cornage и wayting и валлийским commorth, treth и gwestfa.{218}С течением времени постойная обязанность превратилась в твердо установленную регулярную плату и в конце концов в феодальную земельную ренту, которая собиралась королем или другим сеньором. Кейн и конвет взимался, как правило, всевозможными продуктами. Вот из чего слагался годичный конвет с одного дэвоха[64] земли, поступавший в аббатство Скон: 1 корова, 2 свиньи, 4 мешка муки, 10 мер овса, 10 кур, 200 яиц, 20 голов сыра, 10 пачек свечей и на 4 пенса мыла.{219} В отдельных случаях конвет выплачивался звонкой монетой: двенадцать деревень в Лотиане, хотя они принадлежали приорству Колдингем, ежегодно собирали двадцать марок конвета в пользу короны при Уильяме I Льве.{220}
В XII–XIV вв. в Шотландии существовали все три формы феодальной ренты — отработочная, натуральная и денежная, что видно из приведенных примеров по экстенту монастыря Келсо. По всей стране заметно преобладала вторая форма, первая имела меньшее значение, а будущее было за третьей. Хотя коммутация ренты завершилась только к XVIII в., в XIII в. она уже не была редкостью, причем коммутировались и собственно рента, и повинности. Аббат Келсо Ричард, смещенный англичанами в 1299 г. за соучастие в шотландском восстании, заменил крестьянам Реддена все повинности (см. выше) денежной рентой в 18 шиллингов, а вместо хериота, который обычно представлял собой лучшую голову скота (бык), начал взимать два шиллинга.{221} То же самое наблюдалось в соседнем приорстве Колдингем и других местах. Раньше всего эти изменения проявились на юго-востоке.
В течение XIII–XIV вв. в аграрном и социальном развитии Шотландии все яснее проступают три взаимосвязанные тенденции, сходные с теми, что имели место в Англии: коммутация земельной ренты и повинностей, сокращение домена и ослабление серважа до полного исчезновения несвободных крестьян. Слабеющая связь держателей с землей вела от наследственного землепользования к срочному. Лорды все более охотно применяли в своих поместьях наемный труд или сдавали их в аренду по частям. Арендный договор обычно заключался на срок от одного до пяти лет с правом возобновления, реже — на более длительный период или пожизненно. Держатель выплачивал лорду годовую фиксированную ренту (лат. firma, шотл. ferm, откуда название арендатора — firmarius, fermour).
Старейшая из сохранившихся переписей светских бароний (и единственная до XV в.) — экстент лордства Мортон, составленный в 1376–1378 гг. для его владельцев Дугласов, содержит данные о многих разрозненных районах южной Шотландии. На землях Мортона еще попадались коттеры, которые несли отработочную повинность, но подавляющее большинство держателей арендовали участки на один год, и лишь некоторые дольше, но не более, чем на пять лет.{222} Средняя годовая рента равнялась примерно одному фунту, но иногда по-прежнему дополнялась продуктами. С манора Эбердур (Файф) лорд Мортон получал 4 челдера овса, 16 боллов (1 челдер) ячменя, 4 овцы, две дюжины кур и 15 фунтов 15 шиллингов серебром.{223},[65]
Коммутация и другие внутренние и внешние факторы способствовали быстрому обретению зависимыми крестьянами личной свободы и их частичному переходу в разряд фригольдеров уже к концу XIII в. Хотя в более поздних хартиях изредка и говорится о «bondis, bondagiis, nativis et eorum sequelis»,{224}это вызвано скорее консерватизмом королевской канцелярии, чем реальным положением дел. Как выразился один шотландский историк, «сервильность тихо скончалась в XIV в.».{225} Последние удары ей нанесли Черная Смерть, хотя эпидемия чумы в Шотландии не причинила таких ужасных бедствий,{226} как в других краях, и особенно — нескончаемая война с Англией. Сохранилась вольная грамота короля Роберта Брюса, выданная одному из крестьян. Она гласит, что Эдам, сын Эдама, «не является нашим подневольным человеком или нифом» (поп est homo noster Hgius seu nativus); он и четыре его сына вольны переселяться куда угодно со своим имуществом (libere valeat transferre ubicunque voluerit) и навеки освобождаются «от всякого ига и бремени неволи» (ab omni jugo et onere servitutis).{227},[66]Последний раз сервы упоминаются в Шотландии в 1364 г.{228}
Конечно, тот же процесс личного освобождения крестьян проходил и в Англии. Однако необходимо еще раз подчеркнуть, что Шотландия была страной с сильными кельтскими традициями и преобладанием скотоводческого хозяйства. Несвободные крестьяне были сравнительно малочисленны и во всяком случае никогда не составляли столь высокую долю населения, как в Англии. Точные подсчеты невозможны, но достаточно сказать, что примерно на половине территории Шотландии, включая Нагорье, острова, Гэллоуэй и другие области, серваж был совершенно неизвестен. К сожалению, именно эти районы хуже всего представлены в документах. С другой стороны, нет оснований считать, что несвободное крестьянство численно превосходило фригольдеров даже в земледельческих районах, поскольку знакомые по Англии понятия servi и villani в шотландских источниках редки, а в отношении таких категорий, как husbandi и cottarii, не установлено, в какой мере они были прикреплены к земле и были ли вообще. Личная зависимость в Шотландии имела весьма ограниченное распространение во времени и пространстве: ее еще не было до XII в. и уже не было после середины XIV. Быть может, именно малочисленность класса несвободных крестьян объясняет его быстрое исчезновение.
Кроме описанных категорий крестьян, чей статус не всегда можно определить, существовали и другие, которые, несомненно, означали свободных держателей, например «гресмены» (gresmanni). Они получали в надел участок не пашни, а пастбища, за который платили оброк, иногда, видимо, сеном, так как в документах из графства Энгус есть упоминание о «луговом кейне».{229} Пастбище оценивалось не по размеру, а по численности стада, которое на нем кормилось. В XIII в. два крестьянина, охранявших лес аббатства Линдорс и заготовлявших топливо, имели участки, где один мог пасти двух коров и десять овец, а другой — двух коров, двадцать овец и коня.{230} К фригольдерам относились также «сержанты», известные с начала XIII в. на королевском домене,{231} да и сам термин liberetenentes обычен в XIII–XIV вв. В Шотландии никогда не было пропасти между простым происхождением и благородством, и слой свободных держателей объединял верхушку крестьянства и мелких лэрдов.
Нельзя не остановиться еще на одной важной повинности крестьянина — военной, которая вновь обнаруживает несходство шотландского обычая с английским. Для англосаксонского ополчения битва при Хэйстингсе стала роковой, и оно больше не созывалось. В XII—XIII вв. английским вилланам (кстати, этот термин не свойствен Шотландии) запрещалось носить оружие,{232} и главную мощь армии составляла рыцарская конница. В войнах XIV в. ее затмили знаменитые лучники, которые вербовались особыми строевыми комиссиями из свободных йоменов. Шотландское войско и в XI, и в XIV в. неизменно представляло собой пешее народное ополчение с очень небольшим отрядом рыцарей. Оно набиралось из всех мужчин в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет, способных носить оружие, кроме, естественно, знати и духовенства, но не исключая лично зависимых крестьян. В отличие от рыцарской службы (servitium debitum), чрезвычайная военная повинность называлась «шотландской» или «общей службой» (servitium Scoticanum или forinsecum), и ею облагались все фьефы и держания в стране, в том числе церковные.{233}
Парламентские статуты 1318 г. предписывали каждому шотландцу, чье имущество стоило не менее десяти фунтов, иметь кольчугу, шлем, перчатки, копье и меч; тот, кто был победнее и имел хотя бы одну корову, должен был обзавестись копьем или луком с двумя дюжинами стрел.{234} В боеспособности «всеобщей шотландской рати» (communis или Scoticanus exercitus) англичане нередко убеждались.
Несколько слов надо сказать о сельской общине, о которой очень мало ранних известий. Косвенные данные показывают, что она повсеместно была устойчивой. В Линдорском картулярии и других источниках отмечаются общинные пастбища (communes pasturae), которые находились в совместном пользовании одной или нескольких деревень и лежали на разном удалении от них.{235},[67] Обработка земли тоже велась сообща. По экстенту лордства Мортон более чем на половине держаний сидело не по одному, а по нескольку арендаторов (от четырех до десяти).