— А я как-то и не думал, что они хитрить умеют, — качаю головой, сочувствуя летунам.
— Ха! Не умеют! Меняем мы на пойло в основном соболей. Так они знаешь что учудили, искренние такие, блядь?! Ночью ведь прилетаем, темно. В машине свет тусклый. Так они нам под водочку подсунули дохлых кошаков, а у тех к шкуркам хвосты от соболя пришиты…
— Геша! — орет командир.
— Иду, Сергеич! Несу, Сергеич! — дурачится Геннадий.
Самолет действительно приземлился на озеро, расчищенное под взлетную полосу. Штурман сказал, что с ними должен быть еще и техник, но четвертого они не берут, экономят.
— Вместо четвертого можно сто литров водяры взять! — ржет Геша, выбираясь в грузовой отсек, чтобы опустить аппарель и кинуть на нее сетку. Сейчас увидишь, сколько их тут набежит!
Действительно, охотников до спиртного набралось больше, чем надо. Плосколицые, без шапок, эвенки или якуты, одетые в парки из оленьей шкуры, набились в самолет под завязку, как только трое работяг быстренько выкатили все бочки наружу.
— Водка давай! Водка давай! — такие вопли заполонили весь грузовой отсек.
Я сначала смотрел, как бойко торговали летуны, меняя водку на шкурки соболя и песца. Затем настал и мой черед.
— Одеколон будешь? — спрашиваю ближнего ко мне охотника, который огорченно матерится, так как ему водяры не досталось.
— Давай! — тут же завопил он в предвкушении. — Шкурка есть! Водка давай!
— Одеколон, — поправляю его.
— Давай! — тут же вся толпа навострилась на меня.
— Шкурки мне на хрен ваши не нужны! — ору им на весь самолет, перекрывая своей голосиной рев якутов. — Один флакон — пять рублей!
— Сколько есть, все по десять возьму! — вдруг вырывается из толпы один из охотников.
— Я по пятнадцать беру! — орет следующий.
— По двадцать! Все мое!
Подобный бизнес мне и не снился. Но гвалт поднялся такой, что, кажется, дело вот-вот дойдет до драки.
— Заткнитесь все!!! Или никто ни хрена не получит!!! — ору я. Толпа мгновенно притихла.
— Я беру по двадцать, — говорит охотник; но уже гораздо тише.
— Значит, так! — удовлетворяюсь наступившей тишиной. — В каждой коробке десять флаконов. За флакон — двадцатник! Все, кто здесь есть, получают по коробке. Подходить по очереди!
Толпа послушно организовалась. Через десять минут весь «рижский тройной» при госцене в сорок семь копеек за флакон был продан по двадцать рублей.
Оленеводы умотали пить горькую в полярную ночь, а в пустой отсек самолета уже только один полутрезвый грузчик накатал пустых бочек из-под бензина и соляры. Штурман накинул на бочки сетку и закрыл аппарель. Обалдевший от торгов, я устроился в кресле техника. Чистая прибыль от моего сегодняшнего вояжа составила девять тысяч семьсот рублей с копейками. Охренеть можно! Двое новых «Жигулей» сделал за пятнадцать минут!
— Ну как? — улыбаясь, интересуется командир корабля.
— Даже не верится, Сергеич.
— Это здесь нормально, — кивает он авторитетно. — Мы тут как-то на сутки в декабре, помню, зависли из-за погоды. Так я смотрел, как они в карты играли. Пузырь водки на кону пятнадцать тысяч стоил! Можешь себе представить?! Им деньги девать некуда. Гусеница у «Бурана» полетела, так он новый «Буран» себе покупает! Нет запчастей. В Туре или Байките почти в каждом доме на чердаке штук по десять цветных телевизоров лежит. Ремонта нет, а что-то полетело, там, может, и мелкий ремонт нужен, так они новый берут. А куда тут денешься?
— Ты чего на рубли-то? — хлопает меня по плечу зашедший в кабину Геша. — Смотри, какая арифметика: пузырь водки, пусть даже у спеку лей, тридцатник. Шкурка — пузырь. А шкурка соболя у перекупщиков — сто рублей! Вот тут-то и навар!
Отрицательно мотаю головой.
— Ты сколько той водки с собой возьмешь? — усмехаюсь я. — А я на сорок вложенки восемьсот делаю.
— Кстати, верно, — соглашается второй пилот. — Может, следующим рейсом и мы одеколончиком затаримся? А, Сергеич?
— Похоже, Антоныч дело говорит. — Командир хмыкнул и почесал нос. — С одеколоном легче и заморочек меньше…
На обратном пути я договорился с экипажем о совместных полетах. Моя оплата почти ничто: предоставлять экипажу пару пузырей водки на дорогу, и все. Летуны дали мне свой полетный график. Две недели они будут летать в Ессей из самого Красноярска. Экипаж Ана должен будет возить в Заполярье кирпич. Теперь мне не нужно будет приезжать в пассажирский порт, а только в грузовой. На том и порешили.
Глава четвертая
Я был уверен, что технари в Type уже не смогут нормально обслужить АН на дозаправке. Но, к моему удивлению, вся технарская команда в полном составе вышла к самолету. Попрощавшись с пилотами, я пошел греться в комнату технарей. Когда те вернулись, мы еще с полчаса поговорили, но вскоре сон сморил всех. Никаких рейсов в Туру больше вроде не предвиделось, поэтому техники со спокойной совестью завалились спать. Мне же втолковали, что на портовский ГСМ постоянно ездят автозаправщики, которые перетаскивают горючку в поселок. Значит, я смогу уехать в Туру попутным КамАЗом или «Уралом».
Выхожу на воздух. Морозец придавил сильнее. На градуснике возле котельной столбик показал отметку пятьдесят три градуса. Для местных это не совсем мороз, а мне не комфортно. Иду к дороге на ГСМ, где я слышал гул машины. Тяжелый «Урал» с бочкой, гудя дизелем, выползает из-за поворота. Машу рукой, и машина останавливается.
— Потом в Туру? — интересуюсь у водилы, открыв дверцу.
— Залазь! — рявкает шоферюга. — Студишь ведь!
Быстро забираюсь в тепло кабины.
— Транспортником добирался? — интересуется водитель.
— Точно. Ну и морозец, — скинув перчатки, дышу на руки.
— Сам, что ль, не с Севера? — косится водитель дружелюбно.
— Бывал на Севере. Только на зоне, — признаюсь я.
— Это, брат, у нас просто, — сочувствует водила. — Долго тянул?
— Пятерку.
— Это трудновато, — хмыкает шофер. — Трешник туда-сюда можно на одной ноге отстоять. Я вот семерочку откосогорил по делянкам. Давно это было. Так как, говоришь, тебя звать-то, земеля? — улыбается он, протягивая руку для пожатия.
— Антонычем зови, не ошибешься.
До Туры ползем долго. Зимник достаточно раскатан машинами, но все же дорога паршивая. В особенности на уклоне, где она огибает полукольцом основательно разрытый карьер.
Здесь грузовик может легко свалиться вбок и загреметь с шестиметровой высоты. Все прошло благополучно.
— Забыл! — вдруг хлопает себя ладонью по лбу водила. — Надо было у складов «ВВ» притормозить. Я там недалеко петельки поставил. Сейчас морозец придавил, парочка зайчиков влетит, как не фиг делать.
— Тут что, вэвэшники есть? — не понимаю, о каких складах говорит водитель. Для меня, недавнего зека, сочетание букв «вэвэ» может означать только масть козлов, охраняющих зоны.
— Не! Это не те уроды! — смеется водила. — Взрывчатка там хранится, потому и «ВВ» — взрывчатые вещества. Тут весной возили с каравана на эти склады груз. Потеха просто! Когда с самоходок на Тунгуске загружались, от охраны, блин, не продохнуть было! Красноперых понаехало, что сельдей в бочке. Привезли все сюда, триста тонн, скинули на землю и уехали. Там два сторожа, язвенника, с одним винтарем гнутым, и бухие вдрызг шабашники. И сарая-то под взрывчатку нет! Бригада шабашников только материалы завезла. Приходи и бери сколько хочешь! Я взял немного, тайменя глушить.
В Type водила довез меня до гостиницы. Пришлось долго греметь в. дверь, пока сверху не спустилась заспанная администраторша.
— Ну, давай, земеля! — кричит водила из кабины, приоткрыв дверь.
Я помахал ему рукой. УАЗ, взревев дизелем, стал разворачиваться.
— Откель так поздно-то? — спрашивает пожилая администраторша.
— У друзей в порту задержался.
— Местов нету, — сочувственно говорит она. — Дак я тебя пока в бытовку определю. Ежели кто съедет к завтрему, там, глядишь, и переберешься.
— Порядок, мать. Можно и в бытовку, — весело соглашаюсь я. — Это ведь не на морозе ночевать.
— То-то и оно, милок. Да ты не волнуйся, там просторно. Ничем не заставлено. Доху свою постелишь и поспишь, как человек…
С утра отправляюсь навестить свою недавнюю знакомую. Выспался я хотя и на полу, но неплохо. В данном случае удобства не так и важны. Если Тура считается столицей Эвенкии, то в таком случае Магадан можно считать столицей мира. На столицу Тура не тянет никаким местом. Правда, коммуняки и здесь, среди деревянных жилищ, отгрохали себе здание обкома, как всегда монументальное. Надо, правда, отдать должное, школа и больница почти в той же весовой категории, но слегка попроще и, разумеется, пониже, но из кирпича.
Татьяна поднялась мне навстречу. Вроде бы наша встреча состоялась, как мне и хотелось, и все же я несколько растерялся. Что делать дальше? Но выручила Таня своей женской непосредственностью. Она сбегала к своему начальству и выбила себе отгул.
Днем мороз слегка спал, и при тридцати восьми в минусе по Цельсию мы с Таней гуляли по поселку. Затем девушка пригласила меня к себе в гости. Таня живет в обычном для этих мест двухэтажном деревянном доме, где до туалета надо бежать со второго этажа и после через просторный двор. Водопровода опять же здесь никогда не видели и воду держат в бочках, которые стоят в общем тамбуре возле входных дверей. В них даже не совсем вода. Чистую воду завозят водовозки только летом, а в зимний период бригада рабочих рыбкоопа бензопилами выпиливает куски — льда из Тунгуски. Вот эти самые куски потом привозят в дом и загружают их в бочки, чтобы таяли. Лед, естественно, при сильных морозах таять не хочет, поэтому с водичкой для чая есть некоторая проблема, не говоря уже о том, чтобы вечерком принять душ. Ничего такого в местных квартирах не предусмотрено. Варят в квартирах, слава Богу, не на костре. Обычно пользуются небольшими электрическими плитками. Электричество на поселок вырабатывает станция, в которой стоят дизеля от старых танков. Сюда из аэропорта и возят соляру. Да и не только сюда. В общем, обо всех «удобствах» на Севе