– У меня все хорошо. Тебе нужно чем-то помочь?
– Ну… – она сделала длинную паузу.
Настроения слушать тишину у меня не было. Ноги несли меня от «Солнечной долины» к кафе «Критерий», передо мной стояла определенная задача, и разговор с Лиз не способствовал ее выполнению. Я не пытаюсь оправдать свое поведение, а всего лишь хочу деликатно напомнить будущему читателю о своем состоянии. Так что, когда Лиз сказала: «Я подумала, вдруг ты захочешь вернуться домой пораньше», меня чуть не хватил паралич.
Я встала как вкопанная на тротуаре. Дождь капал с кромки капюшона мне на лицо, кроссовки насквозь промокли.
– Что, прости?
Либо она не уловила злости в моем тоне, либо предпочла ее проигнорировать. Как бы то ни было, Лиз продолжила гнуть свою линию:
– Да. Я подумала, что, наверно, зря отправила тебя к Фейт на все лето. Просто последние месяцы я была так занята на работе…
– Ты имеешь в виду годы, – прорычала я.
– Да, годы. Вот именно. Я тут размышляла о том, что, возможно, нам с тобой пора побыть немного вместе, вдвоем. Пока лето не кончилось.
При иных обстоятельствах, в какой-нибудь погожий денек, когда бы я не терзалась мыслями о разбитых сердцах, о женщине, брошенной посреди дороги, и о моей собственной обреченности, я, пожалуй, отреагировала бы по-другому. Но Лиз выбрала не тот момент, не те слова и не ту дочь, чтобы вот так резко развернуться на все 180 градусов. Так что дальше разговор продолжился примерно следующим образом:
– Поехать в Ирландию было твоей идеей.
– Я знаю, но…
– Ты не могла дождаться, когда, наконец, избавишься от меня, – мой голос становился все громче.
– Это не так…
– Ты спихнула меня на свою сестру, – согласные у меня теперь тоже звучали как-то жестче. Я буквально рявкнула «спихнула».
– Я не спихивала тебя…
– Чьи письма ты даже не удосужилась прочесть.
– У меня не было…
– Она усыновила мальчика, ставшего тебе племянником, и ты ни разу не нашла времени познакомиться с ним или хотя бы расспросить о нем.
– Погоди, это несправедливо…
– Ты даже не представляешь, что здесь сейчас происходит, во что ты хочешь вмешаться! – я буквально прокричала это.
– Ну, если ты мне просто расскажешь, тогда я…
– Ты звонишь ни с того ни с сего, без всякого уважения и чуткости к тому, что происходит в моей жизни.
– Джорджейна, детка…
Справедливости ради честно скажу: Лиз ни разу не повысила голос, не пыталась защищаться, не злилась. Вдвойне грустно, что я была слишком ослеплена гневом, чтобы это заметить.
– И ты рассчитываешь на то, что я все тут брошу, развернусь и сяду в самолет…
– Ну, да, то есть нет…
– Потому что у тебя вдруг пробудилась совесть из-за того, что ты игнорировала свою дочь с тех пор, как ей исполнилось одиннадцать. И ты думаешь, что сейчас самое время попытаться исправить положение! – последние слова я выплюнула, будто ржавые гвозди.
Линия молчала.
– Я правильно тебя поняла, Лиз?
Весь яд, копившийся во мне последние шесть лет – с тех пор, как она вошла в партнерство, – весь гнев и разочарование выплеснулись на нее именно сейчас. Я словно разродилась уродливым, обиженным на весь свет младенцем.
На том конце провода вдруг раздался странный хрип, какие-то экстренные переговоры на заднем плане – звуки офиса. Я слышала голос Лиз, но не могла разобрать ни слова. Похоже, что она прикрыла трубку ладонью. И даже не слушала меня.
Уставившись на телефон, я стиснула зубы. Затем сбросила звонок и пошла дальше.
Глава 28
Я толкнула дверь кафе, и в ушах у меня зазвенело от гомона собравшейся там публики. Первым делом поспешила в уборную, где отмыла руки, усердно натирая их мылом и выковыривая грязь из-под ногтей.
Приведя себя в порядок, я подошла к стойке и заказала чашку чая и булочку с корицей, проигнорировав раздраженный взгляд девушки, обслуживавшей посетителей. Должно быть, я выглядела какой-то бродяжкой, но мне было все равно.
– Булочку подогреть? – спросила она, вскинув подбородок и глядя куда-то в сторону.
– Нет, спасибо, – отказалась я.
Девушка положила булочку на салфетку и подтолкнула ее ко мне щипцами.
Словно оголодавшее животное, я вонзила зубы в пышную выпечку и отхватила изрядный кусок, и тут грянул громкий и нестройный хор: «С днем рождения! С днем рождения!..» Чуть не подавилась! Но бинго. Покрутив головой, я заметила группу седых посетителей – в основном женщин – в дальнем углу кафе. Там же висела яркая красная перетяжка «Со столетием!». Молодая женщина, державшая в руках торт с одной-единственной свечкой, опускала угощение на стол, вокруг которого собралась пожилая компания.
Значит, Эйлин исполнилось сто лет.
Я умяла свою булочку и запила ее чаем. И то и другое на вкус было как бумага. Параллельно я частенько поглядывала в сторону дальней части кафе. Примерно каждые несколько минут кто-то из гостей покидал вечеринку. Иногда это была какая-нибудь пара старушек, державших друг дружку за локоток, чтобы было легче идти. Иногда кто-то в одиночку, шаркая через все кафе, направлялся к выходу. Стиль всей этой публики определяли фетровые шляпы, удобные лоферы, юбки с чулками или шерстяные брюки. Все гости вечеринки выглядели довольно старыми и годились мне в дедушки и бабушки, а то и в прабабушки и прадедушки. Компания постепенно рассасывалась.
Когда практически все гости разошлись, я наконец отважилась подойти.
Увидев старушку в современном электрическом кресле-коляске, я сразу поняла, что это Эйлин. Она была старше всех, кого я сегодня здесь видела. Рядом с ней дежурила сравнительно молодая женщина – та самая, что держала торт. Медсестра? Дочка? Внучка? Последние две гостьи вечеринки трясущимися руками натягивали шерстные кофты и пытались встать из-за стола.
– Простите, – обратилась я к молодой женщине.
Она отошла от стола и приблизилась ко мне. Я одарила ее теплой улыбкой, хотя ужасно нервничала, указала жестом на Эйлин и спросила:
– Это леди, которой сегодня исполняется сто лет?
Женщина улыбнулась мне:
– Да. Невероятно, правда? Трудно представить, что мы отважились выпустить ее, но что не сделаешь для человека, которому исполняется сто лет. Она все еще полна сил, как никто другой, уж поверьте.
– Выпустить? – переспросила я, рисуя в воображении какую-то клетку.
Моя собеседница рассмеялась.
– Звучит жутковато, да? Я имею в виду, выпустили из дома. Эйлин хотела отпраздновать свой день рождения именно здесь, потому что она открыла это кафе лет шестьдесят пять назад. Ясное дело, в те времена это был ресторан.
– Правда? Поразительно! Я тут подумала, что, если мне присесть и немного поболтать с ней? Поздравить ее с днем рождения? Вы не против? Не каждый день встретишь человека, дожившего до ста лет.
– Пожалуйста. Она любит молодежь. – Женщина пропустила меня к Эйлин и жестом показала, чтобы я села с ней рядом. – Я только сбегаю в туалет, сейчас вернусь, – шепнула она мне на ухо.
Эйлин склонила голову в мою сторону.
– Кто там? – раздался ее сиплый и слабый голос.
Глаза у нее были затянуты белесой пленкой, а на макушке пушились редкие седые волосы. Но вот нос по-прежнему был прямым и идеальным – кажется, единственная часть ее облика, оставшаяся нетронутой временем.
– Меня зовут Джорджейна Сатерленд, – ответила я, – с днем рождения, Эйлин.
Улыбка тронула уголки ее увядших губ.
– Спасибо. Вы намного забавно говорите. Откуда вы?
– Из Канады.
– А! – произнесла она, повернув голову в мою сторону. Ее невидящие глаза оставались неподвижны, а одно веко было и вовсе полузакрыто. – Мои родственники переехали в Канаду после войны, но сама я там ни разу не бывала. – Эйлин говорила с сильным акцентом, и мне пришлось постараться, чтобы разобрать ее слова. – Даже если живешь целый век, всё равно времени никогда не хватает.
– Скажите, – начала я, облизнув губы, – могу ли я спросить вас о чем-то личном?
– Буду только рада, – откликнулась она. – Сейчас мне уже никто не задает личных вопросов. Только однажды, в день моего девяностопятилетия, один журналист пришел поговорить со мной. С тех пор я ни у кого не вызывала особого интереса. Спрашивайте.
Я откашлялась.
– Вы были замужем за человеком по имени Кормак О’Брайен?
Эйлин не ответила. Даже не моргнула. Мне не удалось разглядеть никаких эмоций в ее слепых глазах. Она словно превратилась в восковую фигуру. Мое сердце заколотилось.
– Мэм? Эйлин?
– Откуда вы знаете это имя? – ее слабый голос стал таким тихим, что мне пришлось наклониться к ней совсем близко.
– Ну… Я наткнулась на него в дневнике моей родственницы. И там же нашла имя Эйлин. И предположила, что речь, возможно, шла о вас.
– Что за родственница? Кого вы имеете в виду? – голос старушки дрогнул, но испуганной она не казалась.
– Майлис Штибарт-Шихан, – сказала я, несколько путаясь в произношении, но не сводя глаз с лица Эйлин.
– Ох, – она вздохнула и коснулась губ трясущейся рукой. – Штюарт, – произнесла она фамилию практически как «Стюарт». – Я не слышала этого имени уже… не знаю, как давно. Бедная, бедная женщина.
– Вы знали ее?
Из туалета вернулась спутница Эйлин.
– Я должна отвезти Эйлин домой, она быстро устает, – сказала женщина.
– Ой, – расстроилась я, не в силах заставить себя подняться со стула, и уже начала обдумывать, как задержать Эйлин еще на некоторое время, когда она заговорила сама:
– Подожди, Сара. Дай нам еще несколько минут. Со мной все в порядке. Не могла бы ты оставить нас наедине?
Сара удивилась и бросила на меня настороженный взгляд.
– Конечно. Тогда я подожду у стойки.
– Спасибо, – сказала я с облегчением и снова переключила все свое внимание на Эйлин.
– Я не очень хорошо ее знала, – продолжила она. – Но, когда я была совсем юной, все знали о Майлис. Она пропала без вести. Уверена, вы и сами знаете это.