вные своды, вода. Они отперли преграждавшую ход решетку, а за ней вторую. Но сам перелаз из одного подземелья в другое выглядел по-иному: заделанная в стену плита, на которой висел полурассыпавшийся скелет.
— Для отводу глаз, — пояснил Дракула, со скрипом выворачивая из плиты основание кольца. Под железным кольцом, зажимавшем обломленные кости скелета, открылась потайная скважина замка. — Посветите, царевна… светите лучше… У вас есть оружие? Где же ваш искрень?
— Искрень я потеряла, — призналась она.
— Вот как? — молвил он, изумляясь. — В пользу кого, простите?
— Просто потеряла.
Упираясь ногой в стену, дворецкий растворил неподатливую дверь и церемонно пропустил вперед девушку — во мрак и неизвестность. Потом они достигли другой потайной двери, миновав которую, уперлись в бок необъятных размеров бочки. Ее поставили здесь с тем же умыслом, с каким повесили на предыдущей двери скелет. Между гладкими клепками бочки и стеной остался тесный, протиснуться боком, лаз.
Это был подвал черной кухни, и его заполняли крикливые голоса, под заросшим плесенью потолком стлался блеклый свет. Золотинка ступила в воду и, выбравшись на простор, поняла, что промочила ноги в вине. Темная жидкость хлестала из выбитых затычек, какие-то безликие тени, шаткие и шумливые, хлебали пенистую влагу, подставляя рот. В конце подвала, миновав короткую лестницу, она отобрала у глупо хихикающей женщины платок и закуталась по самые брови, чтобы не сверкать зря золотом.
Особой надобности таиться, впрочем, и не было. В кухне, представлявшей собой очень высокое и очень длинное помещение с бойницами окон по одну сторону, царила суматоха. Повара, поварята, судомойки поспешно закладывали окна скамьями, поленьями дров — чем попало. Гурьба кухонной прислуги, вооружившись вертелами и тяжелыми черпаками, суетилась вокруг извивавшегося на полу едулопа. Опасность представляли не только окна, но и все четыре огромных очага. Едулопы валились в дымоходы. Их давили прямо в золе, сокрушали столом, как тараном, и насмерть забивали грязными котелками.
Счастливо избегая недоразумений с людьми и столкновений с едулопами, Золотинка с Дракулой проследовали чередой коридоров. Миновали захламленные чуланы, склады, амбары. Они отпирали и с особым удовлетворением запирали за собой двери. Выходили из шкафов, поднимались по узким винтовым лестницам и снова куда-то спускались через откинутые в полу творила. Наконец, добрую долю часа спустя они проникли в Старые палаты — самое большое здание замка на верхнем северо-западном углу горы.
В пустынном покое, заставленном разновысокими колоннами и арками, по боковым приделам лежал нетронутый с ночи мрак. Настоявшаяся долгим безлюдьем тишина обязывала к шепоту.
— Мы у цели, — негромко сказал дворецкий.
— Кто-то идет, — прошептала в ответ Золотинка.
Отчетливо определились шаги. Сквозивший откуда-то сверху свет едва достигал пола. Напряженный взгляд выхватывал колонну с фигурами святых на капители, то приземистые, то взлетающие дуги сводов, и своды над сводами — колонны второго яруса, зависшую в пустоте балюстраду, обозначенное туманным столбом света окно…
Только что запертая дворецким дверь содрогнулась, и отскочил запор. Порывай распахнул расщепленную дверь и вошел, не теряя мерности шага. Медное тело его со сплющенной головой едва ли не сверху донизу залито было буро-зеленой жижей. Медный истукан остановился, чтобы достать письмо, сложенный вчетверо лист, и протянул его по назначению.
— Ага! — молвила Золотинка, разворачивая письмо Рукосила. — Спасибо.
Порывай молчал — болван болваном. Дракула ушел в тень и не выдавал себя.
Несколько заваливающихся строчек были исполнены невозможным прыгающим почерком. Почерк глубоко больного или рехнувшегося человека: ломаные буквы не держали равнения, то сливались в лихорадочной давке, то разнузданно разбегались. Само же послание не содержало в себе ничего важного или хотя бы внятного. Лжевидохин бессвязно и грубо бранился. Не было ни обращения, ни подписи.
Медный болван надежно хранил в груди (вряд ли он пользовался для этой цели исковерканной головой!) тайну своих скитаний между повредившимся в уме хозяином и потерявшейся в недрах замка Золотинкой. Как он ее нашел? Почему Лжевидохин не использовал болвана ни в каком ином деле, кроме как в бесцельном хождении взад-вперед?
— Ладно, — пробормотала она, мало что соображая. — Идем со мной. Там получишь ответ.
Выплыл из-за колонны Дракула. Он шевелил губами, без слов, одной мимикой, умоляя спутницу не тащить истукана за собой.
— Да-да! — кивнула Золотинка, не вдаваясь в бессловесные кривляния. — Да, Дракула, вы тоже мне нужны. Идемте.
— Охотно, — сказал тот, оставив трусливые ужимки, как только обнаружил их бесполезность. Однако через три шага он споткнулся и с грохотом вывалил на пол ключи.
Когда Золотинка нагнулась собирать, Дракула прошептал ей на ухо:
— Куда идти?
— Все туда же, — прошептала она в ответ. — И как можно скорее!
Втроем они поднялись на верхний ярус Старых палат в личные покои Рукосила. И хотя Лжевидохин не был уже в полном смысле Рукосилом и трудно было бы ожидать, чтобы дряхлый старик для какой-то неявной цели вернулся в дорогие его памяти места, где остались без применения притирания, щеточки, ножнички, щипчики и множество других мелочей, которые придают изящество и помыслам, и чувствам, — хотя трудно было ожидать от Лжевидохина в его положении неодолимой потребности провести ночь в мягкой постели своего предшественника Рукосила, и Золотинка, и Дракула невольно замедлили шаг.
Здесь было пусто, холодно, сиротливо. Огромную кровать Золотинка помнила. Подвязанный балдахин мутно-розового атласа открывал нетронутые золотистые покрывала. На тяжеловесном столе письменные принадлежности мешались с дорогими безделушками и валялся длинный плетеный кнут.
Золотинка выдвинула ящик, где видела у Рукосила ключ от библиотеки, и принялась шарить среди груды каких-то писем. Ключа, естественно, не было. Она еще раз огляделась. На противоположном конце покоя мокрый плиточный пол блестел битым стеклом — низенькое двойное оконце глядело во двор, откуда сквозило ветром. Доносилось разноголосое тявканье едулопов, словно бы там, во дворе, хозяйничали собравшиеся в неисчислимом множестве бездомные собаки.
Осторожный взгляд во двор убедил Золотинку, что пробитое на достаточной высоте решетчатое оконце не доступно ни людям, ни едулопам. Разве только занесет сквозняком какую мелочь.
— Здесь, — сказала она, возвращаясь к северной стене покоя, — здесь лежит то, что мне нужно. Чтобы написать ответ, который ждет Рукосил, нужна бумага, Порывай. Она хранится в этой стене, в камнях. Разломай мне стену.
Книги, как хорошо помнила Золотинка, были замурованы внутри стены. Это место четко ограничивалось шпалерными коврами справа и слева. Конечно же, никто и предположить не мог — Рукосил в последнюю очередь! — что за разборку каменной преграды возьмется не знающий устали болван.
— У тебя за спиной возьми, что надо, — подсказала Золотинка. — Все, чтобы крошить камень. Разделай сначала швы.
За кроватью угнездилась мраморная кадка, плотно заставленная оружием: мечи всех видов и размеров, прямые и кривые, обоюдоострые и палаши, копья, украшенные султанами и без, секиры на великанову руку, целый подлесок дротиков и стрел. Весь этот железный букет медный болван поднял вместе с кадкой и ухнул подле стены с книгами. Под обрывистый грохот гулом раскатившихся ударов Золотинка вернулась к оконцу, где в немом столбняке взирал на площадь Дракула.
Верхний двор кишел голой нечистью, едулопы скакали, как шкварки на сковородке, тявкали, шипели и остервенело лезли на приступ дверей и окон, которые защищали люди. Едулопы оттаскивали мертвых сородичей и бросали под ноги, как падаль, — новая волна нечисти устремлялась под топоры и мечи.
А забрызганные тиной мертвяки дергались, из чудовищного месива выворачивались и выползали уцелевшие члены. Дохлые едулопы распадались на части, чтобы попытать доли в иных сочетаниях. Вторичные твари довольствовались тем, что осталось от собратьев: парой крепких ног, волосатым задом, еще одной ногой на месте шеи, разбросанными без порядка ушами, глазами — всем, что вывалилось из разбитой башки.
Немногие едулопы — с головой! — орудовали секирой или дрекольем, прикрывались щитами или напялили помятый шлем. Вооружившиеся уроды при своей дикой силе представляли уже двойную и тройную опасность. Удачным ударом меча однорукий едулоп разрубал дубовую дверь наискось до половины.
И Золотинка поняла вдруг, что они жрут.
Мертвечину. Раздирают лапами трупы. Вгрызаются мордами, лезут в кишки падших лошадей. Жующие пасти их лоснились жиром.
Подмывающая дурнота заставила Золотинку зажать рот. Дракула шевельнул побелевшими губами. Опасаясь приступа рвоты, она отвела взгляд на небо: сыпался поределый мусор. Тучи как будто бы поднялись и посветлели. Запоздалые едулопы кружились, опускаясь на горы, на вспаханные градом склоны… Посев этот был обилен.
Закоченев чувствами, Золотинка едва воспринимала ужасающий грохот рушившихся за спиной камней, и даже падение всей стены не произвело на нее впечатления. И только тишина за спиной заставила оглянуться. Порывай стоял, опустив руки. На полу высились неровные стопы книг, в груде битого камня валялись ломаные мечи и секиры. Завеса пыли заволокла покой, седина покрывала книги и стол, медные плечи и скошенную голову болвана.
Золотинка черкнула коротенькую бессмысленную записку: «Пока терплю. Юлий» и отправила ее с истуканом Рукосилу. Нисколько не озабоченный тем, какое применение будет найдено плодам его титанического труда, Порывай удалился.
— Проверьте двери и заприте получше, — сказала Золотинка Дракуле, кидаясь к книгам.
Она сдула налет известковой пыли с переплета книги и провела ладонью по глубоким бороздам узора, на ощупь постигая существо сокровенной мудрости. Нечто вроде суеверного страха удерживало ее, однако, от намерения заглянуть под покров. Она отложила том и другой, пока не нашла поменьше и поскромнее с виду.