– Если твой друг окажется на линии огня, я буду целиться в шлем, – пообещал Шелли де Штарху.
Ветеран почесал наконечником кадуцея подбородок.
– Я никогда не сомневался в том, что Шелли – самый великодушный прайд в Сопряжении, – сказал он.
На внутреннюю поверхность шлема вывели тактические данные.
Наконец-то!
Два десятка закованных в скафандры игроков молча озирались, привыкая к «новому зрению». Пейзаж исчез, скрытый под координатной сеткой. Грибовидные здания превратились в безликие цилиндры, проспект – в плоскость, ограниченную двумя прямыми. Лишние детали растворились, словно кто-то прошелся по строениям, дорогам и обочинам невидимым ластиком. Одновременно с деталями пропали оттенки. Вся бесполезная информация канула. Теперь – ничего лишнего, только ячейки координатной сети и полупрозрачная рамка электронного прицела.
Они собрались на центральной площади Горгоны вокруг креста, начерченного на старом бетоне красной краской. Они были готовы внимать воле богов Сопряжения.
Шелли попытался поднять ствол винтовки, но понял, что не может шелохнуться. Его скафандр заблокировали дистанционно: замкнули суставы, превратили в нелепую, блистающую латунью статую.
– Джакобо Пуанкаре, – раздался в жестких наушниках хорошо знакомый голос председателя Пермидиона. – Первый: триста – двести, вперед!
– Первый – вперед! – повторил арбитр Партии (он наблюдал за действом из Дарующего Пламя). В тот же миг Шелли понял, что ему вернули свободу. Значит, Первый – это он. Какая честь для сына трайтонского прайда!
Итак, Первому приказали переместиться в сектор с заданными координатами. Партия началась!
«А Пуанкаре, оказывается, не блещет фантазией. «Триста и двести» – чересчур бесхитростно для председателя».
Шелли определился с направлением и пошел вниз по проспекту. Боковым зрением он увидел, что круг людей-фишек покинул следующий игрок. После секундной заминки благородный двинулся перпендикулярно маршруту Шелли.
Так они и будут курсировать по мертвому городу, подчиняясь командам, надиктованным трайтонскими божками вслепую, наугад. Свой ход озвучил Пуанкаре, за ним придет очередь Юлиуса Шелли, затем – Огра Мейды и так далее, и так далее. Боги бездумно называют цифры, а их лишенные воли подопечные передвигаются по городу и стреляют друг в друга, если им доведется пересечься.
Все решает случай.
Или Золотая Удача, как кому больше нравится.
Боги не видят, чем чревата их невинная математика. Богов и смертных разделяет пространство и время. Почтенные иерархи занимаются повседневными делами: кто-то размышляет о судьбе Сопряжения, кто-то читает книгу, кто-то плещется в бассейне. Следить за происходящим в Горгоне одновременно с участниками Партии могут лишь обитатели окрестностей Сэтана. Для остального Сопряжения эта битва развернется несколько часов спустя – после того, как радиоволны преодолеют пропасть расстояния между Титаном и центром мира людей.
Загрохотали выстрелы. Заметалось эхо под наполненным азотом куполом.
Что ж, – первая кровь. Кто-то на кого-то набрел…
Где же это пересечение? Где «триста – двести»?
Щелк!
Суставы верхнего плечевого пояса заблокировались. Шелли словно наткнулся на невидимую преграду. Заметался внутри панциря, пытаясь сохранить равновесие.
Щелк!
И нижняя часть экзоскелета сама выбрала устойчивое положение, а затем отключилась.
Он достиг заказанных Пуанкаре координат. Поле «триста – двести» – у него под ногами.
Шелли стоял посреди пустой улицы. Желтая грязь пузырилась у его щиколоток. В пяти-шести шагах впереди возвышалась округлая стена. Со стены скалились темные пасти дыр с обугленными краями.
Ему стало жутко.
…он услышал за спиной шаги…
Незнающие усталости метановые тучи текли по ту сторону купола, гася свет и снова расступаясь перед лучами Солнца. Улицы Горгоны погружались в сумрак, практически – во тьму, затем выплывали наружу, наливаясь скупой желтизной в лишенном оттенков мире. На разбитых обочинах чернела земля. Старая земля, привезенная строителями города. Из черноты выглядывали металлические обломки, медные жилы разорванных кабелей, что-то бесформенное, завернутое в фольгу, покореженные куски скафандров.
Город – свалка. Город – руина. Город – арена.
Шаги совсем рядом.
Он затаил дыхание.
Справа показался цельнометаллический молот. Вслед за молотом в поле зрения проникло мощное плечо, украшенное хромированным эполетом.
Бесфамильный Константин обогнул Шелли, прыгнул на стену и, зацепившись за край самого широкого отверстия, втянул себя внутрь здания.
Шелли перевел дух.
– Джакобо Пуанкаре. Первый: сто девятнадцать – двести пятьдесят.
– Первый – вперед!
И он не смог заставить себя пошевелиться. Стоял, покачивался. Тупо смотрел на задрапированный густой тенью поворот улицы.
– Первый! Вперед! – раздельно произнес арбитр.
Куда – вперед?
Грудью на позолоченные наконечники кадуцеев? Лбом на зазубренные клевцы и булавы? На плюющиеся огнем и свинцом винтовки?
Уж лучше никуда не ходить. Присесть на обочину – на торчащую из грязи грудную пластину скафандра. За спиной верный (кажется – верный) Константин с молотом, перед глазами – дорога, никто не подберется к нему незамеченным.
– Первый! Неподчинение?
В голосе арбитра – угроза. Привыкли пользоваться кратковременной властью над трайтонскими благородными – над будущими богами!
Шелли вспомнил, что скафандры «партийцев» не только блокируются дистанционно. Одно прикосновение к сенсорной панели на пульте в арбитражной, – и воздух устремится наружу через предательские клапаны теплообмена. А азотом с метановой примесью не надышишься. Это тебе даже не благородная смерть внутри капсулы, запущенной в Большое Темное Пятно Нептунии. Это – лопнувшие глаза и выгоревшие легкие.
Молодой Шелли покорился. Поплелся мимо разрушенных коммуникаций, мимо обочин, усеянных частями скафандров, и грибовидных зданий, превращенных в руины.
Выстрела он не услышал…
Справа сверкнула вспышка, и покосившаяся секция воздушного трубопровода со скрежетом опустилась на землю.
– Контакт! – объявил арбитр. – Первый – четыре «возможности действий»!
Значит тот, кто бил в него из излучателя, «ходы» истратил. Невидимый противник стоит сейчас истуканом, а Шелли имеет полное право развернуться и прикончить его.
Любопытно, кто в него стрелял? Сколько было тех, кто вошел в Партию с кадуцеями? Не много… Анжело Баттиста?
Повернуться и прикончить. Повернуться – первая «возможность действия», приготовить оружие к стрельбе – вторая, третья – прицелиться, четвертая – спустить курок. Должно хватить…
А если промахнется?.. Ход перейдет к противнику. Пожелает ли кадуцей дать маху еще раз?
Если же свернуть с дороги на тропку, которая уводит за ближайшее строение… Получится ли уйти с линии огня тогда?
Шелли проложил маршрут, посчитал засветившиеся на щитке шлема точки. Арбитр не торопил его. «Игрок действует обдуманно», – этими словами начинается устав Партии.
Прыжок на первую светящуюся точку, потом – на следующую… к закопченной стене уже можно прикоснуться рукой, облаченной в громоздкую перчатку. Третий прыжок…
В просвете между зданиями – чей-то силуэт. Еще один истукан в скафандре! И у этого в руках блистает золотой кадуцей! «Алексис Козо III» – подсказывает определитель цели. Молодой воин угодил на пресловутое «битое поле», теперь его жизнь – в дрожащих руках Шелли.
– Контакт! – объявляет арбитр в очередной раз. – Ход за Первым. Первый – четыре «возможности действий».
«Рогатый» оказался между двух огней. Впереди – кадуцей, позади – еще один кадуцей… Если Шелли смалодушничает, – а он, без сомнения, смалодушничает, – его лишит жизни боец-мститель из обезглавленного прайда Козо. Добро победит, и миллионы созерцателей на лунах Сэтана, Урании, Нептунии, на Плутонии и на Хавроне поднимут кубки во имя торжества справедливости.
«Девять из десяти пуль полетят на стук твоего сердца»…
Шелли вскидывает винтовку. «Если метишь противнику в голову – в шлем – только потратишь впустую «возможность действия», – раздается в голове умиротворяющий бас де Штарха. – Об этом следует знать, если собираешься кого-нибудь убить. Или наоборот – оставить живым».
«Пусть этот Козо поживет еще, и после Партии мы станем пить холодную воду из одной фляги».
У меня нет к тебе ненависти…
Шелли захватывает неприятельский шлем рамкой прицела. На «Сфинксе» он усердно тренировался, поэтому на наведение уходит всего одна «возможность».
«Стреляю и отпрыгиваю за стену. Сливаюсь с ней. Чтобы достать меня, Козо понадобятся «возможности действия», а у вооруженных кадуцеями их не так много. Если он в здравом уме, то не сунется за «рогатым». И тогда, быть может, воля богов уведет его в другой район Горгоны».
Он жмет на спусковой крючок, винтовка вздрагивает, безликий шлем Лекса Козо раскалывается пополам.
«Партия!» – поет хор. В наушниках – бравурная фонограмма, но «рогатый» ее не слышит.
Шелли, как и собирался, отпрыгивает к зданию… До него доходит, что произошло…
…Ранец жизнеобеспечения с лязгом врезался в стену. Шелли ударился затылком о заднюю часть шлема и зашипел от боли. Внутрь скафандра словно налили быстротвердеющий цемент. Лишенный возможности отвернуться, Шелли молча наблюдал, как подергивает ступнями труп Козо. Из дула винтовки, лишившей жизни воина, струился сизый дымок.
Насмешница-судьба! Он сделал все, чтобы промахнуться, но глупая пуля сама отыскала цель.
– Де Штарх, ты не прав! Прицел настроен лучше некуда!
Вновь загромыхали выстрелы. Неподалеку завязался короткий, яростный бой. Сквозь броню скафандра Шелли почувствовал, как вздрогнула стена. На шлем посыпалась бетонная крошка. Броуновское движение игроков привело к новому кровопролитию.
Загремело и заскрежетало. И тоже рядом: шум донесся с той улицы, где на Шелли едва не обрушился трубопровод. Дергаясь и извиваясь внутри неподвижного скафандра, Шелли смог развернуться и увидеть, наконец, что происходит за его нехитрым укрытием.