Обезглавленное тело заметалось по полу: Михаэль и после смерти не мог угомониться. Мертвец в немом исступлении бил руками и ногами по мраморному покрытию. Казалось, еще немного, и он сможет подняться. Михаэль тянулся к Шелли и Климентине то скрюченными пальцами левой руки, то кровоточащей культей правой, словно был одержим злым духом. Безымянный желал во что бы то ни стало завершить начатое дело…
Шелли поднял кадуцей. Он не испытывал ни ярости, ни отвращения, ни жалости. Он просто избавился от раздражающего объекта – рассек тело Михаэля лазером. Сначала вдоль, а затем поперек. Превратил главаря безымянных в дымящуюся кучу зловонного мяса.
Потом проделал то же самое с телами остальных головорезов. Ему было безразлично: мертвы ли они… ранены ли и нуждаются в сострадании… в гуманизме и человеколюбии, в принципиальности того молодого человека из уважаемого прайда, каким он был совсем недавно.
Совсем недавно… Никогда уже не станет таким, как прежде. Он. Никогда…
Нетвердой походкой Шелли приблизился к Климентине, – та продолжала стоять на коленях. Опустился рядом, положил теплый кадуцей на пол. Климентина с готовностью обвила его шею руками, уткнулась лицом в грудь. Тонко и жалобно заплакала, изо всех сил пытаясь что-то сказать сквозь слезы.
Ему следовало утешить ее, поддержать ласковыми словами, крепкими объятьями… Он держал в руках слабого, беззащитного, убитого горем человека, и не мог сказать ничего. Он понимал, что не существует слов, которые могли бы облегчить их скорбь.
Одну великую скорбь на двоих.
Он разомкнул непослушные губы… И понял, что вместо утешительных речей издает глухие рыдания. На миг смешался, сдерживая плач внутри стиснутого спазмом горла, а затем махнул на все рукой, прижался щекой к спутанным волосам Климентины и дал волю чувствам.
Они стояли на коленях друг напротив друга посреди пустого зала-площади. Вокруг них было тихо, пусто и смердело смертью.
– Я…я больше не… не слышу их… – наконец, смогла выговорить Климентина. – Ай-Оу… Брут… Ай-О-о-о-у…
– Все… все закончилось, – пробормотал в ответ Шелли и прибавил по-мальчишески: – Мы им всем показали… мы им показали!..
– Мы не успели! Мы не спасли! Мы погибаем!
– Не спасли – да, – согласился Шелли, зарываясь носом в ее пахнущие дымом волосы. – Но безымянные не посмеют вторгаться в Сопряжение! Мы приведем за Солнце боевой флот благородных! Мы превратим в радиоактивную пыль их проклятые астероиды!
– Во мне что-то умерло… – прошептала Климентина. – Я – больше не я, я – пустая обертка, и нет смысла продолжать жить!
– Не говори так! У тебя есть я, – ответил Шелли.
– Есть? – переспросила Климентина.
– Есть. А у меня есть ты.
– Есть?
– Есть-есть… Нам бы выбраться из этого страшного места… И я ни за что не отпущу тебя. Никогда!
– Зачем все? Столько смерти кругом! Мне страшно, Шелли! Самовлюбленный негодяй Шелли! – Она еще крепче обхватила его плечи. – Почему так больно?
– Ну-ну… Мы выберемся. Нужно только суметь встать на ноги…
Тяжелый люк, преграждающий вход на посадочную платформу, нехотя отъехал в сторону. В лица Шелли и Климентины дохнуло запахом горячего металла и химических смол, – при помощи последних город затягивал пробоины в куполе.
Они предстали перед тем, что осталось от «Кракена».
Шелли присвистнул: выдвижную створку над платформой вдавило внутрь (скорее всего, в нее врезался крупный метеорит). Бронированная плита, словно пресс, стиснула корму корабля, заставила платформу просесть. Теперь увенчанный системой отражающих экранов нос «Кракена» задирался вверх, а корма была погребена среди тонн искореженного металла.
– Пойдем, все же посмотрим, – Шелли взял опешившую Климентину за руку и повел к кораблю безымянных. – Может, что-нибудь удастся придумать.
Вдоль корпуса «Кракена» темнели открытые люки. Очевидно, на корабле ждали Михаэля и его подельников, потом… потом закрываться уже не было смысла. Шелли решительно двинулся к ближайшей аппарели.
Ни капли страха.
Удивительно, но он не испытывал ни капли страха. Маячила мысль, что впереди ждет неприятная работа, которую предстоит выполнить, если он собирается продлить жизнь себе и Климентине. О спасении они могли только мечтать. Он понял, что с ним случилось то же несчастье, что и с его подругой. Он утратил ключевой компонент личности. Он похоронил себя в руинах Голгофы.
Что ж – жаль! Но пусть им станет от этого хуже…
– Оружие на палубу! Лицом к переборке!
Они ворвались в рубку управления. Впереди – Шелли с кадуцеем, за ним – Климентина с увесистым обрезком трубы наперевес.
Безымянный астроник кинулся навстречу. В его руках булькал тяжелый ядомет. Казалось, что подельник Михаэля собирается драться до последнего вздоха; но перекошенное лицо осветила бледно-зеленая вспышка, и ярость в черных зрачках уступила место страху.
– Ри-ри-ри! – Астроник уронил ядомет и упал на колени. – Ри-ри-ри!!! – В его волосах шипели капельки расплавленного металла: в подволоке рубки появилось прожженное лазером отверстие.
– Ри-ри-ри?! – воскликнула Климентина и врезала своим нехитрым оружием астронику по лицу. – Ри-ри-ри?!!
Безымянный обхватил голову руками. Климентина ударила его снова, а затем – еще и еще… Астроник сжался в позе эмбриона, не прекращая вздрагивать и хакать.
Шелли подбежал к пульту управления и оторопел. Несколько секунд он разглядывал знакомые символы, из которых складывались совершенно непонятные слова, а затем позвал на помощь Климентину. Бесфамильная нехотя прекратила расправу. Взглянула из-за плеча Шелли на приборы и расхохоталась:
– Все, милый Шелли! Прилетели!
Ей уже приходилось сталкиваться с этой беспомощностью. Во время головокружительного падения в атмосферу Нептунии.
Шелли с опаской поглядел на подругу, – та села на подлокотник кресла, сокрушенно покачала головой. Силы ее были на исходе: последние ушли на избиение паршивого астроника.
– Системы управления безымянных не должны кардинально отличаться от наших… – Он прикоснулся к основной сенсорной панели. – Нужно только определиться, что мы хотим от «Кракена»… Ведь он – увы! – не взлетит.
– Не взлетит, – вздохнула Климентина. – Можешь не терзать сенсоры.
Тогда Шелли метнулся к стонущему астронику.
– Эй, ты! Что нам нужно делать?
Безымянный поднял голову и улыбнулся, демонстрируя поломанные, испачканные кровью зубы:
– Моль-йить-сья, ри-ри-ри!
Кадуцей уткнулся безымянному в висок, влажные пальцы легли на активатор. Безымянный с готовностью зажмурился.
– Ри-ри-ри, конопатые, допотьебились…
Это было уже слишком! Избитый астроник стоял на коленях, ожидая смерти. Климентина сидела на подлокотнике кресла и раскачивалась, точно в приступе кататонии. Казалось, что отчаяние людей обрело физическое воплощение: воздух в рубке загустел, освещение померкло, тени удлинились.
Шелли заскрежетал зубами. Отпихнул астроника и схватил за плечи Климентину.
– Ен-Ти! Послушай меня! Нужно послать «пакет» в Сопряжение. Лазером или радиосигналом – чем угодно!
Климентина приподняла голову. Из-под спутанных волос, падающих на лицо, сверкнули глаза.
– Мы обязаны рассказать обо всем, что произошло на Ганомайде! – Шелли заметался по рубке. – Я выйду наружу, разблокирую заслонку посадочной платформы. Тогда купол перестанет экранировать, и ты сможешь передать сигнал.
– Но как?.. Как ты уберешь заслонку? – уныло развела руками Климентина. – Разве что лазером… Только не говори, что намерен резать плиту вот этим! – Она указала на кадуцей. – И суток не хватит!
– Кгм… благородные!
Шелли и Климентина мгновенно обернулись: в проеме люка переминался с ноги на ногу толстый тиран Майя!
– На пол быстро! – заорал Шелли и уже привычным движением навел на тирана кадуцей. Ему показалось, что в эту тучную фигуру промахнуться невозможно.
– Ладно-ладно, – плутонианин поднял руки и неуклюже опустился на колени. – Я только хотел сказать…
– Молчать, мутант! На корабле есть еще кто-нибудь?
– Нет-нет, благородные, все ушли. Они погибли, да?
– Да, – ответила за Шелли Климентина. В руках она опять вертела обрезок трубы. – А где твои «ри-ри-ри», худышка? – Тон ее не предвещал ничего хорошего.
– Лазер! – заверещал тиран Майя. – Среди отражающих экранов спрятана лазерная установка! Ее мощности хватит, чтобы убрать заслонку! – Не поднимаясь с колен, тиран попятился от Климентины. – Выдвинем через отверстие антенну и отправим сигнал бедствия: быть может, нас услышит какой-нибудь корабль. Это наша единственная надежда! – Плутонианин сложил перед подбородком ладони. – Я немного владею арго безымянных. Разрешите мне встать за пульт «Кракена», в обмен… – он шумно сглотнул, – в обмен на мою жизнь.
Шелли усмехнулся.
– Кто убил Алексиса Козо, толстяк?
– Я, я, я убил! – Тиран Майя постучал по груди ладонью. – Какое это имеет теперь значение, благородный? Еуропы больше нет! Она взорвалась! Ганомайд тоже взорвется! Или сам Юпитерекс! Мне кажется, Юпитерекс трансформируется в звезду!
– О чем ты говоришь, толстяк? – Шелли поморщился. – Шагай к пульту, пока мы не передумали!
Плутонианин резво вскочил на ноги.
– В моем музее был барельеф «Люди наблюдают рождение Юпитера», – сказал он, стуча зубами. – Уж не нас ли изобразили древние?
– Ри-ри-ри-ри… – сокрушенно пробормотал безымянный астроник.
Тиран Майя навис над пультом. Завозился, непрерывно бормоча и охая.
– Айвен!.. – Климентина схватила молодого человека за локоть.
– Пусть попробует, – Шелли освободил руку, – я всегда успею отправить его на свидание с Девой Смерти! – и бросил замешкавшемуся плутонианину: – Ну же! Мы можем ждать, но Ганомайд ждать не станет!
Обзорный экран не работал. О том, что лазерная установка включилась, они узнали по тому, как в рубке мигнуло освещение. Через секунду-другую транспорт безымянных ощутимо встряхнуло: посадочная платформа лишилась атмосферы.