Глава 9. Воплощенные кошмары
– Эх, Эдмунд, Эдмунд, если бы наши люди были бы такими как ты… Готовые умереть за идею… Но ведь немногих можно заразить безумной идеей… Люди видят халтуру… Они знают… Какими бы терпеливыми и равнодушными они не оставались… И это самое ужасное, потому что человек, который притворяется, может ударить тебя в спину, когда ты ослабеешь… И он этого не упустит.
Я слышал, что говорил блондин. Я слышал четко каждое слово, несмотря на то, что только-только приходил в себя после того, как потерял сознание. Медленно открыл глаза, постепенно, потому что яркий свет приносил боль. Перед глазами все плыло, будто я потерял зрение, когда летел вниз. Мне с трудом удалось различить очертания фигуры, которая ходила взад-вперед передо мной. Попытался пошевелить руками, но не смог. Меня привязали к железному стулу. Только теперь осознал, что стул холодный, а комната, в которой мы находимся, напоминает холодильник. Невольно начал стучать зубами из-за холода.
– Мир стал тяжелее… Люди противнее… Они не верят нам… Не верят ни единому слову…
«Как-будто они верили все это время», – саркастически подумал я.
Голос полицейского дрожал. Наверное, ему самому было здесь холодно. Но несмотря на это, он продолжал говорить. Я жадно слушал его, надеясь найти ответ на то, где я нахожусь.
– Но мы догадались… Мы поняли, что есть силы, которые внушают им не подчиняться нам… Сначала, конечно, мы не обращали внимания на вас… Мы думали, что наша власть настолько крепкая, что кучке фанатиков не под силам ее сломить… Что могут никудышные сироты сделать целой армии? Но вы были настырными и мы потешались над вашими никчемными поступками… Теперь… Теперь…
Лэджерский подошел ко мне вплотную, совсем близко к моему лицу, что я теперь различил его лицо. И как сторонний наблюдатель, я бы отметил, что это выражение могло быть только у человека, который просто потерял всякую надежду. Я слабо улыбнулся.
– Нам ничего не остается, как просто уничтожить вас.
Сообщив это, он схватил меня за шею и начал душить. Естественно, убивать меня он не собирался. Это было похоже на то, будто он пытался загасить сиюминутную вспышку гнева. Я начал задыхаться и был на грани того, чтобы вновь потерять сознание. В этот момент он резко убрал руку и, как ни в чем не бывало, улыбнулся:
– Но прежде ты скажешь, где находится Метрополис.
Недоумение – вот что прочитал Мединский на моем лице. «Но как?».
– Да, мы знаем. Ты удивлен? – спросил он, изображая подлинное удивление.
Он внимательно наблюдал за моей реакцией. Его глаза будто бы слились с моими. Я почувствовал как он роется в моем сознании, заглядывает в каждый уголок моего мозга.
– Ваша ликвидация – лишь вопрос времени. Вы все умрете, – заключил он и добавил, – Приступаем.
Погас свет. Через несколько минут я заснул.
***
Я проснулся, ощущая, что в комнате стало невероятно душно. Холод, который раньше пронизывал меня до костей, словно исчез. Медленно раскрыв глаза, я обнаружил, что комната погрузилась в теплый оранжевый свет, и она казалось еще более ужатой. Потянуло так, будто стены и потолок начали сжиматься вокруг меня, словно в тисках.
Затем, когда мои глаза стали воспринимать окружающее более четко, я разглядел на стенах электрические спирали, стилизованные под какие-то неведомые орнаменты. На боковой стене мелькнуло изображение черепа. Однако самое пугающее было ощущение, что стены действительно сжимаются. Волной ужаса меня охватило того, что смерть придет ко мне медленно и мучительно. Они хотели меня поджарить, как курицу в печи. Мой железный стул начал медленно нагреваться, и я понимал, что через несколько минут мне будет невыносимо больно. Однако еще большее беспокойство вызывала моя собственная слабая воля и порог боли. Я знал, что сдамся, как только боль станет невыносимой.
– Эдмунд, мы оба знаем, что ты не вытерпишь этого, – неожиданно я услышал голос Мединского. – Я не буду тебя мучить. Хочу, чтобы ты знал, что можешь прекратить это в любую секунду.
Голос растворился. Мне показалось, что он ушел навсегда. В какой-то момент, мне хотелось, чтобы он продолжал говорить. Лишь бы говорил, неважно что. Я почувствовал, что меня охватывает паника. Мой взгляд перебегал с одного угла на другой, затем на потолок, и только после этого остановился на зеленом дисплее над дверью. В этот момент паника завладела мной полностью. Дисплей над дверью показывал температуру воздуха в помещении. Она превышала 60 градусов и росла буквально по минутам. Я задыхался. Мне казалось, что в моей голове кипят мозги. Я пытался поднять ноги с пола, потому что он обжигал мои пятки. Но увы тщетно, потому что меня привязали за руки, за ноги, за талию и грудь. С трудом лишь удавалось поворачивать голову в стороны. Я взглянул на свои руки, которые покрывались пузырьками, видимо, лицо тоже, потому что чувствовал, как его жгло. В горле пересохло настолько, что казалось, будто если я выдохну, то только огонь. В какой-то момент, я подумал, что оказался в аду и мои мучения никогда не закончатся. Да, действительно. Более подходящего слова для моих пыток не сыскать. Я пребывал в настоящем аду. Еще чуть-чуть, и я намеревался сдаться, закричать, лишь бы они отпустили меня.
Но я опустил голову, мирясь с тем, что сейчас умру. Я даже был уверен, что уже умер, потому что почувствовал призрачное прикосновение чьей-то руки к своему подбородку. Оно отличалось от адского огня, который кружил вокруг меня. Скорее, ощущение было что-то вроде прикосновения пушинки. Эта призрачная рука медленно подняла мой подбородок так, что я cмог взглянуть на лицо незнакомца. Это был я. Конечно, я бы удивился, если бы не невыносимая боль. Ожоги по всему телу отзывались острой болью.
– Ты можешь гордиться собой, – сказало мое отражение, внимательно смотря мне в глаза.
Я постоянно щурился, часто моргал, боясь потерять зрение прежде, чем умереть. Конечно, никто не просил меня говорить, но я с большим трудом стал шевелить губами и говорить шепотом. На большее у меня не было сил.
– Лучше умереть…
Я почувствовал, что через несколько секунд потеряю сознание. На табло над дверью, мое зрение едва различило почти 80 градусов. «Все, хватит!», – услышал я резкий голос где-то в атмосфере комнаты, прежде чем потерял сознание.
***
…Я сидел рядом с отцом. Это была скала из которой открывается вид на бескрайнюю полупустыню с редкими кактусами и удивительным закатом. Солнце напоминало спелый апельсин, который разбрызгивал свой сок по сторонам. Мы наслаждались оставшейся красотой этого мира. Казалось, что больше ничего не осталось на этой планете. Она была безжизненной… Позади нас город горел. Огромные здания, несмотря на свою прочность, медленно разрушались под воздействием ядерной атаки, исчезая в пыли и дыму. Вдалеке раздавались взрывы, и небо озарялось молниями. Где-то здания просто дымились. Город умирал. Но мы с отцом просто сидели, утопая в великолепии заката и не обращая внимания на все это. Мой взгляд был устремлен вперед, и я был заворожен этой красотой, так что даже не заметил, как выдыхал пар, как в морозную погоду…
Проснулся я из-за ощущения резко нахлынувшего холода. Мединский вылил на меня ведро холодной воды, и я сильно перепугался. Вода подействовала на меня как нашатырный спирт, и мои глаза открылись, будто от этого зависела моя жизнь.
– Ну что, прошел через ад, да? – сказал он.
Я не понимал, о чем он говорит. Только осмотревшись вокруг и увидев свое тело, я понял, что он имел ввиду. Все мое тело было в ожогах, ноги были красными.
– Я хочу сказать тебе, брат мой родной, что ты можешь остановить все это в любую минуту, – заметил Мединский.
В этот раз он был одет в теплый плащ, подол которого спадал чуть ли не до пола, и из рта у него исходил пар. До этого я и не заметил, что в комнате было невероятно холодно. Но мое тело горело, будто я до сих пор находился в аду. Холодный пот подступил ко лбу. Мединский бросил быстрый взгляд на мое лицо и тихо шепнул в ухо: «Ничего, это пройдет». Он замахнулся плащом так, что подол задел мне лицо, и это обожгло кожу, будто на меня брызнули кипятком. Я задыхался, глотая воздух, раскрывая рот и стараясь набрать его полной грудью, но это не помогало. Мединский стремительно пересек комнату и скрылся за дверью. Он очень быстро вернулся, держа папку с бумагами в руках. Важно расхаживая по холодной комнате, он достал из кипы одну бумагу и начал читать: «Отчет экспертов Министерства устранения разногласии».
– Эдмунд, в этом тексте есть твои высказывания. В чем-то я с тобой согласен. Любой идиот, который принимает очевидную ложь за правду, наиболее опасен. И ты пишешь, что у нас таких людей 90%, – Арсан Мединский говорил спокойно. На секунду мне показалось, что он хвалит меня. – Я согласен с тобой. Когда-то архитекторы, пытаясь остановить могучий поток воды, построили дамбу, но вода смела их вместе с сооружением.
Через пять минут я начал ощущать невероятный холод. Термометр над дверью показывал 60 градусов ниже нуля. Я ощутил, как холод проник в мое горло, и казалось, что от этого я потерял голос. Даже дыхание было ужасающе хриплым. Голова промерзла настолько, что мои мысли стали смутными, и я плохо понимал, где нахожусь. Я понимал только одно: это испытание мне не по плечу. Еще спустя 10 минут я уже не понимал, почему меня заперли здесь и чего от меня хотят. Со стороны я бы посчитал это весьма стратегически ошибочным решением. Когда мое зрение едва различило цифру 80 на термометре, а волосы и брови покрылись инеем, я потерял сознание…
Где-то в подсознании мне казалось, что за мной гонится огромная снежная собака с ледяными клыками. Я бежал, задыхался и звал на помощь. Казалось, что эта собака вот-вот настигнет меня и откусит мне шею. В этот момент не было ничего страшнее и ужаснее этого животного. Я бежал долго и прибежал к океану, огромная волна которого окатила меня с ног до головы, а снежный пес растаял…
Я пришел в себя, потому что Мединский вновь окатил меня холодной водой. В этот момент сторонний наблюдатель подумал бы, что перед ним сидит пациент психиатрической больницы. Мои чувства и эмоции куда-то ушли, а глупый взгляд был устремлен вперед, в стену. Я пел, или точнее бурчал под нос какую-то старую, непонятную песню, словно шаманские мотивы. Когда разум немного прояснился, я смотрел на себя в зеркале, расположенном напротив меня. Удивлению моему не было предела. Я сильно исхудал, с лица пропали всякие эмоции. Будто в этой холодильной камере я провел не пять минут, а целую вечность.