Мое сердце начало биться быстрее. Такое часто случалось, когда я находилась под пристальным вниманием, даже со стороны тех, кому могла доверять. Несмотря на жизнь в потоках вранья, чувствовать себя комфортно, когда кто-то пытается узнать побольше, у меня не получалось. Ирония заключалась в том, что я сгорала от желания рассказать свою историю подругам. Каким облегчением было бы поведать им обо всех пережитых страданиях и потерях, ведь из-за одиночества мне некому было излить душу.
– И? – спросила я, искоса глядя на Сэксони.
Она продолжала пристально смотреть на меня.
– Все хорошо? – поинтересовалась я. – Ты не моргаешь.
Она вздохнула.
– Я оставила попытки понять тебя где-то через неделю после нашего знакомства, – она перестала сильно сжимать мою руку. – Так ты рада? Ты вообще хочешь ехать?
Я пожала плечами, стараясь сохранять спокойствие. Мне мастерски удавалось скрывать эмоции и от подруг, и от своего похитителя. Одна из причин, по которой мне нравилось проводить время с Сэксони, заключалась в том, что она мало расспрашивала и много говорила сама. Она была экстравертом, за спиной которого я могла чувствовать себя в безопасности. Однако чем старше становилась Сэксони, тем лучше она задавала вопросы.
– Будь что будет, – ответила я.
Сэксони тяжело вздохнула.
– Как же я ненавижу, когда ты так говоришь! Ладно, пусть будет по-твоему, – она обошла скользкий участок дороги и снова попыталась упрятать щеки и нос в воротник. – Я уже говорила тебе, что Джек прошлой ночью обернул унитаз полиэтиленовой пленкой? Интересно, были ли у меня такие же проблемы с головой в пятнадцать лет?
Когда Сэксони рассказывала о своих, я будто погружалась в ее мир. У нее была нормальная, любящая семья. За ее жизнью я наблюдала с завистью. Джорджейна страдала от нехватки материнского внимания. Тарга, напротив, сама чувствовала ответственность за свою мать и присматривала за ней. В отличие от нас троих, у Сэксони все было хорошо. Меня занимал вопрос: не благополучие ли в семье является источником ее непоколебимой уверенности в себе? Бывали случаи, когда Сэксони оказывалась на вечеринке, где не знала абсолютно никого, а по прошествии часа становилась душой всей компании. Она моментально успевала подружиться с кем-то из девчонок, а большинство парней, как щенята, бегали за ней по пятам. В школе она многих бесила тем, что трещала без умолку и смеялась, привлекая к себе внимание. Мне ее популярность всегда играла на руку. Сэксони, Джорджи и Тарга были моими первыми близкими друзьями-людьми. Они стали единственной хорошей частью моего «плена». Я снова вспомнила слова Даичи.
Принеси мне этот вакидзаси, а взамен я дам тебе свободу.
Свобода.
Я выполняла прихоти старого японца, которому полагалось умереть лет сто назад и который никогда не открывал своих истинных мотивов, принимая то или иное решение. Он никогда не говорил, зачем привез меня сюда и чего от меня хочет. Я не имела ни малейшего представления, смогу ли однажды начать жизнь с чистого листа.
До того самого дня, когда он увидел на «Ютьюбе» свой меч.
Даичи никаким образом не мог быть доволен нашей нынешней жизнью. И, по правде говоря, я не помню, чтобы он радовался хоть чему-нибудь. Почему кто-то столь несчастный, как Даичи, вообще хотел быть бессмертным? Это было выше моего понимания. Пустая трата времени вызывала у меня отвращение. От мыслей о старике у меня скрутило живот, и появилось желание закричать.
Каждую ночь на протяжении десятилетий Даичи заставлял меня превращаться в птицу и запирал в клетке. Все, чего я хотела в то время, – выглядеть обычной девушкой, видеть человеческие сны и спать на мягкой теплой постели. Но и потом, когда он наконец позволил мне остаться человеком и в моей комнате появилась кровать, мое желание обрести комфорт не осуществилось – меня стали мучить ночные кошмары. Старик никогда об этом не говорил и никак не реагировал на мои жалобы. И больше не требовал, чтобы я спала в клетке. Я вернулась в нее сама – ночные часы легче переносились, когда я была птицей. Мне ничего не снилось, и чувствовала я себя неплохо. Со временем я адаптировалась и теперь могла, в зависимости от настроения и состояния, ночевать либо в кровати, либо в клетке в облике птицы.
Когда старик записал меня в школу и принудил часами изучать английский и тренироваться, чтобы избавиться от японского акцента, он преследовал одну-единственную цель: я должна была стать его посредником в чужой стране, которая теперь заменяла нам родину. Однако все это так меня занимало, что я падала в постель без сил, размышляя о произношении и грамматике, а не вспоминала о том роковом дне, когда моя сестра бросила меня одну в лесу.
Я закончила среднюю школу в южной части Солтфорда, и тогда старик отправил меня в школу на севере – и все началось заново. В нынешней Солтфордской средней школе я отучилась еще три с лишним года, и на этот раз было невозможно не стать круглой отличницей! У меня не осталось и следа японского акцента, а североамериканский образ жизни стал естественным и привычным. Не представляю, что бы я делала, если бы Даичи вернул мне мою прежнюю жизнь. Порой я задавалась вопросом, испытывает ли он хоть малейшее чувство вины за то, что держит такое невероятное существо, как я, за решеткой для своих собственных эгоистичных целей. Внутри меня все сжалось, когда я подумала о том, как мало, казалось, осталось между мной и моей свободой.
– Когда? – Сэксони сжала мою руку.
– Прости, что? – я моргнула. Пока я витала в своих мыслях, мы уже оказались перед моим домом.
– Я спросила, когда ты уезжаешь.
– Дедушка еще не купил мне билет, но я улетаю почти сразу после окончания учебного года.
Сэксони кивнула.
– В то же время, что и я. Думаю, нам стоит собраться вчетвером, прежде чем мы с тобой уедем.
– Конечно, было бы здорово.
Мы попрощались, и я поднялась по ступенькам к парадной двери нашего маленького дома. По телу прошла дрожь, когда я подумала о предстоящем мне полете. Не было необходимости покупать билет на самолет, ведь я полечу на собственных крыльях. На крыльях одной из немногих птиц, которые способны достичь эфира. На высоте тридцати тысяч футов, где-то в непосредственной близости от озонового слоя Земли, находится обитель всей духовной энергии и силы, благодаря которой моя сестра и я такие, какие мы есть.
Глава 3
– Они на заднем дворе, – сообщила Лиз, придерживая входную дверь для нас с Сэксони.
Она выглядела идеально: ее очки от «Прада» изящно сидели на переносице, а светлые волосы оставались безупречно уложенными и к концу долгого дня. Единственное, что выдавало усталость Лиз, – темные круги под глазами. Мама Джорджейны стала партнером в своей юридической фирме несколько лет назад. С тех пор она не знала отдыха, а Джорджи – материнского тепла и заботы.
– Проходите. Сегодня самый теплый вечер за последнее время, – сказала Лиз, – но все равно довольно прохладно. Для вас у костра лежат одеяла.
– Спасибо, Лиз, – поблагодарила Сэксони, и мы вошли в огромный, отделанный мрамором коридор. Четыре большие зеркальные раздвижные двери скрывали гардероб живущих в особняке женщин, а широкая изогнутая лестница вела вниз, к крытому бассейну и игровой комнате, где я впервые увидела Сэксони и Джорджейну. Точно такой же коридор вел к лофту и библиотеке.
– Вы знаете, куда идти, – ответила мать Джорджи, закрывая за нами дверь. – Веселитесь! – она светски улыбнулась и зашагала по коридору, направляясь к своему кабинету.
Мы с Сэксони миновали огромную кухню, и вышли через раздвижные двери во внутренний сад. В небе над Солтфордом мерцали звезды, и как только мы оказались на террасе, моей кожи коснулся легкий ветерок. Дом был построен на утесе с видом на океан, и нам открывалась панорама огней маленького города. Под покровом ночи океан казался черным и бесконечным, он простирался до самого тускнеющего горизонта.
– Эй! – позвала Тарга со своего места у костра, широко раскинув руки. В одной руке у нее был пакетик с зефиром. – Вы пришли!
– Да, мы услышали, что здесь готовят сморы[4], – сказала Сэксони, и мы направились к подругам прямо по траве лужайки.
Костер весело потрескивал, посылая искры в темнеющее небо. Языки пламени подсвечивали лица Тарги и Джорджейны, а ноги у обеих были накрыты одеялами. Если я не ошибаюсь, подруги выглядели взволнованными, чего я никогда не замечала за ними в школе.
– Садитесь, – Джорджи похлопала по одеялу на удобном кресле с широкими подлокотниками рядом с собой. – Будете чай со льдом?
– Конечно, – ответила я.
Мы с Сэксони устроились в креслах, Джорджейна озаботилась напитками.
– У Тарги есть новости, – сказала она, держа в каждой руке по стакану.
– Дай угадаю, – произнесла Сэксони. – Ты влюбилась в того новенького парня в автомастерской? – Она взяла из рук Джорджи свой чай и ткнула соломинкой в кубики льда.
– В автомастерской появился новый парень? – спросила Джорджи. – Вот откуда ты вообще все это знаешь? Нет, серьезно, откуда?
– Эр Джей, – выразительно произнесла Сэксони и сделала глоток. – Я болтала с ним вчера, когда он перебирал детали в своей машине. Парень симпатичный. Я про новенького работника, а не про своего брата, – пояснила она.
– Твой брат тоже довольно милый, – засмеялась Джорджи. Милый – неподходящее для Эр Джей описание, парень был настоящий темноволосый Адонис.
Сэксони закатила глаза.
– У этого нового парня в голове одна дурацкая механика, – Сэксони потянулась за двумя шпажками для зефира, разложенными рядом с креслом Джорджи, и протянула одну мне.
– Ах да, – улыбнулась Джорджи. – Вечно уставший механик. Парень мечты Тарги.
Тарга рассмеялась.
– Хорошая попытка, но нет, – сказала она, протягивая Сэксони пакетик с зефиром. – Я еду в Польшу.
– Это было мое следующее предположение, – ухмыльнулась Сэксони. – И какой конкретно город ты осчастливишь собственным присутствием?