ханта он самый сильный. Я никогда бы не узнал об этом, если бы ханта однажды не спас меня. Глоток свежего воздуха, порыв легкого ветерка – так люди несведущие воспринимают этот аромат. Но я-то знаю… – Он понизил голос, а его глаза затянула поволока. – Ничто более прекрасное не коснется моих ноздрей до того дня, когда я оставлю эту землю.
Тоши шептал мне, что я пахну как воздух после грозы. Я вспомнила его слова. По моей спине пробежали мурашки, в носу защипало, в глазах набухли слезы. Я моргнула, смахивая их. Я годами не позволяла себе вспоминать о Тоши, но теперь думала о нем едва ли не чаще, чем о мече, который должна украсть. Рана, которая, казалось, зарубцевалась, вновь начала кровоточить, боль обожгла меня. Я собрала волю в кулак, чтобы сохранить спокойствие и не дать горю прорваться.
– Вы говорите, вам помог ханта? Не расскажете, как это случилось?
Инаба кивнул.
– Я давно мечтал об этом. Теперь акуна ханта – красивый миф. Моя история – странная сказка, я сам никогда не поверил бы, что это произошло на самом деле, если бы не был участником. – Он сел поудобнее и обвел рукой комнату. – Вы, видя все это, вряд ли поверите, что когда-то я был очень богатым и влиятельным человеком. – Он опустил глаза. – Да. Но ни власть, ни деньги, сколько бы их не было, не стоят того, чего они стоили мне.
Я взглянула на полку с фотографиями.
– Это ваши жена и сын? – Логичнее всего было предположить, что какое-то несчастье разлучило Инабу с его семьей, поскольку никаких признаков существования кого-либо еще, кроме него, в этом маленьком доме я не находила.
Он кивнул. На его губах застыла полуулыбка, но карие глаза были полны боли и печали.
– Я состоял в одном из кланов якудза[23], когда влюбился в Миху. Мы заключили брак, и после того как жена забеременела нашим сыном, она принялась умолять меня бросить все это. Но если стать частью организации легко, выйти из нее не так-то просто. Я понимал страх моей жены, но у нас был хороший дом и много денег, и все это благодаря якудза. Я думал: Миха права, но я послушаюсь ее когда-нибудь потом. Моя жизнь была суровой и полной жестокости, но я хотел отложить достаточно денег, чтобы нам никогда не пришлось бедствовать.
– Якудза. – Слово было мне незнакомо. Я разложила его на слоги, пытаясь понять смысл: – Восемь, девять и три?[24]
Инаба кивнул.
– Все верно. Самый низкий результат в ойтё-кабу, оттуда и произошло название. Оно буквально означает «никчемный». Происхождение у организации сомнительное – она объединила кучку оборванцев, разносчиков еды и нечестных игроков. Произошло это в период Эдо, около 350 лет назад. Теперь же, – Инаба поднял свою миску, – в ней состоят десятки тысяч человек. И они не скрываются – полиция слишком напугана, чтобы хоть что-то предпринять.
Я представила себе шайку уличных дебоширов, разбивающих камнями витрины дорогих магазинов и закидывающих копов самодельными бомбами и «коктейлями Молотова». Похоже, я пересмотрела американских боевиков, раз именно такие образы, вероятно, далекие от реальности, подсовывает мне воображение.
– Значит, это такие японские гангстеры? А чем они занимаются?
– Куда там гангстерам до якудза! – Инаба горько усмехнулся. – И куда проще сказать, чем они не занимаются. Якудза появляются там, где крутятся деньги – большие деньги. Финансовые преступления, проституция, торговля наркотиками, корпоративное взяточничество – им все по вкусу. Они безжалостные бизнесмены, и женщины тоже, – Инаба склонил голову. – Они действуют без всякой оглядки на закон, поскольку следуют своим собственным законам. Якудза плотно вплетены в экономику страны, в жизнь всех мегаполисов – они владеют или каким-то образом управляют всеми крупнейшими корпорациями Японии.
Кровь отхлынула от моего лица, вне себя от ужаса и изумления я уставилась на хозяина дома. В нашей маленькой деревне никто и слыхом не слыхивал о якудза и коррупции! Япония, о которой говорил Инаба, была мне незнакома.
Он пошевелил пальцами, как бы разгоняя мою тревогу.
– Они не всегда творят зло. Часто первыми приходят на помощь в кризисных ситуациях, оказывают помощь после разрушительных стихийных бедствий – после Фукусимы изрядно потрудились, расчищая территорию, даже радиация их не отпугнула. Рядовым якудза нравится думать, что они – защитники бедных и слабых. – Инаба покачал головой. – Я рассуждаю о них так, будто не имею к ним ни малейшего отношения, но, по правде говоря, если правительство Японии когда-нибудь найдет способ уничтожить якудза, мне не поздоровится. Я ведь способствовал становлению нынешнего положения дел. Когда родился мой сын, мой Хироки, я начал терять связь с реальностью – мои татуировки были наполовину закончены…
– Ваши татуировки? – Я скользнула взглядом по рукам и шее Инабы, отыскивая следы чернил. Мне доводилось видеть ирэдзуми, японские татуировки на все тело, на фотографиях, но никогда вживую. – А они-то тут при чем?
Инаба рассмеялся и всплеснул руками.
– О, они имеют огромное значение. И для вас, уважаемая гостья, тоже!
Я нахмурилась, пытаясь связать концы с концами. Получалось не очень.
– Я приняла ваше приглашение, потому что, как мне показалось, вы готовы помочь мне найти вакидзаси в синих ножнах. Какое отношение к этому имеют ваши татуировки?
– О, я не вводил вас в заблуждение, Акико! Пожалуйста, – он воздел руки к потолку, – позвольте мне продолжить. За свою жизнь я имел честь увидеть двух – двух! – акуна ханта. Должно быть, на это есть причина, учитывая, что большинство людей считают вас мифом. Наша встреча в музее не была случайной. И я не отказываю вам в помощи.
Я кивнула.
– Извините, что прервала ваш рассказ. Продолжайте, пожалуйста. – Я сделала три больших глотка супа, ощущая, как прекрасный мисо теплым ручейком бежит по моему пищеводу и попадает в пустой желудок, поставила миску и набралась терпения.
– Традиционно якудза выбирают рисунки татуировки, имея в виду их символический смысл. Тигры – для защиты, карпы кои – на удачу, черепа – в знак уважения к предкам и так далее.
– Суеверие, – улыбнулась я. Даичи был суеверным, я видела, как он посыпал солью наше крыльцо и ступеньки перед задним входом, чтобы отгонять попрошаек. Мои родители тоже были суеверными. Только Аими, казалось, была свободна от этих оков. Я едва сдержала смешок. Какая ирония – моя сестра являлась существом, из-за которого возникали пресловутые суеверия!
Инаба наклонилась вперед.
– Вы можете считать это суеверием, если хотите. Я тоже так думал, но потом узнал, что это искусная маскировка. Ловкий обман.
– Что вы имеете в виду? Чья маскировка?
– Колоссальная ошибка считать, что эти символы не обладают силой! Я – живое доказательство обратного. Все дело в неверном истолковании. Истина тщательно искажалась на протяжении веков, чтобы люди утратили бдительность, чтобы относились к татуировкам как к безобидным рисункам. Их выживание зависит от того, насколько прочно держится этот обман, ибо если бы кто-нибудь знал, что на самом деле происходит, когда на человеческой коже появляется тот или иной символ, никто никогда не стал бы следовать этой традиции.
– Чье выживание?
– Они. – У меня в голове промелькнули изображения, которые я видела в юности: краснокожий людоед с шипастой дубиной. Я вздрогнула. – А, по вашему лицу я вижу, вы знаете, о чем я говорю. – Инаба ткнул пальцем в мою сторону. – Правильно ли я понимаю, что вам еще не доводилось столкнуться ни с одной из этих сущностей? Что те, кто оберегал вас, помешали вам исполнить ваше предназначение?
– Нет, наверно, не знаю… – Сама мысль столкнуться с одним из этих чудовищ привела меня в ужас. Да если бы по земле беспрепятственно бродили краснокожие людоеды, о них бы знали все! И как такого, настоящего, могла бы одолеть я, птица? Идея была абсурдной. Должно быть, дело обстояло как-то иначе, и мой собеседник знал, как именно. – И как связаны ваши татуировки с этими… демонами?
Он вздохнул.
– Моя самонадеянность заставила меня выбрать они для моей ирэдзуми. Большинство якудза следуют совету мастера татуировки, но я хотел, чтобы мою кожу украсило изображение, которое вселяет страх в сердца моих врагов и предупреждает моих братьев-якудза: не надо мне перечить. Итак, я решил нанести они спереди, на груди, животе… и его зеркальное отражение – на спине. Ирэдзуми наносятся вручную с помощью игл. Это очень медленный, очень болезненный процесс. Немногим якудза удается дождаться завершения работы.
Мои глаза метнулись к вороту его высоко запахнутого кимоно. Мне хотелось узнать, похож нанесенный на кожу Инабы они на те их изображения, которые я помнила с детства, или нет.
– А вам?
– Да. Но еще до того, как они полностью обрел свои очертания, мой образ мысли начал меняться. Незаметно. Плавно. Никакой одержимости. Это был медленный, коварный переход, и я довольно долго не понимал, что превращаюсь в чудовище. Но я больше не прикидывал, как бы покинуть организацию с наименьшими потерями, «уйти на пенсию». Нет, я намеревался захватить власть – думал, как, расставив ловушки равным мне братьям, смести их с моего пути и присвоить себе их достижения и доходы и как подсидеть тех, кто стоит выше меня. Якудза – это семья. Она так построена. Вступая, ты клянешься в верности символическому отцу и бесчисленной родне. Для якудза нет ничего важнее этой общности!.. Но традиции организации больше не ограничивали мой аппетит. И любимые жена и сын стали значить для меня все меньше и меньше. Хаос, насилие и смерть – вот что привлекало меня. Кровь – я испытывал настоящую жажду. Она давала о себе знать странным зудом на коже. Но не сочтите меня маньяком – подобные ощущения накатывали волнами. Иногда они управлял мной, а иногда его присутствие не было столь очевидным. И в такие моменты я осознавал, что поступаю неправильно. Но едва я собирался посетить храм, подумывал о проведении церемонии очищения, как