Вдоль кирпичной стены двигалась фигура. Она приблизилась, и стало видно, что к нему идет мужчина, а потом Фостер узнал Робба. Еще находясь на отдалении, Робб крикнул:
– Ты опоздал, ничего уже не изменить!
Фостеру подумалось, что на самом деле его зовут, конечно, не Робб. И все члены группы поддержки были подставными, и место, где они встречались, не было местом встреч группы поддержки: здесь происходило нечто иное.
– Только я и был настоящим, да? – крикнул Фостер. – Почему выбрали меня?
Робб, уже не наставник в группе, которой никогда и не было, остановился на безопасном расстоянии. Он ответил снисходительно, улыбаясь одновременно самодовольно и виновато:
– Просто ты единственный, кто отозвался и пришел. Мы поставили ловушку, и ты в нее попал.
Все они были лишь наемными актерами; он попал в аферу, как в старом кинофильме. В долгоиграющую аферу, рассчитанную на годы обмана. Друг перед другом они репетировали истории, в которых теряли детей. В первый же вечер, когда Фостер прочитал объявление, спустился по ступеням и открыл дверь, они встрепенулись и обрадовались, – должно быть, им надоели выдуманные рассказы о выдуманной смерти. Лжец, вравший в тот момент про погибшего ребенка, начал плакать, и Фостер купился.
Теперь же он спросил:
– Должны быть и другие родители, так по-чему я?
Робб, который был совсем не Робб, а голос с пленки, недовольный, что крови много и ножей мыть – невпроворот, пожал плечами:
– Ты не лучше и не хуже других. Скажем, подошел по размеру.
Фостер нащупал пистолет в кармане пиджака.
– Нужен был злой, – добавил не-Робб, – чтобы мы могли направить его ярость.
Это он про похороны, про сцену с толпой. Все подстроили так, чтобы Фостер завелся. Оказывается, не только Люсинда направляла его, но еще и эти. Вот только цели у них были другие.
– Не принимай на свой счет, – сказал не-Робб, от самодовольства которого не осталось и следа. Он почесал затылок, опустив голову. – Перед нами стояла задача: найти человека безжалостного, чтобы его ярость не иссякала долгие годы. – Он обернулся, остановив взгляд на чем-то, и добавил: – Лучше всего работу выполняет человек, который и не знает, что выполняет работу.
Фостер посмотрел туда же, но увидел лишь окно, а в окне колыхались шторы. Не-Робб шагнул к стене здания, словно пытаясь слиться с кирпичной кладкой.
– Я – обычный посланник. – Он снова посмотрел на шторы. – Передай своему боссу…
– Какому еще боссу? – удивился Фостер.
– Передай Митци Айвз, – пояснил не-Робб, – что во вторник она должна отдать то, о чем мы говорили.
На сцене появился новый персонаж. Медленно-медленно в их сторону шел патлатый незнакомец – какой-то укуренный косматый дегенерат. Не-Робб внимательно следил за тем, как Фостер смотрит на приближающуюся фигуру тощего анархиста.
– Во вторник, в четыре, – сказал не-Робб. – В это время мой босс приедет и отберет то, что она должна отдать.
– Да что она должна отдать? – недоумевал Фостер.
Уходя с дороги, не-Робб произнес:
– Она знает. Скажи, чтобы отдала, пока не поздно.
С этими словами он повернулся к Фостеру спиной и пустился наутек.
В какой-то момент показалось, что тощий пройдет мимо. Однако увешанный фенечками хиппи злобно ощерился, и стало видно, что его руки сжаты в кулаки. Размахнувшись с плеча, он засадил быстрым и мощным боковым ударом Фостеру в череп. В глазах засверкали звезды, колени подогнулись, и Фостер грузно осел на тротуар. От удара из кармана вылетел пистолет – выпал, прогрохотал по дорожке, свалился с бордюра и исчез в сточной канаве.
А незнакомец пошел своей дорогой. Хотя теперь он не казался совсем уж незнакомцем. Откуда-то в памяти всплыл резкий запах одеколона и слова:
– Жестко, чувак.
В дайнер Митци вошла с жемчужным ожерельем на шее. На дальнем диванчике сидела и ждала ее знакомая актриса. Митци скользнула за столик и спросила:
– Ты звонила насчет работы?
Блаш Джентри ответила не сразу. Не снимая здоровенных солнцезащитных очков, она рассматривала выросший живот Митци.
– Везет. Вот бы и мне ребеночка.
Митци сразу поняла, что Блаш сама организовала свое похищение – получить повод не пойти на вручение «Оскара».
Она ответила:
– Заведи ребенка со своим похитителем.
– С ним не получится, – покачала головой Джентри, – староват. Все, что с ним можно завести, так это проблемы да дурную наследственность.
Подошла официантка, совсем юная, из тех подающих надежды красоток, что слетались в то время в Калифорнию, чтобы оживить кинобизнес. Митци оценила девицу как старательную, но безнадежную. Когда приход звука погубил целое поколение звезд немого кино, им на смену набрали актеров из нью-йоркских театров. И вот театр опять должен дать новых звезд киноиндустрии.
Блаш сняла очки. Увидев настоящую звезду, официантка опешила, но нашла силы спросить:
– Что закажете?
– Ничего, дорогуша, – ответила Джентри, – разве что кофе.
Был обеденный час. Митци заказала только бокал белого вина, попросив налить побольше. Официантка уставилась на необъятный живот, однако решила не рисковать.
– У нас есть шираз.
– Тогда мне тоже, – сказала Блаш.
Когда официантка ушла, актриса выдернула салфетку из подставки на столе и принялась мять бумагу. В конце концов она пробормотала, не глядя Митци в глаза:
– Кое-кто дал мне знать, что у тебя есть кое-что и оно не твое.
Блаш передавала послание сдержанным деревянным голосом.
– В сложившихся обстоятельствах эти люди попросили меня вмешаться.
Словно иностранка, впервые читающая сценарий, она произнесла:
– Если ты не передашь упомянутое имущество к четырем часам дня вторника, упомянутые люди прибудут на твое рабочее место и силой завладеют упомянутым имуществом.
Как бы грубо послание ни прозвучало, Митци поняла суть: студию разгромят. Когда официантка принесла вино, Митци подняла руки к затылку, расстегнула застежку и сгребла двойную нить жемчуга в ладонь.
– Вот, передашь потом своему ребенку, – сказала она и положила ожерелье перед Блаш.
Блаш взяла жемчуг за застежки и защелкнула у себя на шее.
Эти совершенно незнакомые люди просто использовали его: силой вынудили устроить фальшивые похороны, превращенные в шоу уродцев, довели его там до нервного срыва. Эмбер приехала на похороны, видела все сама из заднего ряда. А потом целая банда с телефонами напала на него и инсценировала весь этот кошмар. Теперь-то он понимает: то был заговор. С самого начала, с того момента, как он получил письмо со ссылкой на фильм про няню. Настоящий заговор. Звучит, конечно, глупо, но именно так: Фостера втянули, им управляли. Чужие люди использовали его ярость, украли силу скорби, воспользовались горем. Рассказывая об этом Эмбер, Фостер ощущал, как нелепо все выглядит со стороны.
Бывшая жена поцеловала его в лоб и мягко уложила на подушку.
Чтобы найти Эмбер, пришлось звонить ее отцу. По счастью, она сама взяла трубку. Смутившись на мгновение, Эмбер объяснила, что скрывается от журналистов в отцовском доме, в доме Пола в пригороде. Замешкавшись еще на одно мгновенье, пригласила его заехать в гости. И вот он здесь. Бывшая жена провела Фостера в спальню, уложила на кровать и утешила.
– Отдохни, – прошептала она ему в ухо.
Пальцы сняли очки с его носа, сложили дужки и положили очки на подоконник. Песик Эмбер, маленький мопсик, запрыгнул на кровать рядом.
– Они все это подстроили, – попытался объяснить Фостер.
Комната расплывалась; без очков ему мало что было видно. Эмбер слушала внимательно, как слушала всегда; дала ему выпустить пар. Потянувшись к изножью кровати, взяла одеяло и укрыла Фостера. Чтобы у него не возникло желания ни вставать, ни даже шевелиться, подоткнула края одеяла ему под плечи и руки. Прежде чем задернуть шторы, посмотрела в окно. Мопсик уютно и крепко прижался к ноге. Разглядывая улицу сквозь щель между шторами, Эмбер сказала бывшему мужу:
– Тебе нужно отдохнуть. Поспи часик.
Вот это везение! Наверное, удача наконец-то решила повернуться к нему лицом. Фостеру потребовалась Эмбер – и тут же удалось с ней созвониться. Причем сразу, с первой попытки. Мало того, Эмбер сама пригласила его приехать, да еще и спать уложила. Да, земля из могилы Тревора мрачными струпьями облепила штаны, земля забилась под ногти. Но малыша Тревора никогда и не было. Робб вдруг стал персонажем драмы, да и вообще мир превратился в кинофильм, сюжет которого развивался к неведомой кульминации.
Фостер ощутил, как уставшее тело заныло, сливаясь с матрасом.
Эмбер наклонилась и поцеловала его, коснувшись лица прядью волос.
– Поспи, – прошептала она, выходя, и плотно закрыла за собой дверь.
Все, он, похоже, выбрался из ловушки. Здесь он в безопасности. Во вторник, в четыре с чем-то, Митци Айвз настигнет кара, однако Фостеру совсем не обязательно при этом присутствовать.
Как же он устал… Песик приткнулся рядом, как когда-то Люси, совсем еще крошка. Запах Эмбер, ее волос вызвал воспоминания о днях, когда они только женились. И Фостер уплыл во времена, напоенные счастьем. Малышка прижалась сбоку, и если не открывать глаза, то он сбросит все эти годы, вновь станет молодым отцом.
Если не открывать глаза, мир прекрасен.
Песик начал тихо и глухо подвывать. А затем – протяжно и громко, предвещая вой сирены. Сирена вплыла в песий вой, и откуда-то из-за окна спальни разношерстный вой соседских собак слился с воем сирены. Полицейская машина приблизилась, и собачий вой потонул в реве сирены.
Фостер открыл глаза и надел очки. Склонив головку набок, мопсик внимательно наблюдал за тем, как Фостер отдергивает шторы, раскрывает окно и выскальзывает на задний двор. Перемахнув через подоконник, Фостер спрыгнул на траву, с разбегу перемахнул через забор и галопом унесся в подворотню.
Митци построила для Фостера корабль. Отключив свет в студии, она начала сотворение мира с созидания океана. И вот корабль уже посреди Атлантики в марте – бушует шторм, ветер взбивает океанские волны. Водяные валы бьют в доски борта, ветер свистит в такелаже. Паруса наполняются и хлопают, ливень решетит по палубам, вода хлюпает в трюме.