Внезапно птицы смолкли. Теперь ничто, кроме шума ветра и волн, не доносилось до моих ушей. Я уловила легкое шуршание гальки и обернулась.
Иссиня-черная лиса размером с крупную кошку медленно приближалась ко мне. В полуметре от меня она остановилась и села, расстелив хвост и опустив голову.
– Ты нашла меня. – За ничего не значащими словами я скрывала охватившее меня волнение – моя сестра-кицунэ снова рядом со мной на нашем утесе.
Она поднялась и с преувеличенным вниманием принялась обнюхивать мох. Потом обошла меня со спины и снова села с другой стороны.
– Он только что ушел, – сказала я. Аими выразительно фыркнула и посмотрела на океан. – Я скучаю по тебе, – прошептала я.
Солнце пекло Аими голову и бока, тяжело дыша, она открыла пасть и высунула розовый язык. Ее зеленые глаза нашли мои. Не отрывая взгляда, она встала и шагнула ко мне, потом ткнулась носом в мой локоть. Я подняла руку, позволяя ей прижаться ко мне, и обняла за плечи.
Все встало на свои места. И это было просто прекрасно.
– Ты говоришь о нас как о созданиях эфира. Но что такое эфир? – спросила я Аими. Мы собирали в лесу цветы, чтобы наполнить наш дом ароматом лета. – Мама считает, это место, где царит вера и собираются души хороших людей. Ты тоже так думаешь?
Аими положила в рот цветок фиалки и пожевала его, размышляя.
– Для меня это, скорее, сила. – Мы шли по яркому ковру из фиалок, их листья, стебли и цветы заглушали наши шаги. – А для тебя эфир наверняка будет чем-то иным.
Я так заинтересовалась, что застыла на месте.
– Почему ты так думаешь?
– Ты – акуна ханта, а я всего лишь кицунэ. Я наделена силой, но несовершенна, как любой человек. Мои мотивы могут быть эгоистичными или альтруистическими. А ты ханта, создание, способное творить только добро.
Я вспомнила свое детство: как я обстригла Аими волосы, пока она спала, как забралась на кухню посреди ночи и съела ложку меда, потому что проголодалась, как надела мамино лучшее кимоно, когда ее не было дома, испачкала подол и обвинила в этом сестру.
– Это неправда.
– Я помню твои проказы, маленькая сестренка! – рассмеялась Аими. – Но в облике ханта ты – посланница богов, способная одолеть самых могущественных, самых злобных демонов. Даже óни.
Я вздрогнула, представив себе краснокожего рогатого и клыкастого демона с отвратительно выглядящей шипастой дубиной. Этих жутких созданий иногда изображали на ширмах, перегородках и кимоно в качестве предостережения. Легенды гласили, что они вершат суд над нечестивыми и любой пище предпочитают человеческую плоть. Горло мне сдавил спазм, во рту скопилась горькая слюна. Легенды противоречили друг другу и здравому смыслу: разве одно зло может осудить другое зло, только побольше?
– И как мне справляться с они?
– Думаешь, у меня есть ответы на твои бесчисленные вопросы? – безмятежно поинтересовалась Аими.
– А кого еще мне спрашивать? Я такая благодаря тебе.
– Но я представить себе не могла, что ты станешь ханта. – Аими обернулась и, глядя на меня, протянула с мольбой ко мне руки. – Я думала, ты будешь удачливой девушкой, наделенной острой интуицией, и все. Но твое собственное сердце, приняв мой дар, решило иначе – именно оно сделало тебя такой, какая ты есть.
– Птицей, – ответила я, скрестив руки на груди и всем своим видом выражая разочарование. Мне всегда казалось, что сестра наделена способностями, значительно превосходящими мои.
– Нет. – Аими удивленно подняла брови, подошла ко мне и коснулась пальцами моего предплечья. – То есть да, ты принимаешь облик птицы, поскольку только им позволено подниматься высоко над землей, туда, где раскинулось царство эфира. Ты можешь коснуться неба, побывать там, где рождаются и живут добрые духи. Эфир питает силой нас обеих, но ты более высокого полета. – На моем лице отражалось охватившее меня сомнение. Сестра вздохнула. – Ты когда-нибудь пыталась обернуться стервятником?
– Что? – Я от растерянности всплеснула руками. – Нет. Какой в этом смысл?
Аими сделала шаг назад.
– Попробуй. Прямо сейчас. Порадуй меня, пожалуйста.
Я опустила руки, представляя себе стервятника и ожидая привычного ощущения тысяч маленьких звездочек, танцующих по телу, – так было всегда с той поры, как я впервые превратилась в птицу.
Но ничего не произошло.
Аими приподняла бровь.
– И?..
Я, недоумевая, посмотрела себе под ноги, затем на сестру.
– Что-то не получается. Почему?.. – Я попыталась снова, и снова неудачно. Ничего не изменилось.
– Грифы – птицы, питающиеся трупами. Существа, которые живут смертью. Хитрые лисицы тоже не против полакомиться падалью, хотя они и хищники. А ханта эфир позволяет принимать облик только не соприкасающихся со смертью существ.
– Но я без труда превращаюсь в сокола, сову и ястреба. Все они убивают свою добычу.
– Конечно, но есть разница. Они охотятся на что-то живое и делают его мертвым, а грифы питаются тем, что уже мертво и гниет. Облик, который ты чаще всего принимаешь – неважно, один, три или пять, – указывает на твое предназначение. Хищные птицы выслеживают жертву, паря над лесами и полями, а ханта летают над мирами и в них отыскивают свою добычу. Птицы обрушиваются с небес на мышей и грызунов. А вы – пронзая пространство – на демонов. Понимаешь, о чем я толкую?
Когда все это дошло до меня, в моей бедной голове воцарился хаос. А сестра спокойно повернулась ко мне спиной и пошла дальше по фиалкам.
– Так и как мне охотиться на этих демонов? Что мне делать с ними? – Я споткнулась, пытаясь догнать ее.
– Не знаю, – она пожала плечами, – но верю, что ты найдешь ответ на этот вопрос. Когда будешь готова.
– И когда это произойдет?
– Когда ты обретешь зрение ханта, я думаю, – Аими наклонилась, срезала куртинку цветов, положила их в корзину, – и ни секундой раньше! – усмехнулась она. – Так устроен эфир. Ответы приходят, но всегда в последнюю минуту. Он будто проверяет, насколько сильна наша воля.
Вспоминая, как Аими сказала мне, что сердце Тоши прекрасно, словно редкая жемчужина, я задумчиво наблюдала за ней. Всегда такая грациозная, всегда немного впереди меня. Уверенная, что эфир не поскупится на знания, когда они понадобятся.
Я сорвала несколько фиалок и добавила их к своим заготовкам букетов.
Мы с сестрой ходили по лесу в полной тишине бок о бок. Я пыталась уложить у себя в голове всю полученную информацию, Аими была погружена в свои мысли – мысли кицунэ. Какими бы они ни были. Из болтавшейся на руке Аими корзины топорщились болотные хризантемы, моя корзина была полна лилий. В уголке притулились фиалки. Мы с сестрой вместе составляли букеты и несколько обязательно дарили соседям – каждый год, с тех пор, как я начала ходить.
Я нарушила молчание:
– А ты помнишь что-нибудь из тех дней, когда еще не стала кицунэ?
– Ты имеешь в виду, когда я была обыкновенной лисой? Так, кое-что, – ответила она, склонившись к цветам. – Я выбежала из леса и оказалась на краю поля боя. Меня привлекли вскрики и стоны умирающих людей.
– А кто там сражался?
– Понятия не имею. Да и к чему мне это было знать? Меня привлекал сладкий аромат свежей крови. А человеческий запах пугал и отталкивал, но я чувствовала, что эти люди не очень опасны, потому что изранены. – Она выпрямилась и рассмеялась. – Звучит так, будто я могла действовать рационально. Но нет, меня вел инстинкт.
– А что случилось потом? – Я вставила цветок хризантемы себе в волосы.
Аими пожала плечами.
– Я смутно помню, как, принюхиваясь, пробиралась под деревьями. И уловила запах – он был таким густым и сильным, что я рискнула выйти из тени и стала красться к его источнику. Тот человек медленно умирал…
Я вздрогнула.
– И ты стала лакать его кровь?
– Да. Но выпила совсем немного, меня спугнул нарастающий топот копыт. – Она снова пожала плечами. – Думаю, количество не имеет значения.
– И ты понятия не имела, что случится потом? Что ты станешь кицунэ?
– Конечно, нет! Я была самой обыкновенной лисой, как и все остальные. Ничего выдающегося.
– А ты чувствовала себя как-то иначе?
– Нет, насколько могу вспомнить, – сказала она. – Только когда пришел мой черед…
– И сколько прошло времени?
– О, годы, Акико! Я прожила все дни, на которые только может надеяться лиса. И умерла от старости и болезней.
– Та кровь… Получается, она оставалась в тебе?
– Вряд ли. Даже не знаю. Наверное, то, что ты ешь, становится частью тебя. Каким-то образом та кровь принесла мне тамаши. Или на поле боя дух самурая, покинувший его тело, вошел в мое… – Аими села на камень, сняла с шеи платок, вытерла им лицо и, достав из корзины флягу с водой, протянула ее мне.
– Что такое тамаши? – выпалила я, снимая крышку и делая два долгих освежающих глотка. Аими засмеялась. Я села рядом с ней и вернула флягу. Сестра, лукаво улыбаясь, сказала:
– Так он у тебя есть – к чему меня спрашивать? Ты его не чувствуешь?
– Нет! – Я нахмурилась.
– Думаю, это потому, что ты родилась человеком, уже обладающим тамаши. А я первую часть своей жизни провела в лисьей шкуре, и, когда полученный мной тамаши проявился, смогла ощутить разницу. – Аими отпила немного из фляги, сунула ее в корзину, а ту поставила на землю. – Смотри. – Она развернулась ко мне и, не отрывая глаз от моего лица, подняла левую руку на уровень груди, а потом раскрыла ладонь. В области ее сердца появился странный свет – ткань платья сестры пропускала его. Я судорожно втянула в себя воздух и вскочила. Свечение двинулось вниз по грудной клетке сестры, потом устремилось по ее левой руке – я следила за ним. Оно выкатилось из рукава и опустилось на ее ладонь. Я прищурилась – очень уж ярко! – и пискнула:
– Что это?
Маленький яркий шарик был похож на звезду и мерцал теплым желтым светом.