– Не каждый чародей обладает всеми силами, – утешил ее Биннесман. – У тебя и так уже есть дар, которого нет у меня: ты можешь учиться от опустошителей. Очень странный дар… я бы даже сказал, могущественный.
Он вздохнул, поглядел на нее задумчиво.
– Знаю, – сказал, – что мы сейчас попробуем. Закрой-ка глаза и представь себе оленя в лесу – любого оленя.
Аверан повиновалась. Сначала она попыталась представить себе пятнистого олененка в папоротниках.
Но против воли ей явилось одно из воспоминаний Смотрителя – как его учили потрошить гигантского рогатого жука. Наставник-опустошитель объяснял: «Сначала оттяни головную пластину, чтобы добраться до мозга».
Аверан торопливо отогнала видение. Крепко зажмурилась, пытаясь представить хоть какого-нибудь оленя.
И перед внутреним взором ее возник взрослый, крупный самец с развесистыми, как сучья, рогами.
– Получилось? – спросил Биннесман.
– Да, – ответила Аверан.
– Хорошо. Держи в уме этот образ. Больше ни о чем не думай. Старайся рассмотреть его, представить детали. Все олени разные. Самцы и самки, молодые и старые, рыжие и желто-коричневые. Как он выглядит? Какие издает звуки? Как пахнет? Чем отличается от других оленей? Смотри на него и больше ни о чем не думай.
И десять долгих минут она занималась этим. Ей представился взрослый олень, почти старик, с уже поседевшей шкурой, с разорванным в бою правым ухом. На левом роге у него было шесть отростков, на правом – восемь.
Образ стал таким живым, что она видела, как раздуваются при дыхании его ноздри, как он наклоняет голову и вскидывает хвост, учуяв что-то. И пахло от него мускусом, пахло сильно, ибо нынче был брачный сезон.
Она рассматривала его, пока не услышала. Возникли звуки, и сначала она решила, что ей мерещится: олень учуял ее запах и зафыркал. Потом она услышала шуршание сухой травы под его ногами и тихий перестук копыт, когда он, испугавшись собственного шума, сделал два прыжка в сторону.
Но она не придумала это. Теперь она была уверена. Сухая ветка треснула дважды. В первый раз – громко, словно она слышала этот треск ушами оленя. Во второй раз – слабее, вдалеке, как бы со стороны.
У нее было чувство, будто она не просто услышала его, но создала… придала форму увиденному существу.
Девочка ждала с колотящимся сердцем, прислушиваясь к приближавшемуся стуку копыт. Глаз она по-прежнему не открывала.
– Протяни руку, – приказал Биннесман.
Она повиновалась. Вытянула руку ладонью вверх, и олень подошел ближе. Пальцы ее коснулись влажной шерсти на морде, ладонь согрело теплое дыхание.
– Теперь открой глаза, – велел Биннесман.
И Аверан разинула рот. Она ожидала, конечно, увидеть оленя, какого-то оленя, который явился на ее зов.
Но то животное, что нюхало сейчас ее руку, было точной копией того, которое она себе представляла. Даже муха сидела у него на крестце, муха, которую он согнал, передернув шкурой.
Она погладила его по морде, и олень принял это прикосновение, как будто издавна был ее питомцем.
– Я сделала его? – спросила Аверан.
– А как ты думаешь? – ответил Биннесман.
– Нет, я не могла его сделать. Но он такой…
– Ты вообразила именно его, потому что он был поблизости. Твой разум искал его и нашел, и он ответил на зов. Среди Охранителей Земли такая сила встречается часто. И раз у тебя она есть, я еще больше подозреваю, что тебе предназначено защищать каких-то животных.
– Не камни? – поддразнила Аверан. Но Биннесман еще не закончил. Он произнес сурово:
– Это не малое дело. У каждого Охранителя Земли свои обязанности, и все они равно важны. В соответствии со своим призванием каждый Охранитель имеет особые силы. Я никогда не умел вызывать животных. И знаю об этом искусстве только понаслышке. Ты же в нем весьма сильна. С оленем – это была проверка, и ты вызвала его с первого раза.
– Оленя трудно вызывать?
– Чем сложнее интеллект, чем выше разум, тем труднее вызвать его обладателя. Потерпи ты неудачу с оленем, я заставил бы тебя вызвать мышь или жука.
– Значит, оленя вызвать труднее, чем мышь, а человека – труднее, чем оленя?
– С человеком могут справиться только величайшие из вызывателей.
– А мертвых вызывать можно?
Она подумала о Бранде, Роланде и своей матери.
– Можно, – сказал Биннесман. – С живым существом ничто не сравнится. Мертвых вызывать гораздо легче. Это даже я могу.
– Правда?
– А кто, по-твоему, вызвал в Лонгмоте дух Эрдена Геборена?
Он ткнул себя в грудь.
Аверан удивилась. Вызывание казалось ей чудом.
– А может вызываемый отказаться прийти?
– Да, – сказал Биннесман. – Этот олень, например, считает, что пришел сюда по собственному желанию. Но он мог и отказаться.
Аверан погладила оленя по морде и улыбнулась ему.
Биннесман придвинулся ближе.
– Теперь, – сказал он тихо, – загляни ему в глаза. Вглядись как следует и расскажи мне, что ты видишь.
Аверан почесала оленя под подбородком. Ей и не снилось, что она сможет когда-нибудь подойти к дикому животному так близко и что оно будет вести себя при этом, как ручное. Хотя Бранд говорил когда-то, что даже грааки ведут себя с ней, как домашние котята.
Она всмотрелась в темно-коричневые глаза оленя, заглянула глубже. И учуяла запах людей – шерстяных плащей, конского пота, доспехов, кислую вонь человеческой плоти. Олень как будто тоже учуял его заново, стройные ноги его дрогнули. Он вспомнил давнюю охоту – лай собак, конных лучников, гнавшихся за ним. И слегка отпрянул от девочки.
– Страх, – сказала Аверан. – Он ужасно боится. Слишком много людей нынче в лесу, скачут на лошадях Властители Рун. Из-за этого он все время настороже.
Она отпустила оленя. Тот сделал шесть больших прыжков, остановился на опушке, высоко вскинул голову и застыл так на мгновение. Потом отошел чуть глубже в лес и начал щипать траву.
– Очень хорошо, – сказал Биннесман. – Такой силы, как у тебя, мне никогда не достичь. И вызывать зверей я не могу и в людские души не могу заглядывать. Всегда приходится разговаривать с ними.
– Но… вы так смотрели на меня, когда мы встретились! Я была уверена, что вы читаете все мои мысли.
– Ах, это! Чтобы прочесть мысли ребенка, такому старику, как я, уже не нужны Силы Земли, – сказал Биннесман. – А вот мой наставник имел эти силы и пользовался ими постоянно. Заглядывал в разум птиц и кроликов, чтобы узнать, кто прошел по этой тропе до него и не идет ли кто следом…
К этому времени сумерки сгустились окончательно. На землю пала ночь. Доносившийся с полей сладкий аромат сухих трав смешивался с запахами ольховой коры и опавших листьев. В холмах ворковали дикие голуби.
Биннесман и Аверан уселись на траву. На черной равнине россыпью бриллиантов горели лагерные костры, а на Манганской скале мерцали призрачные синие огоньки.
КНИГА ВТОРАЯДЕНЬ МАГОВМесяц Листопада(День третий)
ГЛАВА 39АСГАРОТ
Нашмир – только тень Единого Истинного Мира.
Ты – лишь воспоминание о Светлых.
Эрин и Селинор весь день ехали без происшествий. Из-за того что пришлось объезжать Белдинук, они едва ползли, ибо даже сильным лошадям нелегко преодолевать крутые тропы и каменистые русла рек. К ночи южная граница Белдинука осталась позади, а впереди раскинулись равнины Флидса. Но прибавить ходу им не удалось, поскольку уже стемнело, сгустились тучи и близилась гроза.
Они остановились в придорожном постоялом дворе и впервые за день как следует поели – им подали блюдо тушеных с розмарином скворцов и ржаной хлеб. В придачу они получили лук и пастернак, вареные в масле с медом.
После обеда они отправились в постель и заключили друг друга в объятия. Селинор крепко прижимал к себе Эрин, и это ее удивляло. Ей еще не приходилось спать в мужских объятьях. И хотя это было приятно, но спокойно уснуть она не могла. И все думала, сколько же ночей должны проспать вместе мужчина и женщина, чтобы привыкнуть к такому неудобству.
Селинору не давало уснуть беспокойство, и Эрин тоже.
– Уже завтра, – прошептал он.
Эрин поняла, что он имеет в виду. Завтра ближе к вечеру они уже будут в Южном Кроутене. Встретятся с его отцом и попытаются понять, как далеко зашло безумие.
– Обещай, что не будешь действовать сгоряча, – попросил Селинор. – Мой отец всегда был хорошим человеком. И в детстве очень меня любил. Если он сошел с ума, позволь мне самому с ним разобраться.
Она знала, о чем идет речь. Селинор рассказывал, что его дед сошел с ума и его держали взаперти, пока он не умер от старости. Это было, вполне возможно, родовое проклятие. И Селинор обещал отцу, что буде с тем случится подобное, он поступит с ним так же, как поступили с дедом. Да уж, Селинору не позавидуешь.
– Ладно, – уступила она. – Только будь осторожен. У некоторых людей безумие заметно по глазам. А у некоторых – нет. Твой отец опасен.
Селинор кивнул. Отец его строил заговоры против Короля Земли и обрел уже поддержку со стороны некоторых лордов. Андерс утверждал, что Габорн не пришел на помощь своему отцу и позволил ему погибнуть ради того, чтобы взойти на трон.
– Для нас он не опасен, – сказал Селинор. – Он просто… не в себе. Я с ним поговорю.
– Следи за тем, что будешь говорить, – сказала Эрин. – Твой отец умный и коварный человек.
Селинор как будто задумался на мгновение, потом усмехнулся.
– Он счел бы твои слова комплиментом. Почему ты думаешь, что он коварный?
– Я поразмыслила над твоим рассказом. Твой отец заявил тебе, будто я сестра Габорна…
– Это же простое умозаключение, – сказал Селинор. – По обычаю сестер-всадниц, твоя мать должна была выбрать отца для своего ребенка из знатного рода. Внешность твоя такова, что тебя можно счесть сестрой Габорна. И родилась ты через девять месяцев после того, как отряд старого короля Ордина проезжал через Флидс на охоту…