– Ты права, дело движется семимильными шагами. Я надеялся, что ты не станешь об этом говорить. Послушай меня, Тарга. Мои чувства к тебе совершенно особенны. Я ни к кому не испытывал ничего подобного. Сейчас я стараюсь не думать о том, каково мне будет, когда ты вернешься домой. Но если ты сказала мне правду… – поляк запнулся.
Значит, он по-прежнему сомневался в моих словах. Я не знала, радоваться мне или грустить. Все было слишком запутано.
– Если ты сказала мне правду, – продолжил Антони, – что ж, я все равно рад нашему знакомству. Таких, как ты, больше нет. Я лишь надеюсь, что однажды мне посчастливится встретить женщину, которая заставит меня почувствовать то, что я чувствую сейчас, когда рядом ты.
В его словах было столько смирения, искренности и тепла… Какая же я дура! Неужто стану сомневаться в истинности чувств человека после такой замечательной речи? Я настолько дорога моему другу, что он, не раздумывая, готов отказаться от своих притязаний лишь потому, что я, как мне удалось его убедить, ничего этакого к нему не испытываю. Меня охватило страстное желание повалить Антони на песок, покрывая поцелуями. Сказать ему, что он заставил мое сердце биться так, что оно вот-вот выпрыгнет из груди. Скрипки так и норовили вырваться из горла, чтобы пронзить своим громким аккордом воцарившуюся тишину. От отчаяния мне хотелось кричать.
Но я обуздала себя и снова ему солгала.
– Я тоже надеюсь, что ты ее встретишь.
Я поникла, словно опаленный солнцем цветок. Чего я пытаюсь добиться? И правильно ли поступаю, продолжая его обманывать?
Антони сделал шаг вперед, чтобы обнять меня. Я сделала вид, что не заметила его порыва, и открыла дверцу кабины самосвала.
– А теперь, будь любезен, помоги мне избавиться от всей этой дряни, – я залезла на сиденье и хлопнула дверцей.
Я видела Антони краем глаза через открытое окно, но не могла заставить себя повернуться и посмотреть ему в лицо. Как мне было тяжело! Я повернулась к пассажирскому сиденью и схватила бутылку воды. По щеке потекла горячая слеза. Я раздраженно ее смахнула, открыла бутылку и залпом ее осушила.
– Хорошо, Тарга, – тихо проговорил Антони. – Я поеду следом.
Мы ехали к мусорной свалке, и из глаз моих ручьем лились горячие слезы, которые я никак не могла сдержать. Нет, я не рыдала и не всхлипывала. Но глаза будто сами собой наполнялись водой. Вот, значит, как плачут русалки? Когда мы остановились и вышли из автомобилей, мне пришлось демонстративно ополоснуть лицо водой, чтобы оно стало мокрым, и поляк ничего не заметил. Пока мы вместе выгружали мусор, я чувствовала, что Антони за мной наблюдает, но по-прежнему не решалась на него посмотреть и прятала глаза под солнцезащитными очками. Казалось, я больше не в силах бороться с желанием. Оно окончательно взяло верх. Да, каких-то пара недель – и я отправлюсь домой. Но мысль об этом не приносила мне облегчения. Ведь сердце мое было разбито.
Глава 21
После нашего разговора на пляже Антони снова стал самим собой. Иными словами, он вновь вел себя деликатно и чуть отстраненно, как настоящий профессионал. Я перестала его избегать. Никаких попыток вновь сократить дистанцию или хотя бы пофлиртовать ни он, ни я не предпринимали. Когда мы проводили время вместе, я была настороже и во всеоружии – с парой бутылочек воды, – но встречались мы теперь нечасто: море манило меня куда сильнее, чем музеи и кафешки, да и находиться рядом с Антони мне по-прежнему было нелегко. Время утекало, как песок сквозь пальцы, операция по подъему различных ценностей с «Сибеллен» подходила к концу, и через неделю с небольшим мы должны были вылететь домой.
Когда до нашего отъезда оставались считаные дни, я перестала плавать с мамой по ночам. На корабле делать было почти нечего, и мама с удовольствием выполняла оставшуюся малость работ в одиночку. Мне она велела наслаждаться Балтийским морем и продолжать набираться сил. Поэтому я путешествовала водными тропами от рассвета до заката.
Как-то раз после ужина, сытая и уставшая, я вернулась в наши апартаменты и, как обычно, устроилась в гостиной на диване с чашкой чая. Это был один из тех вечеров, когда после нескольких очень насыщенных дней я чувствовала себя совершенно разбитой и подозревала, что исчезну для всего мира по меньшей мере на шестнадцать часов. Мама ушла на собрание, чтобы обсудить с коллегами график на последнюю неделю. Я уже начала клевать носом, как вдруг дверь нашего номера с шумом распахнулась и она влетела в комнату. Я тотчас открыла глаза.
– Мам?
Ее взгляд был до того суровым, что у меня екнуло сердце. Мама была явно чем-то расстроена.
– Прости, солнышко, – она тихонько – в кои-то веки! – закрыла дверь. – Я не знала, что ты спишь.
– Да ты сама вежливость.
С тех пор как мы приехали в Польшу, мамины манеры заметно улучшились, тогда как мои, напротив, деградировали. Все потому, что мы обе проводили много времени в Балтийском море – пресном по сравнению с Атлантикой и, значит, отрезвляющем для нее. Ну а я превратилась в русалку совсем недавно и отрывалась по полной. Как ни странно, такое объяснение казалось мне вполне логичным.
– Что случилось? – я выпрямилась и поставила чашку на журнальный столик. – Выпьешь чаю?
– Нет, спасибо, – она села на стул напротив меня и дотронулась пальцами до висков, словно у нее болела голова. – Это все Эрик. Тот еще фрукт!
– Что он опять натворил?
Эрик, тип вообще угрюмый и скандальный, в Польше вел себя особенно гадко, раздражая всех, как заноза в заднице. Он то и дело отвлекался на собраниях и постоянно грубил как «Новакам», так и «Синим жилетам». Как-то раз я пришла на пляж, чтобы помочь маминым коллегам выгрузить добытые за день артефакты. Поднимаясь по песчаному склону по натоптанной тропинке, я услышала позади сердитые голоса. Они принадлежали Эрику и Джеффу, которых все считали закадычными друзьями.
– Эрик, вали отсюда! – рявкнул Джефф. – Остынь в водичке.
Я обернулась и увидела, как они стоят лицом к лицу. Джефф махнул рукой в сторону мужчин, выносивших дайверское оборудование с «Бригиды», корабля «Новака», на котором мама и ее коллеги каждый день добирались до места крушения «Сибеллен». По трапу сновали как «Новаки», так и «Синие жилеты».
– Твои проблемы парней не касаются, так что будь добр вести себя прилично, а если не можешь – отправляйся домой ближайшим рейсом. Хватит относиться к нам как к отбросам. Ты все только портишь. Мало тебе проблем?
Джефф говорил жестко, сурово, но в его голосе звучало и сочувствие, словно он понимал, почему его приятель ведет себя по-свински, однако не считал это правильным.
Эрик толкнул Джеффа в грудь.
– Чего это ты тут раскомандовался?
– А ну, прекратите, вы оба! – прикрикнул на подчиненных Саймон, выйдя из рубки «Бригиды». – Как маленькие, ей-богу. Эрик, мы это уже обсуждали. Возвращайся в особняк, хватит на сегодня.
Эрик ничего не ответил и удалился размашистым шагом, что-то бормоча себе под нос. Он пронесся мимо, даже не заметив моего присутствия. И лишь только он скрылся из виду, настроение у всех улучшилось, как бывает, когда после сильного шторма вдруг выходит солнце. Выгрузка пошла бодрей, мужчины весело перешучивались, и я помогала им, когда просили.
Наверное, сегодня в схожей ситуации оказалась и моя мама, хотя обычно подобные инциденты совершенно ее не беспокоили.
– По-моему, тебе всегда было плевать на поведение твоих коллег. Или я не права? Что тебя так взбесило?
– Конечно, Эрик и раньше был не подарок, но сегодня этот осел превзошел сам себя. Самым несносным сотрудником в компании всегда считали меня, и я твердо намерена сохранить за собой этот статус. Но Эрик – просто сволочь, иначе и не скажешь. – Она вздохнула и откинулась на спинку стула. – Прежде чем подписать контракт, Саймон обговорил с Мартиниушем премиальную часть гонорара. Он всегда так делает. Размер нашего вознаграждения должен частично зависеть от того, насколько успешно будет выполнена работа. Учитывая, что мы всегда справляемся с поставленной задачей, это очень хороший способ вести дела. И клиентов такой подход устраивает, ведь они понимают, что сэкономят, если не получат желаемого.
– Премии парням достаются только благодаря тебе, – констатировала я. «Синие жилеты» никогда не узнают, что своими достижениями они прежде всего обязаны моей маме. Из-за ее крутого нрава коллеги не рвались набиться ей в друзья, хотя поначалу пытались за ней приударить.
Она устало улыбнулась.
– Пожалуй. – Ее улыбка померкла. – Поскольку дело идет как по маслу, Эрик пытается заставить Саймона пересмотреть условия контракта.
– Даже я знаю, что твой шеф не имеет на это права.
– Именно. Но мы в любом случае не стали бы ничего менять, и Эрику это известно. Поэтому я не понимаю, откуда у него эта безумная идея. Он до такой степени замучил Саймона, что тот не выдержал и наорал на него прямо на палубе «Бригиды». Подумать только! Саймон так доволен нашими успехами, что я думала, даже вселенская катастрофа не испортит ему настроение. Но этот мерзавец Эрик его доконал.
– А теперь-то он угомонился? – Я вытащила чайный пакетик из чашки и положила его на блюдце. – В смысле, Эрик.
– Как бы не так! – мама вскинула руки. – Сегодня за ужином он заговорил об этом в присутствии Мартиниуша. Представляешь?
Я поморщилась, испытав чувство неловкости, которое наверняка охватило Саймона и всю команду. Хотя мне по-прежнему казалось странным, что эта ситуация так сильно взволновала мою маму. В жизни не видела, чтобы она переживала из-за разногласий на работе.
– Расскажи поподробнее.
– Мартиниуш поздравлял нас с тем, что мы добыли для него кое-какие артефакты… – начала она.
– Какие же? – я тотчас представила золотые слитки или диадему, инкрустированную драгоценными камнями.
– Набор вырезанных вручную спинок для деревянных стульев, – просияла она. – Кстати, они и правда крутые.
– Я ожидала услышать нечто другое, но продолжай.