ла, что делать. Наступившую тишину нарушали скрип досок под сапогами Пименова и его тяжелое дыхание. И когда вспышка гнева погасла, он остановился перед Антониной, прошелся по ней пристальным взглядом и огорошил предложением:
— Антонина, принимай должность начальника секретариата отдела!
— Как?!.. Я? — оторопела она.
— А вот так.
— Но я же этому не училась!.. Я же не умею!.. Я…
— Ничего, научишься! Не боги горшки обжигают. В этом деле главное — ответственность и внимательность. У тебя есть эти качества. Так что занимай должность и начинай работать! — потребовал Пименов.
— Есть, товарищ полковник! — приняла к исполнению Антонина.
— С этой минуты ты — начальник секретариата!
— Товарищ полковник, разрешите вопрос?
— Слушаю?
— А как принимать дела, если я никогда не занималась секретным делопроизводством?
— Ничего, дело наживное. На первых порах тебе помогут Иванов и Баранов.
— Да я сама как-нибудь справлюсь, зачем их отвлекать, — возразила Антонина.
Пименов хмыкнул, на его лице появилась лукавая улыбка и с невинным видом сказал: — Я не возражаю, если найдешь кого посимпатичнее.
— Они все хорошие, — смутилась Антонины.
— Ну тебе виднее. Надеюсь, Антонина, ты меня не подведешь.
— Никак нет, товарищ полковник!
— Твоя главная задача — при любых условиях обстановки обеспечить сохранность секретных данных, в первую очередь тех, которые относятся к агентуре. Она в контрразведке — святое! Умри, но не выдай! Ясно?
— Так точно, товарищ полковник! Умру, товарищ полковник, но не отдам, — поклялась Антонина.
— Вот теперь можешь идти! — распорядился Пименов.
— Есть! — срывающимся голосом произнесла Антонина и покинула кабинет.
Это был первый светлый день в череде тоскливых и гнетущих будней. Ее радовало высокое назначение и то доверие, которое оказало руководство Особого отдела. К этому чувству примешивалось другое — уверенность в том, враг не столь силен, что рано или поздно он будет разбит. Эту пока еще робкую надежду подкреплял захват немецкого летчика. В приподнятом настроении Антонина находилась до вечера, до сообщения сводки Совинформбюро. Скупое перечисление диктором Левитаном сбитых немецких самолетов, подбитых танков и уничтоженных огневых точек не могло скрыть суровой и беспощадной правды, военная машина вермахта неумолимо, километр за километром, приближалась к Москве. Оставалось надеяться только на чудо, и оно произошло.
5 декабря 1941 года эфир взорвался сенсационным сообщением: войска Калининского и Западного фронтов перешли в наступление. Немцы отступали?! В это с трудом могли поверить Антонина и ее боевые товарищи! Они уже плохо слышали, как диктор Левитан перечислял освобожденные советские города и поселки, захваченные трофеи и число сдавшихся в плен офицеров и солдат вермахта. Фашисты впервые за время войны не просто отступали, они бежали под ударами Красной армии.
В тесном кабинете Пименова негде было упасть яблоку. Звенели алюминиевые кружки, из фляжек рекой лился спирт, тосты завершались громовым «ура!». Впервые в своей жизни Антонина пила и не пьянела. Она пьянела от другого, ее голова кружилась от счастья, а ноги сами просились в пляс. Вслед за ней в круг вышли Иванов, Буяновский, Козаченко, Богданов, к ним присоединились остальные. За все время своего существования стены кабинета бывшего директора колхоза не видели столько радости и веселья.
То был первый крупный успех Красной армии. Он порождал в душе Антонины, Леонида, в душах их сослуживцев надежду на скорый перелом в войне. Она кружила головы не только им, но и полководцам. В Ставке ВГК спешили компенсировать неудачи на южном фланге советско-германского фронта и, пока немцы с румынами не успели закрепиться в Крыму, а Севастополь оставался мощным центром сопротивления захватчикам, спешили нанести ответный сокрушительный удар.
В пожарном порядке началась подготовка одной из самых крупных десантных операций в истории Великой Отечественной войны. В лихорадке приготовлений Антонина, сотрудники Особого отдела 51-й армии не заметили, как пролетело время. Они жили жаждой мести за погибших товарищей, рвались в бой и верили, что победа будет за ними.
Наступило 26 декабря 1941 года. Под покровом ночи и тумана сотни десантных судов, рыбацких сейнеров и барж с десятками тысяч моряков и красноармейцев устремились к затаившемуся в темноте высокому крымскому берегу. Погода выдалась скверная. В Черном и Азовском морях разыгрался шторм, волны достигали высоты 3–4 метров, они грозными валами обрушивались на скалы, гасили все звуки и притупили бдительность вражеских часовых. Пока это играло на руку десантникам и обеспечило скрытность в проведении первого этапа операции.
Свой вклад в ее успех внесли сотрудники Особого отдела 51-й армии. Они беспощадно пресекали все случаи нарушения правил маскировки, требовали строжайшего соблюдения правил конспирации при ведении радиопереговоров, из писем военнослужащих вымарывались даже намеки на предстоящее наступление.
Несмотря на сложные погодные условия, участникам десанта приходилось высаживаться в ледяную воду, операция началась удачно. К исходу дня удалось захватить два крупных плацдарма на побережье. 26 и 27 декабря на них были переправлены основные силы 51-й и 44-й армий.
Развивая успех, передовые отряды 51-й армии 28 декабря освободили Керчь. Их поддержали войска 44-й армии, они к 1 января вышли к Феодосии. Противник, не выдержав натиска, все дальше откатывался на запад, вглубь Крымского полуострова, на ряде участков отступил на 100–1 10 километров. Спасая положение, гитлеровцы сняли с Севастополя наиболее боеспособные части и ввели в бой против наступающих советских войск. С крупными потерями для обеих сторон 2 января 1942 года линия фронта стабилизировалась на рубеже Киет-Новая Покровка-Коктебель.
Пауза длилось недолго. Перегруппировав силы и усилив их резервами, командование Крымским фронтом в феврале предприняло попытку возобновить наступление, чтобы прорваться к Севастополю, но без поддержки авиации — мешали сильные туманы — оно потерпело неудачу.
Противники снова взяли паузу, на фронте наступило временное затишье. В те мартовские дни большая часть сотрудников Особого отдела 51-й армии временно разместились неподалеку от Керчи, у железнодорожной станции Семь Колодезей. Там к ним на короткое время вернулась обыденная жизнь с ее маленькими радостями и огорчениями. Об этом Антонине, «Кнопке»-Татьяне и их новой подруге Зое ранним погожим утром напомнил стук в окно. Они поднялись на ноги.
Со двора на них смотрел гордость 3-го отделения Особого отдела Александр Козаченко. Он первым из сотрудников получил орден Красной Звезды за то, что заменил в бою погибшего командира роты и отбил атаку противника. Высокий, стройный, настоящий красавец, по которому сохли все девчата штаба, он загадочно улыбался и что-то прятал за спиной. Рядом с ним смущенно переминался с ноги на ногу его сослуживец Гриша Буяновский. К ним присоединился сам начальник 3-го отделения Яков Кадашевич. Суровый внешне, на самом деле — душа нараспашку, когда в распутицу Антонине он подарил сапоги-«хромочи». И не важно, что они были 42-го размера, она чувствовала себя офицером.
— Подъем, наши прекрасные дамы! Вас ждут великие дела! — призвал Козаченко и расплылся в широкой улыбке.
«Кнопка» капризно поджала губки и ворчливо заметила:
— Тоже мне «лыцари» нашлись. Откуда только вас в такую рань принесло?
Козаченко нисколько не смутился и заявил:
— Кто рано встает, тому сам Бог подает.
— Что? Что? И это говорит орденоносец! — не унималась «Кнопка».
— Передовик-комсомолец?! Возмутительно! — присоединилась к ней Зоя.
— А наша партийная организация поддерживает комсомольца Козаченко! — пришел к нему на выручку Кадашевич.
Зоя всплеснула руками и в ужасе воскликнула:
— Что я слышу?!
— И что же ты слышишь, Зоечка?
— А то, Яков Иосифович, что Козаченко вас до монастыря доведет!
В Антонине любопытство взяло верх над атеистическим воспитанием, и она поинтересовалась:
— Ребята, а что такого вам послал Господь? Выдержав многозначительную паузу, офицеры переглянулись, а затем, как по команде, припали на правое колено. В следующее мгновение в их руках, как из воздуха, возникли скромные букеты из нежных подснежников и фиалок. Зоя, Таня и Антонина ахнули. Первой вспомнила о празднике Татьяна и воскликнула:
— Девчата, так сегодня же 8 Марта!
— Поздравляем! Поздравляем и удачи желаем! — дружно повторили офицеры и подали цветы.
Прошли многие годы, а этот трогательный эпизод из войны они сохранили на всю жизнь.
В тот тяжелейший год весна не спешила вступать в свои права. В начале марта она слегка побаловала слабым теплом и снова скрылась в туманах. И только к апрелю ветра, подувшие со стороны Средиземного моря, разогнали плотные облака и открыли солнце. Под его жаркими лучами природа яркими, сочными красками стремительно пробуждалась к новой жизни.
Степь северного Крыма, высушенная лютыми февральскими ветрами и казавшаяся безжизненной, в считаные дни преобразилась. Изумрудная зелень молодой травы покрыла вспучившуюся холмами-морем землю, и она заполыхала розовыми, красными, фиолетовыми кострами распустившихся тюльпанов и маков. Над ней величаво парили ястребы и высматривали в зарослях кустарника и травы добычу: куропаток, перепелов и сусликов. Порхающей, скачущей и ползучей живности было великое множество, она трещала и посвистывала на разные голоса.
Еще раньше весна пришла на юг Крыма. Пестрый ковер из белоснежных подснежников, примул и нежно-фиолетовой сон-травы устлал южные склоны гор. Ниже, на побережье, весна расплескалась настоящим буйством красок. Нежная вуаль цветущего миндаля, алычи и японской айвы укутала сады. В воздухе витал сладковатый аромат ранних цветов. Кроны деревьев гудели от гомона птиц, они вили гнезда и готовились к рождению новой жизни. Вопреки войне Черноморское побережье Крыма в это время года напоминало земной рай.