ух. Мне потребовалось всего несколько минут, чтобы забрать нашу одежду. Платья, впрочем, оказались слишком тяжелы для такой маленькой птицы, какой я была, и мне пришлось быстро обернуться соколом.
Вернувшись на прогалину, я пристроила платье Аими на ветке высоко над ее головой. Сестра, опустив голову, наблюдала, как я, мерцая, принимаю облик хрупкой девушки и надеваю платье, а потом заскулила.
– Ты ведь отлично понимаешь, чего я хочу, – сказала я, улыбаясь уголком рта. – В этот раз победа за тобой, но если ты не хочешь появиться дома голой, окажи такую милость…
Она зафыркала на меня, закатывая глаза и мотая головой. Внезапно будто порыв ветра вздыбил мех Аими и унес с собой всю ее мощь. Передо мной оказался лисенок.
– Ой, – пискнула я.
Аими села на толстенькие задние лапы и тихонько завыла, обратив мордочку к небу, а потом тягуче рассмеялась. Ее глаза приобрели нежно-зеленый цвет зимнего мха. Уши, съежившись, стали мягкими маленькими треугольниками, потешно торчавшими в стороны. Вместо роскошной шубы ее тельце покрывал мягкий мех, похожий на пух одуванчиков, только черных. Великолепный, напоминавший исполинскую кеглю, хвост укоротился, здорово похудел и приобрел странный изгиб.
– Боги! Какая ты милая! – вскрикнула я.
Аими заковыляла ко мне на маленьких лапках, я подхватила ее на руки и прижала теплое тельце к груди. Покрывавший его нежнейший мех был горячим от солнца. Лисенок облизал мне лицо и шею и ткнулся холодным мокрым носом в ухо. Я рассмеялась. Кицунэ редко принимают облик детеныша. Это было проявление любви. Мы, оборачиваясь на глазах друг друга, всегда были спокойны и искренни. Аими перестала облизывать меня и склонила голову набок, указывая носом в сторону дома. Она тихонько поскуливала. Я не уловила ни единого постороннего звука, но поняла, что мама, должно быть, позвала нас снова.
– Да, хорошо. – Я опустила сестру на траву и полезла на дерево, чтобы снять оттуда ее платье. Обернувшись, я увидела Аими в облике девушки – лукаво улыбаясь и покачивая головой, она протягивала руку за своей одеждой.
– Ты стала неплохо летать, – сказала она, ослабляя тесемки и забираясь в платье. Из кармана показался гребень – Аими наскоро прибрала растрепанные волосы, зачесала их назад и собрала в высокую прическу, достав в придачу к гребню еще и палочку-заколку.
– Я опять проиграла, – вздохнула я.
– Наверно, когда это будет иметь значение, все сложится иначе, – ответила сестра, пожимая плечами.
Я хотела спросить, что означают ее загадочные слова, но Аими опередила меня:
– По тропинке выйдет быстрее! – И она побежала к дому. Ее босые ноги мелькали передо мной. Я старалась не отставать.
Глава 7
Мама ждала нас у приоткрытой двери и, пока мы с Аими, запыхавшись, поднимались по ступенькам, осмотрела нас с головы до пят. Нахмурилась, помрачнела и погрозила нам пальцем.
– Вы опять извозились в грязи. Хорошо, что Кито ушел, иначе он бы передумал. Нельзя было выбрать другой день для своих диких игр в лесу?
Мы с сестрой давно привыкли к ее причитаниям и пропускали их мимо ушей. Однако нынче прозвучало кое-что важное, и я с ловкостью цапли выхватила из потока маминых слов то, что имело значение.
– Соглашение достигнуто? – спросила я, когда мама проводила нас в дом.
– Да, – ответила она. – А теперь обе примите ванну и вымойте волосы. Кито придет сегодня вечером.
Я тяжело вздохнула. Приготовление ванны было моей обязанностью, которая занимала много времени. Необходимо было нагревать кастрюлю за кастрюлей и наполнять водой большую деревянную кадку, которая была укрыта от посторонних глаз за матовыми раздвижными перегородками из кусочков стекла.
– Я тебе помогу, – заверила меня Аими, когда мы остались одни – мама сказала, что ей нужно поговорить с отцом. Она строго взглянула на нас, безмолвно требуя выполнить ее указание, сдвинула перегородку и скрылась за ней. Родители всегда вели свои беседы так тихо, что нам никак не удавалось их подслушать, по крайней мере в человеческом облике.
Аими позволила мне принять ванну первой. Для меня, младшей в семье, это была неслыханная роскошь, на которую я не смела и претендовать.
Сначала я тщательно намылилась, а затем со вздохом погрузилась в исходящую паром воду и оперлась спиной о стенку кадки. Царапины на ногах, которые я раньше не замечала, стало саднить. Я перекинула волосы через край и погрузилась в воду по самый подбородок, чувствуя, как расслабляется шея. Аими принялась выбирать из моих волос веточки и листья и расчесывать их.
Я коротко глянула на сестру. Из того положения, в котором я находилась, я видела лицо Аими перевернутым. На нем застыло выражение грусти, уголки губ были опущены. Мое сердце сжалось. Я хотела быть с Тоши больше всего на свете, но в то же время мне было тяжело видеть сестру несчастной.
– Ты старше, – заметила я. – По традиции сначала выдают замуж старшую сестру, – продолжила я, едва сдерживая дрожь в голосе.
Ее глаза вспыхнули, встретившись с моими.
– О скольких старших сестрах-кицунэ тебе известно? Кто, зная об этом, согласится выдать кицунэ замуж за человека со столь высоким статусом?
– Ты можешь принести семье большую удачу, – подметила я.
– Или большое несчастье. Мне неизвестно, каким человеком был тот воин, чья кровь сотворила это со мной.
– Ты наговариваешь на себя! – яростно ответила я, садясь и выплескивая воду за края кадки.
– Тише, – ответила сестра, положив руку мне на плечо и мягко заталкивая обратно.
– Ты зенко[14], и попробуй меня убедить в обратном, – сказала я, ощущая прилив жара к коже то ли от возмущения, вызванного словами Аими, то ли просто от слишком горячей воды. Но всем было известно, что существует два вида кицунэ: расположенные к людям зенко и злобные и расчетливые ногицунэ[15]. Представить, что моя Аими относится к последним, было выше моих сил.
– Наклони голову, – попросила сестра и, зачерпнув воды из кувшина, вылила ее мне на голову, а потом принялась массировать кожу под волосами. Я закрыла глаза, наслаждаясь ощущением. – Неужели ты хочешь, чтобы я вышла замуж за Тоши? – произнесла Аими.
– Нет, – ответила я, – ты знаешь, что я люблю его. А ты нет, – когда от сестры не последовало ответа, я открыла глаза и искоса взглянула на нее. Вода словно ручьями стекала по моему лицу, и мне пришлось ее смахивать. – Правда ведь?
– Насчет меня не беспокойся, сестренка, – усмехнулась Аими, выливая мне на голову еще один кувшин воды, из-за чего мне пришлось опустить веки, да еще и прикрыть лицо руками.
И, сидя так, я пыталась привести в порядок беспорядочно метавшиеся в мозгу мысли.
Рискнул бы наш отец сознательно ввести кицунэ в другую семью, выдать ее замуж? Кицунэ непредсказуемы, как и самураи, от которых они произошли, и их не назовешь ни хорошими, ни плохими.
Ходили легенды о зенко, благосклонных к людям кицунэ, которые исцеляли больных и помогали тем, кому не повезло в жизни, несмотря на их благие устремления.
Но не меньше легенд ходило и о ногицунэ – кицунэ, которые жили обманом: разоряли мужчин и тем доводили их до погибели, а иногда даже устраивали смертоносные ловушки надоевшим мужьям. Мои родители удочерили Аими еще до моего рождения, и я не представляла себе жизни без нее. Мой отец нашел ее в лесу и принес к нашему очагу, рискнув пригласить в свой дом кого – зенко или ногицунэ? Мама рассказала ему после моего рождения, что Аими подарила мне тамаши[16] – духовное сердце существа из эфира. Не знаю, известно ли ему, что я с той поры акуна ханта, охотник на демонов. Как это влияло на мое будущее, я не имела ни малейшего представления, и Аими, похоже, знала не сильно больше моего.
Кувшин наконец иссяк, и я открыла глаза. Сестра взяла брусок мыла с ароматом масла юдзу[17], намылила им тряпочку, а потом принялась тереть мне руку, полностью на том сосредоточившись, лицо ее было бесстрастным. Мы обе понимали, что едва ли можем контролировать дальнейшие события – женой Тоши могла стать и я, и она, один сценарий был столь же вероятен, как и другой.
Я нежно коснулась руки Аими, и она замерла. Ее зеленые глаза встретились с моими золотыми, и мы закрыли их одновременно – несмотря на все разногласия, нас прочнейшей нитью связывали сестринские отношения, и это было очевидно и для меня, и для нее.
– Обещай мне, – проговорила я дрожащим голосом, открывая глаза и внимательно глядя на Аими, – что независимо от того, кто из нас станет женой Тоши, мы никогда не позволим этому встать между нами. Мы всегда будем сестрами, всегда будем вместе.
Аими бесстрастно выдержала мой взгляд, явно позабыв о мыльной тряпочке на моем плече.
– Акико, – сказала она, – ты уже не маленькая девочка. Как ни жаль, но пора покинуть мир грез. Ты знаешь, я не могу обещать тебе этого, и ты, ты тоже не можешь.
Я задохнулась от жестокости ее слов. Они были произнесены так мягко, почти ласково, но пронзили мое сердце, словно ядовитая зазубренная колючка.
– Нет, – прошептала я, расширив глаза.
Она уронила тряпочку в кадку, и лицо ее засветилось нежностью. Она бережно прижала ладони к моим щекам.
– Я говорю это не для того, чтобы причинить тебе боль, сестренка. Скоро ты обретешь силу ханта. А я буду жить так, как велит мне моя природа. – Ее голос, словно ветер, обдувал меня со всех сторон и проникал внутрь моего существа. – Мы бессмертны, вечность простирается перед нами. Глупо думать, что мы сможем провести все это время вместе.
– Почему? – Слезы наполнили мои глаза, я сморгнула. Аими решила оставить меня? Как мне жить без нее?..
– Тише, тише, моя птичка, – ласково сказала сестра, отпустив мое лицо. Она поцеловала меня в щеку и достала тряпочку из кадки. – Мама идет.