Настал черед для частей 5-й Ударной армий и 11-го танкового корпуса 1-го Белорусского фронта перейти в решительное наступление на Берлин с восточного направления. На их плечах десятки оперативно-боевых групп Смерша устремились к своим целям, в их числе и группа Иванова.
Продираясь сквозь завалы, вступая в перестрелки с разрозненными дезорганизованными отрядами противника, она пробилась Рейхсканцелярии, это произошло 1 мая.
Перед глазами Леонида Георгиевича предстало логово заклятого врага. Те немногие его обитали, что не успели унести ноги, имели жалкий и потерянный вид. Они, еще недавно выглядевшие величественными, повелевавшие сотнями тысяч, стали суетливыми и угодливыми. В помещениях и в бункере Рейхсканцелярии повсюду царил хаос. Леонид Георгиевич так и описывает те свои впечатления:
«…в моих руках были несколько кителей Гитлера с золотыми фашистскими значками и вензелями на подкладке — А.Г., выполненными шелковыми нитками. Были специальные башмаки колченого Геббельса, у которого, как известно, одна нога была короче другой, подарки, драгоценные ручки, документы и многое другое из личных вещей фашистских руководителей»[42].
При осмотре помещений Рейхсканцелярии и прилегающей территории контрразведчики, в частности, майор Николай Зыбин помимо башмаков Геббельса обнаружил у запасного входа в бункер два полуобгорелых трупа. Их доставили в отдел Смерша. Проведенная экспертиза подтвердила тот факт, что это были тела Геббельса и его жены Магды. Перед тем как покончить с собой, они дали согласие на умерщвление шестерых своих детей.
Эти зловещие находки не слишком огорчили Леонида Георгиевича. На следующий день 2 мая 1945 года берлинский гарнизон капитулировал. В тот день, как он посчитал, для него война закончилась. Его радость была безмерной. Возвращаясь к тому знаменательному памятному событию, Леонид Георгиевич вспоминал:
«…мне в числе других посчастливилось принимать участие в приеме капитуляции немецких войск берлинского гарнизона 2 мая 1945 года. Это было незабываемое зрелище.
В тот же день я расписался на стене Рейхстага. Написал просто: «Л. Иванов из Тамбова». Настроение в тот день было особенно радостное, в Берлине установилась весенняя солнечная погода. Помню, что во многих окнах уцелевших домов немцы вывесили простыни, наволочки, полотенца — в знак капитуляции, такое получилось «праздничное оформление»[43].
Спустя шесть суток, после того как Леонид Георгиевич оставил свою подпись на стене Рейхстага, ему пришлось выполнять еще одно необычное боевое задание. В составе особой группы сотрудников управления Смерша 1 — го Белорусского фронта Леониду Георгиевичу выпала высокая честь обеспечить безопасность участников исторического события — подписания Акта о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Выбор его кандидатуры был далеко не случайным. Начальники полковник Карпенко и генерал-майор Ивашутин учли то, что за спиной Леонида Георгиевича были десятки успешных операций по поиску и ликвидации вражеских агентов, а заслуги оценены самыми высокими наградами — четырьмя боевыми орденами, два из них Отечественной войны 1-й и 2-й степени.
Этому действительно эпохальному событию предшествовали политические игрища, затеянные западными союзниками СССР по антигитлеровской коалиции. На пепелище разгромленной Германии США, Великобритания и Франция, готовясь к будущей схватке с набравшей невиданную мощь советской державой, спешили застолбить за собой главный «приз» во Второй мировой войне — победу над фашизмом. В пожарном порядке по распоряжению президента США Гарри Трумэна и премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля верховный главнокомандующий войсками союзников в Европе генерал армии Дуайт Эйзенхауэр готовился принять капитуляцию вермахта на территории, занятой западными союзниками.
Такое обращение к нему поступило от временного главы Германии гроссадмирала Карла Дёница и начальника штаба оперативного руководства верховного командования вермахта генерал-полковника Альфреда Йодля. После сдачи в плен берлинского гарнизона для них стало очевидно, что дальнейшее сопротивление бессмысленно, они предложили западным союзникам принять капитуляцию Германии и организовать подписание акта 10 мая.
Эйзенхауэр наотрез отказался обсуждать предложенную Дёницем отсрочку и потребовал немедленной капитуляции, в противном случае пригрозил продолжением массированных авианалетов по немецким войскам. Йодль, выступавший в роли переговорщика, вынужден был принять его условия и после телефонных переговоров с Дёницем дал согласие на подписание Акта 7 мая. Со стороны командования силами союзников в Европе предполагалось, что Акт подпишут генерал Беддел Смит, а с советской — начальник военной миссии во Франции при штабах союзных войск генерал-майор Иван Суслопаров. О таком решении союзников Суслопаров незамедлительно сообщил в Москву, передал проект текст Акта и запросил инструкцию о порядке дальнейших действий.
К моменту подписания Акта о капитуляции ответ из Москвы так и не поступил. Действуя на свой страх и риск, Суслопаров поставил под ним свою подпись, но перед этим он настоял на том, чтобы в документ было включено одно важное примечание. В нем оговаривалась возможность переподписания Акта по требованию одного из государств-союзников. Церемония подписания состоялась в Реймсе, где находилась ставка Эйзенхауэра, 7 мая в 2 часа 40 минут по среднеевропейскому времени.
Сталин категорически не согласился с местом, где был подписан Акт, и с самой процедурой. Дальновидный политик, он не намеривался разменивать победу, завоеванную советским народом огромной ценой, на рядовое событие, а ее итог сводить к заурядному документу, скрепленному подписями второстепенных лиц. В своем обращении к Черчиллю и Трумэну он настаивал на том, что
«…договор, подписанный в Реймсе, нельзя отменить, но его нельзя и признать. Капитуляция должна быть учинена как важнейший исторический акт и принята не на территории победителей, а там, откуда пришла фашистская агрессия, в Берлине, и не в одностороннем порядке, а обязательно верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции».
Черчилль и Трумэн вынуждены были считаться с позицией Сталина и не только потому, что за ним стояла невиданная мощь Красной армии, способная сокрушить любого противника. В Европе и в их собственных странах у народов не возникало сомнений в том, кто именно внес основной вклад в разгром фашизма. Об этом говорили неопровержимые факты, а именно: советский, а не американский или британский солдат вошел в поверженный Берлин, вбил последний гвоздь в гроб нацизма и водрузил над Рейхстагом Знамя Великой Победы.
7 мая маршал Жуков получил из Москвы указание:
«Ставка Верховного Главнокомандования уполномочивает Вас ратифицировать протокол о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил».
Местом для переподписания Акта Георгий Константинович выбрал штаб 5-й ударной армии, он размещался в берлинском пригороде, в Карлсхорсте, в здании бывшего военно-инженерного училища. Для церемонии был подготовлен зал офицерской столовой, его обставили мебелью из Рейхсканцелярии.
В тот же день, 7 мая, вся территория училища была взята под круглосуточную охрану. Леонид Георгиевич и его группа несли службу на внешнем периметре. Принятые меры безопасности не являлись данью этикета и простой формальностью. Несмотря на то что немецкие войска капитулировали, время от времени то в одном, то в другом районе Берлина вспыхивали ожесточенные перестрелки. Эсэсовцы и фанатики не намеривались сдаваться и сражались до последнего патрона. Поэтому от Леонида Георгиевича и других сотрудников Смерша требовалось сделать все возможное и невозможное и не допустить провокации со стороны недобитков. Особое внимание было уделено обеспечению безопасности членов немецкой делегации, в ее состав входили: генерал-фельдмаршал начальник штаба верховного командования вермахта Вильгельм Кейтель, представитель люфтваффе генерал-полковник Штумпф и кригсмарин адмирал фон Фридебург. Без их подписей под Актом сама процедура и документ теряли как юридический, так и политико-военный смысл.
Поздним вечером 8 мая немецкая сторона, а также члены делегаций от СССР — маршал Георгий Жуков, от Великобритании — заместитель главнокомандующего союзными экспедиционными силами маршал Уильям Теддер, от США — генерал Карл Спаатс и от Франции — генерал Жан Делатр де Тассиньи благополучно добрались до Карлсхорста.
Ровно в полночь по московскому времени церемонию подписания открыл Жуков. Он объявил:
«Мы, представители Верховного главнокомандования советских вооруженных сил и Верховного командования союзных войск уполномочены правительствами стран антигитлеровской коалиции принять безоговорочную капитуляцию Германии от немецкого военного командования».
Затем Георгий Константинович распорядился пригласить в зал представителей немецкой стороны, когда они вошли, предложил им сесть за отдельный стол. Кейтель, Штумпф и фон Фридебург заняли свои места. Возникла долгая пауза. Кейтель не замечал ни Теддера, ни Спаатса, ни тем более де Тассиньи, он поедал глазами того, кто, проявив гениальную прозорливость, разгадал его планы захвата Москвы, Ленинграда, замыслы других стратегических операций верховного командования вермахта и вышел победителем. Жуков и Теддер поинтересовались полномочиями немецких делегатов, а также тем, имеют ли они на руках Акт о капитуляции, ознакомились ли с его содержанием и согласны ли подписать.
Кейтель ответил утвердительно, достал ручку, чтобы поставить подпись, намереваясь сделать это за своим столом. Жуков не позволил этого, указал ему его настоящее место и потребовал: «Не там, а здесь. Я предлагаю уполномоченным германского главнокомандования подойти сюда и тут подписать Акт о безоговорочной капитуляции».
Кейтель и другие представители немецкой делегации подчинились, прошли к отдельному специальному столику, приставленному к столу, за которым сидели союзники, и подписали Акт в 9 экземплярах. Свои подписи под ним поставили Жуков, Теддер и в качестве свидетелей — Спаатс и де Тассиньи.