– Это «Астурия»[14].
Я приоткрыла рот, намереваясь ответить, но почему-то не издала ни звука. Мне почудилось нечто странное в том, как он это произнес – слишком тихо, если это действительно было адресовано мне.
И тут он снова заговорил, и на этот раз дрожь, охватившая меня, возникла вовсе не из-за наслаждения его музыкой:
– Исаак Альбенис.
У меня просто челюсть отвалилась, и я застыла в оцепенении, не в силах решить, как мне поступить: никаких сомнений, Джашер говорил не со мной.
– Я точно не уверен, – продолжил он, поерзав на табурете и откашлявшись, – примерно восьмидесятые годы восемнадцатого века, – Джашер неопределенно махнул рукой, показывая приблизительность датировки.
Охваченная ужасом, я стояла не шелохнувшись. Должно быть, у меня было предобморочное состояние, потому на мгновение я почувствовала, как зрение затуманилось, но затем мне удалось его сфокусировать.
Джашер сдавленно хихикнул, будто пытался расслабиться в присутствии того, к кому не испытывал однозначной симпатии.
– Спасибо, Конор. Если бы я знал, как исполняется канте хондо[15], я бы сыграл, хотя у меня ужасный голос.
Я вытаращила глаза и машинально прикрыла рот рукой: кто, черт возьми, этот Конор? Наконец, у меня получилось пошевелиться и сделать шаг назад.
Несмотря на то, что я двигалась очень тихо, звуки моих шагов заставили Джашера насторожиться – он встал и обернулся, обхватив одной рукой гриф гитары. Затем холодно посмотрел на меня.
– Прости, – пролепетала я, едва дыша, – услышала твою музыку из комнаты и…
Джашер побледнел, а затем стал багровым. На его лице читалась ярость; он прошел мимо, не произнося ни слова.
Входная дверь хлопнула позади меня, и я зажмурилась, полностью подавленная. И еще долго стояла там, не зная, что и думать и как теперь быть.
Позже вечером, уже несколько осмыслив произошедшее, я решилась написать своим подругам.
Я: «Похоже, мой кузен сумасшедший».
Сэксони: «Может, прикидывается?»
Тарга: «Почему ты так решила?»
Я: «Слышала, как он разговаривал сам с собой».
Сэксони: «Я все время говорю сама с собой. Это не делает меня сумасшедшей».
Я: «Ты обращаешься к себе “Стейси”?»
Сэксони: «Чего?»
Я: «Он обращался к кому-то невидимому как к Конору».
Тарга: «Ничоси!»
Я: «Да уж. Зато он чертовски классный гитарист».
Сэксони: «Прям как идиот савант[16]».
Я: «Джашер не идиот. Вы бы видели, какую он соорудил оранжерею!»
Я прикрепила фото и отправила девчонкам.
Сэксони: «Вау! Люблю мужчин, которые умеют работать руками».
Тарга: «Там и крыша открывается?!»
Я: «Может, она даже станцует бешеный канкан, если ты ее об этом попросишь! Джашер гений. Правда, он сумасшедший и ненавидит меня, но он просто гений».
Тарга: «Почему бы тебе его просто не спросить об этом Коноре? Наверняка есть какое-то объяснение».
Я: «Ага! Вот так люди и оказываются в неглубоких могилах где-нибудь на обочине».
Сэксони: «Вот так слабаки и оправдываются…»
Глава 7
После этого мы с Джашером избегали друг друга так, как здоровые сторонятся прокаженных. И все же невозможно было игнорировать друг друга все лето, как бы мне этого ни хотелось.
Позже на неделе мне пришлось заниматься прополкой сада вместе с тетей Фейт. Нужно ли говорить, с каким энтузиазмом я отнеслась к этому занятию? То был самый теплый день с момента моего приезда – на небе не было ни облачка.
Итак, пятничный полдень. Джашер вернулся домой с очередного заказа и работал в оранжерее. Время от времени он появлялся в саду, чтобы взять инструмент или раму. Я старалась не поднимать головы всякий раз, как замечала его краем глаза. Знает ли Фейт, каким колючим бывает Джашер? Или что он, возможно, псих?
Тетя тем временем сосредоточенно и терпеливо обучала меня искусству определения сорняков, и это поглощало все ее внимание. Она не была вполне уверена, что я справляюсь, поэтому постоянно крутилась рядом, покуда возле меня рос ворох сорванной растительности. Умная женщина. И вот я дергаю еще одну зеленую штуковину прямо с корнями – кажется, Фейт считает такие вредителями.
– Эту не нужно, милая. Это эхинацея, отлично подходит для укрепления иммунной системы.
– Ой, простите.
– Джорджи, ты сегодня, похоже, немного рассеянна. Все в порядке? Надеюсь, ты не жалеешь, что приехала в Ирландию на целое лето?
Черт, а она проницательная.
– Нет, тетя, – солгала я.
Она сняла грязные садовые перчатки и отерла лицо.
– Мне скоро ехать в город на встречу, надо привести себя в порядок. Хочешь пить? Я купила свежие лимоны для лимонада.
– Да, горло пересохло.
Я тоже сняла перчатки и последовала в дом за Фейт. В переднем кармане фартука, что был на мне, пискнул телефон – новое сообщение. Я достала его и взглянула на экран.
Сэксони: «Ну что, поговорила уже с этим шизиком?»
Я цокнула языком. Сэксони никогда не сдается.
– Ты уже связалась с мамой? – спросила тетя.
Я покачала головой и опустила телефон обратно в карман.
– Все в порядке. У Лиз много дел, она не ждет, что мы будем болтать по телефону.
– С каких это пор ты зовешь свою маму «Лиз»?
– С тех пор, как она перестала относиться ко мне как к своей дочери, – бросила я и поспешно зажала рот.
Упс. Следовало немедленно извиниться, но тут перед моим носом прожужжало летающее насекомое – отступив назад, я попыталась отмахнуться от него, и заметила мелькнувшие черные и желтые полоски. Где-то в дальнем уголке мозга разум и правила приличия умоляли не орать как сумасшедшая, но их жалобный писк подавила огромная красная глыба под названием «фобия». У меня перехватило дыхание от нахлынувших воспоминаний о жгучей боли, пронзавшей тело десятками жал.
– Спокойно, Джорджи, – голос Фейт эхом прокатился по гранитной громаде моего страха, – она не тронет тебя, если ты сама не навредишь ей.
Я застыла или что-то вроде того, насколько это возможно при гипервентиляции[17].
– Сохраняй спокойствие, не двигайся.
Спустя пару мгновений насекомое исчезло, а я все никак не могла отдышаться. Я приложила руку к колотившемуся сердцу… и тут, наконец, меня охватил мучительный стыд. Прошу меня понять – я не знала, как еще вести себя в подобной ситуации. Подобная реакция – всего лишь первобытный рефлекс, идущий из тех же глубин подсознания, что и дурные сны.
Пчелы и осы стали моими заклятыми врагами, когда мне было восемь. Мы тогда с Таргой играли в лесу неподалеку от дома. Я получила с дюжину укусов. Лиз в припадке безумия увезла меня с криками в больницу – в смысле, кричала именно она. С тех юных пор я убеждена, что все существа с полосками и жалом – порождения дьявола. Кстати, позже стало понятно, почему Лиз обезумела: она не знала, есть ли у меня аллергия на пчелиный яд. Слава богу, ее у меня не оказалось. Однако я получила травму другого рода – психическую.
– Боже правый, Джорджейна, – Фейт тронула мою руку своей теплой ладонью, – я думала, ты шутишь насчет пчел. Ты же не боялась насекомых в прошлый раз, когда была здесь. Что случилось?
Голова Джашера показалась из-за угла оранжереи и тут же исчезла. Зуб даю, что слышала его приглушенный смех! Или мне показалось? Я покраснела.
– Меня ужалила пчела… много пчел, – произнесла я с досадой. От жгучей ненависти к этому крошечному существу, бывшему причиной моего унижения, было кисло, как от лимонного сока.
Фейт вела себя как люди, у которых нет фобий: пыталась обезоружить мой страх с помощью логики.
– Мы любим пчел. Знаешь ли ты, что без них человечество погибло бы? Семьдесят процентов мирового продовольствия опыляется пчелами.
– Да, тетушка, я знаю. Разумом понимаю.
И я действительно знала об этом – в прошлом году у нас в школе проходила кампания «Спасем пчел», когда какая-то таинственная сила убивала их по всему миру. Я читала об этом статью. И была в курсе, что эти черно-желтые демоны – неизбежное зло. Но это знание не помогло мне при близких контактах жалящего типа.
– В любом случае это была не пчела, – продолжала Фейт, – это был шершень. Джашер! – позвала она к моему ужасу.
Только не это, пожалуйста! Мало мне позора на сегодня? Катастрофа – он идет по траве прямиком к нам! Весь такой веселый и потрясный… Как же я ненавидела его в этот момент.
– Да? – отозвался Джашер.
Мне захотелось смахнуть эту его ухмылочку смачной оплеухой. Может, он и псих, но фобий у него точно нет – по крайней мере, так я рассуждала в этот момент. Знай я тогда то, что знаю сейчас, я бы отнеслась ко всему этому гораздо спокойнее. А тогда мне хотелось показать Джашеру язык. Или врезать ему с ноги в прыжке с разворотом – между прочим, у меня длинные ноги. Я бы дотянулась.
– Не хочешь обучить свою кузину увлекательному искусству «найти и уничтожить»?
Найти и уничтожить? Я с удивлением уставилась на тетю, любительницу природы. Только стоит решить, что хорошо знаешь кого-то, как вдруг…
Джашер медлил с ответом. Наконец, процедил:
– Я недостаточно безумен для этого.
Тут челюсть у меня совсем отвисла, и я вытаращила глаза.
– Джашер, – произнесла Фейт с укоризной.
– Да у нее нервишки пошаливают. Ты хочешь, чтобы я охотился за гнездом с этой психованной на буксире? – ответил он, даже не взглянув на меня.
Жгучий гнев заколотился в моем сердце, а лицо запылало от ярости. Разговор был обо мне, но он вел себя так, словно меня здесь не было!
– Ну же, покажи мне этот свой трюк, Джашер, – парировала я.
Тут он наконец-то посмотрел мне в глаза. И, должно быть, заметил в них вызов.
– Ладно, как хочешь.
Джашер направился к дому, и я последовала за ним, уповая на то, что не пожалею о своей напускной отваге. Он прошел в кухню прямиком к холодильнику и достал из него упаковку тушеной говядины. Затем открыл пачку и достал кусочек. Положив остальное обратно в холодильник, вернулся на улицу с порцией мяса в руках.