Но Данилов отчего-то хмурился, разглядывал стены, ворота, бросал взгляды на дирижабль.
– Что такое? – встревоженно спросил его Миша, видя беспокойство сталкера.
– Есть проблема – для вывода дирижабля из эллинга потребуется несколько человек. К тому же если боковой ветер будет сильным, возникнут трудности. Нас всего четверо, я за рулем – не в счет. Втроем вы не сможете вывести дирижабль из ангара.
– Что будем тогда делать?
– Есть идея, – Данилов посмотрел на крышу помещения. – Разобрать придется наш ангар. Тогда вертикально взлетим.
– Разобрать? – Миша с сомнением оглядел строение. – Это возможно?
– Думаю, да. Судя по конструкции ангара, должны справиться. Ну, хотя бы попытаемся, а там видно будет. Но лучше бы получилось, остальные варианты выглядят сложнее.
Миша не стал уточнять об остальных вариантах раньше времени, он лишь уставился на крышу, попытавшись представить, как ее можно разобрать.
С крышей ангара справиться оказалось проще, чем ожидали. Строение представляло собой разборную постройку арочного типа и напоминало конструктор. Разъединить легкие алюминиевые листы на полукруглой крыше и скинуть их вниз оказалось посильным делом для четверых мужчин; кое-где болты проржавели, и пришлось изрядно постараться, но работа кипела и споро продвигалась вперед. К концу ночи над ними искрилось сотнями звезд небо, а в ангар без крыши заглядывала желтая луна, сиротливо висевшая на небосклоне.
По меркам Данилова до восхода солнца оставалось еще час-полтора, и оставшееся время они отдыхали, лежа в кабине, заперев дверь. Понятное дело, накануне столь волнующего полета о сне не могло быть и речи. Каждый оказался наедине со своими мыслями. Время, казалось, тянулось бесконечно, как бы Миша мысленно его ни торопил. Не терпелось парню очутиться в воздухе, взглянуть на землю с высоты. Лишь Игорь Владимирович заснул сразу же, и в кабине раздавалось его тихое похрапывание.
Наконец, настало долгожданное утро. Сквозь солнцезащитную пленку на окнах пробились первые рассеянные лучи солнца. Первым подскочил Миша, так и не сомкнувший глаз. От нетерпения он начал трясти за плечо Данилова.
Тот засмеялся.
– Руку оторвешь. Да не сплю я, отстань, дай хоть с мыслями собраться.
Утро выдалось ясным. Это было хорошо, ведь ориентироваться им предстояло по солнцу, чтобы определять стороны света.
– Ну что, ребята, позавтракаем – и в дорогу. День обещает быть интересным и захватывающим.
Мише пришлось еще потерпеть – силы все-таки были нужны, и подзарядиться не мешало, кто знает, когда им удастся поесть в следующий раз. Вскоре явился Пал Палыч – проводить их в дорогу. На стекла противогаза нацепил ту же пленку, что использовалась для окон кабины дирижабля, и теперь разгуливал по ангару, рассматривал громадину, накрепко привязанную канатами, и качал головой.
– О, наш юродивый пожаловал, – сказал Данилов, выглядывая в окно. – Очень кстати, нам его помощь пригодится.
Данилов спустился, потолковал о чем-то с Пал Палычем, бородатый чему-то явно обрадовался и, довольный, закивал головой. Оказалось, ему будет принадлежать почетное право развязать канаты и практически своей рукой запустить дирижабль, эту огромную махину, в небо. Ну, по крайней мере, так решил для себя Пал Палыч. Он с удвоенной энергией принялся носиться по ангару, заглядывать во все углы, изображать понимание и заинтересованность – еще бы, такая почетная обязанность на него возложена. А заодно спровадит гостей подальше, а то мало ли, прихватят еще чего с собой или передумают и останутся в бункере. А ему и одному здесь хорошо.
Так как узлы были завязаны прочно – Данилов с Мишей постарались, было решено, что канаты проще разрубить, благо и топорик нашелся в ангаре. Теперь Пал Палыч выглядел грозно – в противогазе с торчавшей из-под него длинной косматой бородой и топором в руке. А если вспомнить, что с головой у него не все в порядке, становилось не по себе. Но ведь у Пал Палыча было много замечательных возможностей покончить с ними, проделать дырки в их головах еще в первую встречу, а он этим не воспользовался и, видимо, не собирался.
Наконец, все было готово. Данилов занял место в рубке управления, за ним сгрудились Миша, Колька и Игорь Владимирович. Иван крикнул бородатому, чтобы приступал к своим обязанностям, и обернулся к своим:
– Ну что, полетели?
Разрубить канаты оказалось непросто. Пал Палыч кряхтел, махал топором, пот лил с него градом. Но дело продвигалось медленно и натужно. Миша несколько раз порывался выскочить и помочь с непростым заданием, но Данилов останавливал его взглядом:
– Потом залезать обратно неудобно будет в качающуюся кабину, сноровки у тебя нет. Подождем, он справится.
Наконец, последний канат поддался, разорвался с сухим треском, тут же пол закачался, и дирижабль медленно начал набирать высоту. Пал Палыч отчего-то приложил руку к несуществующему козырьку и так и стоял, наблюдая, как дирижабль поднимается выше и выше.
Ощущения от небольшой качки были не из приятных, к тому же начало закладывать уши. Так что Миша практически пропустил взлет, борясь с неприятными ощущениями. Зато, когда дирижабль набрал высоту, парню стало немного лучше. Данилов окинул его взглядом:
– С первым летным крещением тебя. И в прошлом мало кому удавалось полетать на дирижабле. А уж сейчас, будь уверен, мы, наверное, единственные во всем мире, кто решился подняться в воздух.
Игорь Владимирович и Колька сидели на полу, еще не пришедшие в себя после всех событий, а потому мало обращающие внимание на происходящее сейчас. Слишком мало времени прошло с момента, когда родная станция канула в небытие.
– Будешь штурманом, Миша.
– Что я должен делать?
– Ну, следи за горизонтом, – улыбнулся Данилов. – Высоко подниматься мы не будем, чем выше – тем больше потеря подъемной силы из-за разреженности атмосферы. Полетим низко над землей. Да и перелет будет недалеким. При благополучных раскладах займет около трех часов.
Миша посмотрел вниз, и с непривычки закружилась голова, деревья показались ему такими маленькими. Прямо под ним расстилалось зеленое море, оно шевелилось, покачивалось, колыхалось. А вон стремительно уплывает вдаль войсковая часть, и, быть может, там на плацу до сих пор стоит Пал Палыч, всматриваясь в небо и приложив руку к козырьку. А дальше, там, где заканчивались границы Царицынского леса, начинался город. Он был огромен, величав и мощен даже сейчас. И он был мертв, неподвижен – словно памятник ушедшей эпохе. И все равно Мишу охватило благоговение перед масштабами открывшегося сверху вида. Он посмотрел на Данилова – как тот реагирует на увиденное, но лицо Ивана было грустным, ведь он знал другую сторону города, он видел его живым. Сталкер перехватил взгляд парня и подмигнул ему:
– Считай, Миша, что ты на обзорной экскурсии.
И, помолчав, добавил:
– Жаль, что ты не видел прежнюю Москву. А с другой стороны, я тебе завидую, тебе не понять, что потеряли мы.
Дирижабль плыл дальше, миновал Царицынский парк, потянулись первые дома за ним.
– Смотри, Миша, а вон и твой дом, – Данилов указал рукой на крохотный павильон станции Орехово, и тут же пожалел, что сказал это вслух.
«Какой же я дурак, сам напоминаю об ужасе, который довелось пережить совсем недавно этим несчастным. Ведь дома у них больше нет». Но Миша был поглощен полетом и, видимо, не расслышал. А Игорь Владимирович и Колька были в этот момент в другом конце кабины. Данилов кинул взгляд на запад – оттуда надвигались лиловые облака, но они были далеко, беспокоиться было рано.
– Есть еще кое-что, – задумчиво сказал Данилов. – Надо сообразить, как будем приземляться. Можно попробовать сесть на землю, двое из нас спрыгнут и привяжут канат к чему-нибудь. А потом мы нагрузим дирижабль балластом, чтобы ветром не сорвало.
Миша уверенно кивнул.
– Справимся. Как прибудем на место, разберемся.
Что привело его сюда? Ноги подчинялись телу уже с огромным трудом, Вильдер понимал, что ему оставалось уже не так много, но это его не волновало. Видели бы его сейчас – настоящий старик, полусогнутый, еле передвигающий ноги, жалкий и беспомощный, в рванине и треснувших солнечных очках. Давно ли он разгуливает без противогаза? Плевать. Зато напоследок подышит настоящим воздухом, а не через тесную резиновую маску с фильтрами.
Вильдер стоял на мостовой напротив дома, в котором он провел, наверное, свои самые лучшие годы. Стоял и примечал, как изменился с той поры его родной уголок: трещины расползались по стенам, чернели провалы-окна, некоторые – с сохранившимися рамами. На крыше происходила какая-то возня – там две вичухи боролись между собой за недавно пойманную добычу, огромного слизня, которому не посчастливилось оказаться на открытой местности. Когда охота кушать, и такой живностью не побрезгуешь. Наконец, они разодрали надвое тело жертвы и убрались восвояси, каждая в свою сторону, неся в когтях куски извивающегося тела монстра. Жирные вонючие капли – кровь слизня – упали совсем рядом с Вильдером, и Сергея передернуло от отвращения. А еще недавно он превозносил новые формы жизни и считал их совершенными. Накатила тошнота, и Сергей упал на колени, дергаясь в спазмах. Встал с трудом, на это ушло, казалось, не менее получаса. Он вновь вспомнил о Мише.
– Прошу… спаси и сохрани его… прошу тебя…
И вдруг на мгновение огромная тень накрыла Вильдера и заскользила дальше по земле, причудливо искривляясь на местности. Сергей поднял голову, и его губы тронула улыбка. «Они сумели, выбрались, смогли подняться в небо». Сигарообразный дирижабль скользил по небу легко, рассекая воздух, его серебристые бока искрились на солнце, а сбоку было написано неровным почерком слово «Надежда».
– Господь с вами.
Вильдер взглянул на фотографию, которую все это время держал в руке. С нее смотрела на него и мило улыбалась молодая девушка, Мишина мама. А ее обнимал за талию, стоя спиной к фотографу, молодой Сергей.