Он сделал шаг вперед.
– Я это очень ценю, но, если мы ни с того ни с сего перестанем общаться, у моих коллег возникнут подозрения. Знаешь, что о нас подумают окружающие?
Меня снова окатило волной его запаха. Сердце забилось быстрее. Кожа зудела. По каждому нерву пробежал электрический разряд. Теперь зубы скрипели не у него, а у меня.
– Может, пора прекратить?
– Прекратить что? – казалось, вопрос сбил Антони с толку.
– Приближаться ко мне. Я не могу сосредоточиться.
Ему хватило наглости ухмыльнуться. Я вспыхнула. Антони и не подозревал, как мне тяжело. Из-за угла донесся скрип колеса тележки. Я схватила поляка за запястье и потащила его в ближайшую дверь, моля небеса, чтобы комната оказалась пустой. Мне повезло: мы очутились в офисе с кабинками, который всегда пустовал по выходным.
– Стой там, пожалуйста, – я отскочила, и в голове чуть-чуть прояснилось. Антони, с некоторым недоумением глядя на меня, прошел к одной кабинке, вернулся. – И ради всего святого, хватит ходить из угла в угол.
– Ты очень странная девушка, – он снова заговорщицки ухмыльнулся. – Мне это нравится.
– Не надо со мной флиртовать, Антони. Ты только все усложняешь.
– Я хочу тебя, Тарга, – внезапно сказал Антони, используя мои собственные слова против меня. Глаза его потемнели, и я тотчас распознала в них желание. Я видела его миллион раз в глазах других мужчин, когда те смотрели на мою маму. У меня вырвался разочарованный стон.
– Ты играешь с огнем, Антони. Думаешь, ты тут главный? Как бы не так. Не хочешь лишиться работы? Тогда держись от меня подальше. Скажи Мартиниушу, что я тебя раздражаю. Попроси его назначить в опекуны маленькой канадке кого-то другого. А лучше объясни, что я вполне самостоятельна. Нянька мне не нужна, – и это была правда. Став русалкой, я хотела проводить все время в море, а не пить кофе в кафе у канала.
– Я все время о тебе думаю, – поляк двинулся ко мне.
– Не смей, – предупредила я.
– Что? Вот это? – каких-то два коротких шага – и он бросился прямо на меня.
Мой мозг отказал окончательно, словно меня накачали морфием. Пошатнувшись, мы попятились назад, и я с глухим стуком ударилась спиной о стену. Руки Антони схватили меня за талию. Его губы коснулись моих. Его аромат окружил меня, точно облако. Сирена во мне возбудилась от его прикосновений. Зуд в коже усилился. Мое тело источало слабый запах мускуса. Антони поднял меня и прижал к стене. Наши языки встретились. Поцелуй был жестким и глубоким. Широкой рукой он скользнул по моей ноге и схватил меня за попу, растопырив пальцы. Никто и никогда не трогал меня так интимно. Я ахнула, не отрываясь от его губ, и обхватила ногой его талию. Свободной рукой он обвил мою спину, провел пальцами по ребрам и уперся в основание груди. Из глубины его горла, завибрировав между нами, вырвался животный рык. На долю секунды мне даже показалось, что в комнате есть кто-то еще, так не похож был этот звук на человеческий голос. Антони прервал поцелуй, пробежал губами по моей щеке и горячо задышал в ухо.
– Что ты со мной сделала? – простонал он. – Твой вкус, твой запах… Ты меня околдовала.
– Я тебя околдовала, – повторила я, как в тумане, не открывая глаз. В моем бедном мозге вдруг что-то вспыхнуло. Мои глаза распахнулись. – Околдовала, – стиснув зубы, я оттолкнула его. Запертые в клетке, сирена и человек затеяли во мне нешуточный бой. Я заерзала спиной по стене. Антони отпустил меня. Я выскользнула из его объятий и отшатнулась, спасаясь от его запаха.
– Да, я околдовала тебя, Антони, – я вновь услышала скрипку и тяжело сглотнула, пытаясь запихнуть ее обратно в горло.
– Что? – развернувшись, поляк протянул ко мне руки. Светло-карий оттенок его глаз стал более темным и глубоким, зрачки расширились, полностью закрыв радужную оболочку, несмотря на то что сквозь окна струились лучи утреннего солнца. Он выглядел так, будто был накачан наркотиками.
– Все это не по-настоящему, – сказала я резко, мысленно обрадовавшись, что музыка наконец стихла.
– О чем ты говоришь? – казалось, он совсем растерялся.
Этот парень вообще никогда не сердится, что ли? Я-то рассчитывала, что мой тон его разозлит.
– Я тебя обманула, – продолжала я, ненавидя себя за эти слова. – Я соблазняла тебя. Я лишь… – я запнулась, пытаясь придумать подходящее оправдание. – Я лишь хотела проверить, способен ли ты хоть раз в жизни снять с себя маску профессионала, за которой все время прячешься, – я попятилась, когда он снова двинулся на меня. – Я… да я просто поспорила с подружками! А теперь могу смело сказать им, что победила.
– Ты лжешь. Ты лжешь, чтобы меня защитить, – он снова качнулся вперед. – Не стоит. То, что я тогда говорил о работе… Я что-нибудь придумаю. Мы будем осторожны.
А вот это было совсем непохоже на настоящего Антони. Он торговался и продолжал настаивать на своем даже после того, как я ясно велела ему отступить.
– Я не лгу, – я скользнула в сторону, но мой голос не дрогнул.
– Мои чувства к тебе… Я знаю, они взаимны. Это правда. Мы волшебники, Тарга. – Он продолжал говорить, но стоял неподвижно.
Сейчас или никогда. Иначе я точно потеряю решимость. Я хотела Антони, но не так. Не используя чары.
– Нет. Никакие мы не волшебники, Антони. Прости. Я к тебе равнодушна. Я соблазнила тебя на спор, потому что я глупый подросток, и мне очень жаль… жаль, что я так поступила. Теперь извиняться перед тобой должна я. Я вела себя очень глупо.
Темное желание покинуло его взгляд. Поляк посмотрел на меня умоляющими глазами. Он не злился. Просто грустил. Но я по-прежнему не понимала, верит он мне или нет.
– Будь по-твоему, Тарга, – мягко сказал он, развернулся и вышел из офиса через вращающуюся дверь в другом его конце, оставив меня одну.
Я застонала от злости и разочарования и пнула офисный стул. Он покатился по ковру на скрипучих колесиках и перевернулся. Полный отстой. Я могу завлечь любого парня, какого только захочу! Но откуда мне знать, что он тоже искренне меня хочет?
Глава 20
После нашей разборки в офисе я стала всячески избегать Антони и постепенно наладила свою жизнь по своему вкусу. Всю первую половину дня, пока мама и ее коллеги усердно трудились, я проводила в море: рано вставала, завтракала и уходила на пляж. Спрятав одежду под камнем, заходила в воду, сбрасывала человеческий облик, меняла ноги на плавники и отправлялась изучать Балтийское море. Помня мамины предостережения, я никогда не приближалась к «Сибеллен», чтобы ненароком не попасться на глаза «Синим жилетам». Первое время мы с мамой часто обсуждали носовую фигуру, размышляя, жива ли еще русалка, по образу которой она была создана, и пытаясь понять, куда же она могла отправиться после своего загадочного исчезновения. Поначалу я думала о скульптуре постоянно, но теперь, увлеченная распахнувшимся передо мной новым миром, стала постепенно о ней забывать.
Там, внизу, меня ждали чудеса ежедневных открытий. Ничто не ускользало от моего взгляда, ведь теперь я плавала на огромной скорости, погружалась очень глубоко и к тому же обладала прекрасным зрением. Я старалась держаться подальше от морских путей, которые легко могла распознать по запаху топлива, и никогда не совалась туда, где на горизонте маячило судно. Как же весело играть с дельфинами и косатками![24] И еще я подружилась с самкой горбатого кита и ее детенышем, которые резвились со мной, точно щенки-переростки. А однажды, затесавшись в стаю летучих рыб, все утро выпрыгивала вместе с ними из воды, пытаясь определить, насколько высоко могу взмыть над волнами. Всякий раз, когда я видела, что какое-нибудь морское существо попало в беду, я всеми силами старалась ему помочь. Порой я была просто в шоке от того, сколько мусора человек бросает в море, без зазрения совести превращая его дно в самую настоящую помойку. Позаимствовав рыболовную сеть на лодочной станции Новака, я иногда часами занималась уборкой всяческой дряни, которую потом вытаскивала на берег.
Как-то раз, изучая странное кладбище разбросанных по дну китовых скелетов, я вдруг заметила, что свет померк. Сначала я подумала, что увлеклась и потеряла счет времени – под водой это проще простого, – и отправилась наверх, чтобы посмотреть, не наступил ли вечер. По пути я обнаружила, что свет приобрел более глубокий зеленый оттенок, а когда приблизилась к поверхности, поняла, что плыву сквозь толстый слой вязкой зеленой жижи. Я изо всех сил ловила жабрами воздух, но все равно не могла продышаться. Вероятно, все закончилось бы скверно, если бы я не сообразила рвануть вниз, в толщу чистой воды, и продолжить путешествие на глубине. Вынырнула я, лишь когда зеленый свет сменился привычным желтоватым. Огляделась – совсем рядом со мной колыхалась какая-то мерзкая зеленая жижа! Наверное, это и было то самое цветение водорослей, о котором мне когда-то рассказывал Антони. Увы, оно оказалось таким обильным, что с тех пор я ни разу не возвращалась на китовое кладбище.
Хотя некоторые открытия вызывали у меня тревогу, в воде мне было совсем не страшно. Погружения чем-то напоминали медитацию: все мои заботы и печали уходили прочь, а мысли об Антони растворялись, словно сахарная пудра. Исследуя подводный мир, я чувствовала себя в безопасности и легко находила общий язык со всеми его обитателями, в том числе и с хищниками. К каждому существу я относилась очень трепетно, словно они были под моей защитой и опекой.
Как-то вечером, когда мы с мамой пили чай перед сном, я решила расспросить ее о влиянии соли на личность русалки.
– Помнишь, ты рассказывала об этом Мартиниушу? Тогда мне показалось, что ты имела в виду нечто большее, чем обычный цикл, во время которого русалка поочередно подвергается воздействию соленой и пресной воды.
– Это совсем другое, – подтвердила мама. – Ни одна русалка не стремится к тому, чтобы ее личность смыло солью. Правда, я могу поделиться с тобой лишь теорией, ведь мне самой не доводилось испытывать ничего подобного. Так вот: если тело русалки перенасыщено солью, ее организм может претерпеть необратимые изменения. Как правило, это происходит с сиреной, которая испытывает желание выйти на сушу и найти партнера, но находится так глубоко в океане, что не успевает вовремя ополоснуть себя пресной водой. Соль овладевает ее разумом, и она становится обычным морским хищником, ничем не отличающимся от всех остальных. Отныне ее действиями руководят лишь инстинкты, и она утрачивает способность мыслить как человек. Если русалка зашла так далеко… – мама задумчиво покачала головой, – вернуться к прежнему состоянию она уже не сможет, потому что стимул искать пресную воду утрачен.