мному богатству, которое он генерировал, - богатству, до сих пор " неизвестному в других частях колониальной Америки ", - но и благодаря своему правовому и социальному примеру. Островная колония стала пионером в развитии рабства и создании плантаторской машины, родоначальником подобных кодексов, а позже - важнейшим источником ранней миграции черных и белых в Каролину, Виргинию и позднее на Ямайку. Здесь находился семенной кристалл английской плантационной системы в Новом Свете, или, по словам одного историка, ее "культурный очаг".
В 1642 году имперский конфликт между европейцами принял новый ожесточенный оборот: против голландского правления восстали морадоры - португалоязычные поселенцы в Бразилии, сохранившие верность Лиссабону. Голландия захватила Бразилию, чтобы лишить Португалию и Испанию Бурбонов (с которой Португалия оставалась в союзе) доходов, получаемых от рабов, обрабатывающих сахар. Не удовлетворившись своей первоначально ограниченной цели - ослабить Испанию, напав на Португалию в Бразилии, которая была источником ее огромного новообретенного богатства - сахара, голландцы начали недолговечную, но гораздо более амбициозную попытку стать самостоятельной мировой державой. Этот голландский план не имел ничего общего с ситуативным качеством ранних испанских и португальских завоеваний, а основывался, скорее, на высококонцептуальных планах создания интегрированной империи , которая бы объединила разрозненные, но взаимодополняющие владения вокруг Атлантического кольца. В соответствии с этим планом, упомянутым ранее, голландцы надеялись использовать недавно основанную Вест-Индскую компанию для создания монопольной торговой системы в Западном полушарии, во многом схожей с той, что уже была создана в Азии. Там Голландская Ост-Индская компания стала самым важным источником богатства Голландии за границей.
Традиционные голландские истории уделяли так много внимания азиатской основе нового голландского богатства в этот период, что сбрасывали со счетов или вовсе упускали из виду то, чего Нидерланды пытались достичь на Западе, используя африканский рабский труд, судоходную мощь и плантации. Как пишет Ян де Врис, ведущий историк золотого века Голландии, " "Атлантическая реальность" так и не смогла оправдать большие надежды первых пропагандистов, но это произошло не из-за отсутствия попыток". Концептуально "Великий замысел" основывался на синергии, уже присущей более старым имперским планам Португалии, но он стремился продвинуть их гораздо дальше. Пока он длился, Голландия контролировала многие из ведущих источников рабов в Центральной и Западной Африке, то есть и в Эльмине, и в Луанде. В течение всего двадцати лет после 1630 года это позволило ей отправить 31 533 африканца для производства сахара в Бразилии. В то же время они контролировали самую большую и экологически перспективную зону для производства сахара, известную в мире, - а именно земли, завоеванные ими в Бразилии. Тем временем голландцы также контролировали поселения на североамериканском материке от современного Массачусетса до Делавэра, которые тогда назывались Новыми Нидерландами, и Нью-Йорк, который тогда назывался Новым Амстердамом. Эти территории быстро вышли за рамки ранней торговли мехами и стали поставщиками продуктов питания для развивающейся плантационной экономики Голландии далеко на юге. И Новые Нидерланды, и Бразилия должны были быть заселены голландскими поселенцами и коренными народами, обращенными в кальвинизм.
Голландцам так и не удалось полностью реализовать свой грандиозный план, но это не значит, что их замыслы остались неосуществленными. Их реализация была возложена на англичан, чье быстро растущее могущество, начиная с середины XVII века, было основано на достижении тех же синергетических эффектов, только гораздо более глубоких. Это означало еще более глубокую интеграцию экономик, охватывающих четыре угла Атлантики - Европу, Африку, плодородные тропики Нового Света и Северную Америку, - чем когда-либо предполагали голландцы. Североамериканский материк, с которого англичане вытеснили голландцев, стал играть свою роль гораздо более полно, чем это было при прежних хозяевах, как мы увидим. На ранних этапах становления новой интегрированной системы американские колонии Британии служили кладовой мяса, рыбы и зерна, а также лошадей, волов, леса и других природных ресурсов для гораздо более богатых колоний, таких как Барбадос, чья сахарная промышленность давала самый высокий экспорт на душу населения в Америке, а высокие прибыли от выращивания тростника быстро сделали нерентабельным другое использование скудных земель. Как писал один из колонистов острова в середине XVII века, " [люди] так нацелены на посадку сахара, что они предпочитают покупать продукты питания по очень низким ценам, чем производить их своим трудом, настолько безгранична прибыль от сахарных работ после их завершения".
В конце концов, ни одна часть континентальной Америки не оказалась в более выгодном положении, чем Новая Англия, чьи фермеры и рыбаки сосредоточились на снабжении Барбадоса и других стран Карибского бассейна, где выращивали сахар. На самом деле, как и любые другие идеалы Просвещения, именно вест-индские корни растущего процветания Новой Англии, освободившие купцов и фермеров таких мест, как Бостон, Салем и Провиденс, от экономической зависимости от английской родины, послужили толчком к зарождению мысли о независимости в этой части британской Америки. Как отмечает историк Венди Уоррен, " [В]1680-е годы более половины кораблей, стоявших на якоре в гавани Бостона в любой день, занимались вест-индской торговлей, и почти половина судов, торговавших в Вест-Индии, отплывала из портов Новой Англии".
Но что в первую очередь связывало все волны европейского имперского строительства в Новом Свете - от португальцев до голландцев, затем от голландцев до англичан, - так это общий фундамент, в основе которого лежало представление о судьбоносной ценности порабощенных африканцев, приносящей богатство. Без этого ни одна из имперских амбиций европейцев не имела смысла. Эта реальность отражена в мыслях выдающегося французского мыслителя конца XVIII века, выступавшего против рабства, аббата Рейналя. По этому поводу Рейналь, курировавший публикацию многотомной истории европейского колониализма, писал: " Труды колонистов , поселившихся на этих давно забытых островах, являются единственной основой африканской торговли, расширяют рыболовство и земледелие Северной Америки, обеспечивают выгодные рынки для производства Азии, удваивают, возможно, утраивают активность всей Европы. Их можно считать главной причиной стремительного движения, которое будоражит вселенную". Под последней фразой он, конечно же, имел в виду быстрый и ускоряющийся экономический прогресс Европы.
Прозрения Рейналя совпадали с мнением Уильяма Берка, двоюродного брата Эдмунда Берка и колониального чиновника в Гваделупе в 1760 году, тогда еще только захваченной Англией у Франции. " Именно благодаря западноиндийской торговле большая часть Северной Америки вообще имеет возможность торговать с нами", - писал он. "В действительности торговля этих североамериканских провинций... . как и африканская, должна рассматриваться как зависимый член и подчиненный отдел западноиндийской торговли; она должна подниматься и падать точно так же, как процветают или приходят в упадок западноиндийские страны". Чтобы понять истинный смысл этих слов, мы должны прорваться сквозь эвфемизм и косвенность. В формулировке Берка торговля Африкой в подавляющем большинстве случаев состояла из насильственной торговли мужчинами и женщинами, которых в цепях переправляли через океан с этого континента. Труд колонистов Карибского бассейна, о которых говорит Рейнал, был трудом чернокожих людей, которых обрабатывали до смерти ради больших прибылей, в основном на сахарных плантациях.
Возвращаясь к планам Голландии, следует отметить, что они были разрушены в два этапа. Во-первых, португальцы начали копировать ту самую схему , которую голландцы использовали против них, например, когда мятежные португальские лоялисты в Бразилии разграбили управляемые голландцами сахарные плантации в Баие, лишив Голландию доходов от рабского труда, необходимых ей для того, чтобы ее новая атлантическая империя могла себя окупить. Когда Голландия значительно ослабла, англичане принялись за дело, захватив в 1664 году Новый Амстердам и переименовав его в Нью-Йорк, а также набирая силу в Карибском бассейне.
Однако именно разорение плантаторских миров Бразилии во время противостояния Португалии и Голландии предоставило барбадосскому сахару и Англии в Вест-Индии решающие исторические возможности. Одним из самых первых и, несомненно, самым важным из первых барбадосских плантаторов тростника был жесткий и амбициозный англичанин голландского происхождения по имени Джеймс Дракс. Он прибыл на остров в 1627 году в возрасте восемнадцати лет, один из пятидесяти пассажиров на борту корабля "Уильям и Джон", первого корабля поселенцев, прибывшего на остров из его страны. Другим пассажиром корабля был Генри Уинтроп , чей отец, Джон, возглавил поселенческую деятельность в Массачусетсе.
Дракс прибыл на Барбадос с 300 фунтами стерлингов и мечтой : не уезжать в Англию, пока не построит поместье, которое будет приносить ежегодный доход в 10 000 фунтов стерлингов. Подобная мотивация была правилом, а не исключением, среди первых английских поселенцев на Карибах. А в годы бума Дрэкс неизмеримо превзойдет даже этот доход. В этой удаче он был не одинок: в качестве замечательной иллюстрации силы идеального времени двое из других поселенцев, прибывших на корабле "Уильям и Джон", присоединятся к нему в качестве королей сахарной промышленности всего несколько лет спустя.
Где-то в западной части Атлантического океана, еще не добравшись до Барбадоса, Уильям и Джон столкнулись с португальским судном, перевозившим рабов из Западной Африки по пути в Бразилию. Английский корабль напал на другое судно и сумел захватить десять его африканских пленников, сделав их самыми первыми порабощенными людьми на острове. Я нахожу ужас, присущий этому инциденту, совершенно захватывающим и часто думаю о том, насколько хорошо он отражает состояние бесчисленных других африканцев, которые были проданы в рабство в рамках американской работорговли . Никто никогда не узнает ни их имен, ни того, откуда они прибыли, но вполне вероятно, что к тому моменту эти африканцы уже как минимум трижды переходили из рук в руки разных владельцев. В первый раз - между африканскими государствами или обществами, возможно, в результате конфликта на африканском побережье. Затем их продавали белым торговцам и либо держали в барраконах, либо грузили прямо на португальский корабль, стоявший на якоре в открытом море. У пленников не было опыта плавания по океану, и они не могли понять, куда их везут, что означало бы ужас. И наконец, им пришлось бы пережить травму морской стычки между различными племенами белых, причины которой они не могли разгадать, и с самими собой, по причинам, которые они еще не могли знать, в качестве приза. Несомненно лишь то, что впереди их и сотни тысяч тех, кто последует за ними, ожидало множество ужасов.