– Аими, ты помылась? – раздался голос матери.
– Только залезла, мама, – ответила она.
– Опять бездельничаете! – Мы услышали, как она хлопнула в ладоши – мама так делала всегда, когда пыталась нас поторопить.
– Да, мама, – признали мы с Аими одновременно.
Сестра смахнула слезу с моей щеки, улыбнулась мне и принялась максимально быстро намыливать меня, а потом подняла кувшин:
– Вставай, надо ополоснуть тебя. И не унывай. Мы должны достойно встретить жениха.
Кито пришел без Тоши, и это расстроило меня, я не оставляла надежду увидеть любимого.
Мы с Аими стояли бок о бок, опустив глаза, позади наших родителей: волосы зачесаны и собраны в традиционную прическу нашей деревни, на нас лучшие кимоно – на Аими мшисто-зеленое, подчеркивающее цвет ее глаз, а на мне синее, такого оттенка, каким бывает небо в безоблачный день.
Мы обменялись поклонами, и мой отец, такой невысокий в сравнении с гостем, приветствовал его в нашем доме.
– Это мои дочери, старшая Аими и Акико. Они обе хорошие девочки. – Грудь моего отца выпятилась при этих словах, а лицо матери заалело румянцем смущения. Она никогда не осмелилась бы произнести это в присутствии Кито, поскольку полагала главной добродетелью скромность.
– Это правда. Однако вы не отдали должное красоте своей дочери, – сказал Кито удивительно мягким голосом. Я вскинула глаза на отца Тоши и снова потупилась. Сердце ушло в пятки – при этих словах Кито смотрел на Аими. – Если бы небо подарило мне дочерей, а не сыновей, я был бы благодарен за таких девушек, как эти, – продолжил он, делая шаг. Его тень упала на меня. – Не бойся смотреть мне в глаза.
Я подняла голову – шея немедленно заболела от напряжения, ведь мне приходилось смотреть на отца Тоши снизу вверх – и взглянула ему в глаза, серые с коричневым кольцом вокруг зрачка.
Мне ужасно хотелось съежиться под его пристальным взглядом. Пытаясь согреть заледеневшие пальцы, я вцепилась в собственные предплечья под рукавами кимоно.
– Ты такая маленькая, – произнес Кито.
Я ничего не ответила. Невысокая худенькая женщина – не слишком желанная жена в сельской местности, такой как наша. Мы относились к самурайскому сословию, что было для меня спасением. Мне никогда не пришлось бы заниматься непосильным крестьянским трудом, но деторождение – сладкая и горькая обязанность каждой женщины, и те, что вышли ростом и статью, могут произвести на свет больше здоровых детей и, главное, больше мальчиков.
– Тоши сказал мне, что вы с уважением относитесь друг к другу, это так? – спросил Кито, глаза скользнули по моему лицу в поисках правды.
Я шевельнула губами, собираясь ответить, но тут заговорил мой отец:
– Акико – младшая, сегодня утром мы говорили об Аими. – Его голос звучал мягко, он хотел исправить ошибку, не смущая Кито.
– Я помню, – ответил тот, не сводя с меня глаз. – Что скажешь, девочка?
Сердце так грохотало в моих ушах, что я едва ли расслышала бы себя сейчас. Мой отец предложил в жены Тоши Аими, а не меня. Возможно, мой единственный шанс все исправить. И я нашла в себе мужество ответить.
– Я не просто глубоко уважаю вашего сына, – сказала я, и голос мой предательски дрогнул. – Я уважаю и люблю его. – Кито явно было приятно услышать эти слова. Мой голос окреп. – Я бы последовала за ним куда угодно, родила бы ему много детей и сделала все возможное, чтобы укрепить его положение.
– Акико!.. – тихо сказала мама, одергивая меня.
– Я задал вопрос и получил ответ. Мне это по душе, – Кито сделал шаг назад. – Я потомок онна-бугэйся[18] и способен оценить женскую храбрость и преданность, нынешние мужчины на свой страх и риск выбирают кроткость. Моему сыну нужна жена с духом, как у Томоэ Годзэн[19].
– Если позволите, – неожиданно заговорила Аими, и Кито посмотрел на нее, – я считаю, что больше подхожу вашему сыну. Я старше, сильнее и лучше разбираюсь в общественной жизни нашей деревни, мои советы помогут Тоши достичь более высокого положения и добиться большего уважения односельчан.
– Это очень необычно, – озадаченно пробормотал мой отец. Никто из нас не ожидал ничего подобного. – Прежде мы не выслушивали мнение дочерей…
Кито повернулся к Аими.
– Ты хочешь сказать, что Тоши окажется недостоин такого уважения, если рядом с ним не будет тебя?
Аими, явно понимая, что сказала лишнего, поспешила взять свои слова обратно:
– Нет, конечно, нет. Я и в мыслях не имела ничего подобного, простите. Только то, что я готова предложить Тоши нечто большее.
Я не видела лицо сестры, а, как то и подобало хорошей дочери, рассматривала полы собственного кимоно, но мне не нужно было смотреть на нее, чтобы понять, в чем смысл ее речи. Для этого было достаточно слушать музыку ее голоса. Ведь Аими, кицунэ, могущественное существо, была способна даже изменить в лучшую сторону чью-то судьбу, если чувствовала к этому человеку расположение. Подобных ей люди, склонные к риску, пытались заманить в ловушку и привлечь на свою сторону. Но я тоже существо эфира, способное… на этом ручеек моих мыслей иссяк. Способное на что? В том-то и беда, что я пока не знаю. Я разозлилась – на себя, на сестру, на несуразность ситуации – и испугалась. Аими пыталась переубедить Кито словами. Но как далеко она зайдет? Использует ли она свою силу кицунэ, чтобы изменить результат в свою пользу? Я повернула голову, пытаясь хоть краем глаза увидеть лицо сестры и понять, что та задумала. Но Аими продолжала смотреть на Кито.
Отец Тоши выразительно хмыкнул.
– Но ты не любишь его. – Аими уже приоткрыла рот, намереваясь ответить, когда Кито поднял руку. – Более того, он не любит тебя. – Он повернулся к моему отцу. – Простите меня за такой неожиданный поворот событий, Ока-сан[20]. Я поговорил с сыном сегодня днем. – Кито опустил подбородок на грудь и задумчиво продолжил: – Я говорю о любви, но я не сентиментальный дурак. Когда-то я был в похожем положении. Я знаю цену истинной привязанности. Я хотел бы видеть рядом с моим сыном женщину, которая смотрит на него так, как моя жена на меня. Если вы не возражаете…
Мой отец был успокоен этим проявлением почтения. Он кивнул.
– Да, я готов заключить договор.
Мужчины подкрепили свои слова, соединив предплечья, и на этом все было закончено. Отец пригласил Кито за чаем и саке обсудить некоторые детали.
Мама выпроводила нас с Аими из комнаты и, велев идти ложиться, пошла по коридору за нами следом. Меня трясло, казалось, еще шаг – и я повалюсь на пол. Мне никак не удавалось поверить, что отныне я – невеста Тоши. Просто в голове не укладывалось.
Когда мы с сестрой оказались в нашей спальне, мама строго посмотрела на нас обеих и обронила:
– Ни слова, пока он не уйдет. – Она задвинула перегородку и оставила нас с Аими наедине.
Я чувствовала, что задыхаюсь. Меня переполняли эмоции – бесконечная радость, упоение победой, злость на Аими… На фоне всего этого хаоса, отрезвляя меня, скользили не самые приятные мысли. Я могла бы проделать то же самое, если бы оказалась на ее месте. Наш отец принял решение выдать за Тоши ее, а не меня. В каком-то смысле я украла его у сестры.
Аими изящно опустилась на колени, скользнула на спальную платформу и, не снимая кимоно, легла на бок лицом к стене.
Я с некоторым трудом разделась, убрала нарядное кимоно, завернулась в предназначенное для сна и легла рядом с сестрой. Спиной к ней.
Глава 8
Музей Рёдзэн – двухэтажное здание в форме буквы «Г», увенчанное причудливо изогнутой крышей пагоды, высящееся среди аккуратно подстриженных кустов, – не производил впечатления места, где озаботились установкой суперсовременной охранной сигнализации. Это меня отчасти успокаивало, хотя сама идея совершить кражу по-прежнему отягощала мою душу. Но, убеждала я себя, внутри этого здания спрятан ключ к моей свободе – чтобы вернуть свой тамаши, мне нужно всего лишь доставить старинный короткий меч его истинному владельцу.
Я стояла на улице и смотрела на вход в музей. В моей сумочке лежала цветная распечатанная фотография вакидзаси в синих ножнах. Она была низкого качества, но это лучшее, что можно было получить из обычного скриншота[21] с видео. Сердце стучало в ушах, перекрывая звуки шагов, разговоров, гудков и уличного движения.
Даичи никогда раньше не давал мне указания что-либо украсть. И желание обворовать кого-то меня никогда в жизни не посещало. Родители постарались – воспитали достойно: сама по себе я никогда бы не позарилась на то, что мне не принадлежит. А теперь мне предстояло похитить из этого музея достояние моей страны, моего государства, моего народа…
Я глубоко вздохнула, будто собиралась нырнуть, и зашагала по ступенькам к входной двери. Вошла, направилась к кассе. Шум улицы остался снаружи, ковер, ведущий к турникетам, заглушил звук моих шагов.
– Один билет, пожалуйста, – сказала я женщине, сидевшей в застекленной будке.
Я заплатила четыреста йен, получила глянцевую картонку и вставила ее в щель турникета. Вспыхнул зеленый огонек. Я миновала металлическую решетку – на ночь тут, похоже, все запирается очень серьезно! – вошла и оказалась в коридоре, увешанном плакатами, рекламирующими экспозиции музея. Вокруг царили тишина и чистота.
Я взяла со стенда информационный буклет и развернула его на схеме экспозиций музея. Выставки имели бесполезные для меня названия: «Люди, изменившие Японию» и «Упадок династии. Сёгуны Токугава». Я нахмурилась: отлично, и где мне искать мечи?
Минуту спустя я уже задумчиво бродила по устланному коврами залу, рассматривая застекленные витрины – все сколько-нибудь ценные экспонаты находились именно там. Причем разложены они были не по категориям, а по годам. Даичи не потрудился мне сообщить, когда был выкован или применялся его вакидзаси, поэтому приходилось внимательно рассматривать содержимое каждого стеклянного ящика.