорошо дома! Прыгаю маме под бочок, заглядываю снизу в лицо.
— Мам, а у тебя с папой как было?
И тут же жалею, что спросила. Вопрос на засыпку, на мамино лицо наползает печаль. Но как откажешь любимой дочке?
— Мы с ума сходили от любви. Оба, — признание заставляет нас замолчать на время.
— А у вас как? — маме тоже интересно.
— Кажется, он тоже с ума сходит. Разве человек в своём уме может отказаться от двух миллиардов долларов?
— Хороший он парень, — вздыхает мама, — чем-то твоего отца напоминает в молодости. А ты? Ты-то его любишь?
— Не знаю. Когда он близко, башню мне срывает…
— Что за выражения, дочка? — мама делает строгое лицо, я — виноватую моську.
— …и как-то привыкла к нему. Когда долго не вижу его рядом, какое-то неудобство ощущаю.
Мама смотрит на меня с сомнением. И почему-то с одобрением. Кажется, понимаю, в чём дело. Рассудочность, которая удержит от неосторожных шагов, невозможно не одобрить. И не нравится та же хладнокровность. Вот так вот.
— Ну, ты чего, мам? Думаешь, так просто всё? Я сама скоро миллиардером стану, как думаешь, за счёт чего? Ты понимаешь, кем становится твоя любимая дочка? Я превращаюсь в хищную бизнес-акулу с огромной пастью.
— Только нас не кусай, ладно? — смеётся мама, — А то уши надеру и в угол поставлю.