Какой бы тщательной ни была попытка моделирования, она, тем не менее, серьезно недооценивает демографические последствия работорговли , поскольку не учитывает гибель людей на местах в Африке во время самого акта работорговли. Установить достоверные цифры смертей, которые произошли во время войн, связанных с работорговлей, захвата и особенно путешествия из внутренних районов к побережью из работорговых регионов, - задача, вероятно, невыполнимая. Тем не менее, по оценкам некоторых историков, в результате этих способов погибло столько же африканцев , сколько выжило во время трансатлантического перехода. Учитывая количество африканцев, погибших на борту плавучих гробниц, которые переправляли их через Атлантику, возможно, лишь 42 процента людей, попавших в ловушку торговли, выжили достаточно долго, чтобы подвергнуться продаже в Новом Свете. Историк Джозеф Миллер подсчитал, что в дополнение к этому ужасающему числу жертв, к концу трех-четырехлетнего периода "выдержки" , который рабы проходили после прибытия в Бразилию (и другие плантаторские общества), возможно, только двадцать восемь - тридцать из каждых ста человек, захваченных в плен в Африке, оставались в живых.* Даже несмотря на то, что общее количество человеческих жизней составляло порядка двух третей, португальцы и другие крупные торговцы десятилетие за десятилетием относились к подобным ужасающим потерям как к морально неприметным издержкам "ведения бизнеса".
Если оценка Миллера, согласно которой столько же африканцев умерло в неволе на земле на своем континенте, сколько выжило, чтобы попасть на невольничьи корабли, хотя бы отдаленно соответствует действительности, это радикально повлияет на общие оценки демографического воздействия рабства на Африку. Некоторые эксперты считают, что рост населения на континенте не только был намного ниже, чем если бы не было работорговли, но и что население Африки фактически сократилось в абсолютном выражении за четыре века атлантической торговли. Но вопрос о том, сколько людей было потеряно для Африки, важен для нашей истории не только с точки зрения поиска точных данных. Количество жителей на континенте было одним из важнейших факторов, определяющих его путь в современность. На протяжении большей части своей досовременной истории Африка была сильно недозаселена по сравнению с Европой или Азией. Это объяснялось сильным влиянием исключительно высокого бремени болезней в тропической Африке, которое подавляло рождаемость и усугубляло младенческую смертность, а следовательно, и рост населения.
Лишив столько миллионов людей за сравнительно небольшой период времени, атлантическая работорговля оставила Африку в сильно ослабленном состоянии для конкуренции с другими частями света в тот самый момент, когда человеческое общество впервые стало глобализироваться. Не случайно в ту же самую эпоху население Британии и многих других частей Европы переживало бум. Где бы ни происходил в эту эпоху бурный рост населения, он ускорял урбанизацию, которая, в свою очередь, стимулировала всевозможные процессы модернизации. Рост населения привел к появлению более крупных и мощных государств, способных организовать и выставить большие армии. Это означало, что рынки сбыта были гораздо больше, а торговля могла значительно активизироваться. Но неуклонный рост рабства лишил Африку всего этого и сделал континент более уязвимым перед внешними конкурентами и агрессорами, особенно перед европейцами, которые не только сами быстро росли, но и, как мы видели, становились гораздо богаче за счет присвоения африканского труда, который по замыслу состоял в подавляющем большинстве из людей в расцвете сил.
Помимо самой работорговли, население Африки, равно как и ее политические институты, сильно пострадали в период широкомасштабного европейского завоевания континента в конце XIX века. Фактически, население Африки, вероятно, продолжало сокращаться даже в ранний колониальный период, в первые годы двадцатого века.
Если отток африканцев, начавшийся в конце Средневековья и достигший пика в период с середины XVIII по середину XIX века, представлял собой радикальный разрыв с прошлым континента, то запоздалое, но резкое восстановление роста африканского населения, начавшееся в межвоенные годы XX века, можно рассматривать как еще один радикальный разрыв - на этот раз, правда, не только для Африки, но и для всего человечества. Население Африки, которое за всю свою историю никогда не отличалось быстрым устойчивым ростом, в двадцатом веке 600 процентовувеличилось примерно на , поднявшись за сто лет, возможно, со 130 миллионов человек до 1 миллиарда. Хотя это превышает темпы роста населения, когда-либо ранее наблюдавшиеся на любом континенте в истории человечества, большинство, если не весь этот рост, следует понимать как своего рода восстановление или отскок после разрушительных действий прошлого. Однако демографический бум двадцатого века в Африке произошел слишком поздно, чтобы подготовить ее к конкуренции с Европой, Северной Америкой и другими глобальными центрами богатства и власти. Это объясняется тем, что основы для подъема этих регионов были заложены столетием или более ранее, когда мир стал тесно связан между собой посредством морского транспорта и торговли, что помогло обеспечить североатлантическим странам гораздо более выгодное положение в эпоху высокой глобализации экономики.
Еще более удивительным многим покажется тот факт, что рост Африки в XXI веке будет еще более впечатляющим, чем за рекордные сто лет до этого, и это во многом определит наше общее будущее как людей. Согласно прогнозам авторитетного Отдела народонаселения Организации Объединенных Наций, в середине века в Африке будет проживать около 1,4 миллиарда человек, а к концу XXI века их число может достигнуть 4 миллиардов. В этом есть горькая историческая ирония. Самый быстрый рост населения Африки произошел не под якобы благотворным управлением белых людей, а в эпоху независимости 1950-1960-х годов. Только тогда, а не во времена колониального правления, начались инвестиции в общественное здравоохранениеважные , и особенно в охрану материнства и младенчества.
Сейчас перед всем миром остро стоит вопрос: какую жизнь смогут обеспечить себе сотни миллионов новых африканцев, которые присоединятся к человеческому роду в ближайшие десятилетия, в сильно раздробленных государствах, доставшихся им в наследство? Ответ на этот вопрос повлияет на жизнь во всех других уголках мира, независимо от того, где вы живете и насколько далекой может казаться Африка для ваших сегодняшних забот . Человечество и Европа, в частности, могут столкнуться с огромным счетом за извлечение из Африки того, что они организовали и на чем нажились в прошлом. Если в этом столетии дела в Африке будут обстоять плохо, это выльется в невообразимо большие волны миграции по сравнению с сегодняшним уровнем. Мы станем свидетелями распространения новых заболеваний, хронических войн и терроризма - все это будет связано с политической нестабильностью и экономической отсталостью Африки. И все мы будем страдать от ухудшения состояния окружающей среды в глобальных масштабах, например, от уничтожения огромных уцелевших тропических лесов континента или океанов, с которыми он граничит.
Альтернативой подобным катастрофическим последствиям может стать только более серьезная и согласованная работа по кардинальному улучшению нынешней траектории развития Африки, в частности, за счет ускорения ее экономического развития, включая гораздо большую индустриализацию. Занятость и образование, особенно для девочек, станут ключевыми факторами как для этой цели, так и для того, чтобы решительно переломить демографическую кривую. К сожалению, пока нет никаких признаков того, что Европа, Запад или кто-либо еще - включая Китай, чьи отношения с континентом в последнее время привлекают большое внимание, - действительно готовы принять этот вызов. На самом деле, как отмечает гарвардский экономист Дэни Родрик, подъем новой индустриализации Китая за последние пятьдесят лет сделал последующую индустриализацию в значительных масштабах для всех остальных гораздо более сложной. Это особенно верно для большинства африканских стран, которые после Берлинской конференции остались с небольшими рынками и не имеющими выхода к морю или мало жизнеспособными государствами.
И последнее соображение, касающееся населения, связано с огромным внутренним перемещением населения в Африке в результате работорговли. По мере того как радиус действия или зона охвата бизнеса постепенно расширялась вглубь от прибрежных районов, человеческие цепи новых связанных невольников в группах размером от двадцати до ста человек перегонялись с места на место по пути к побережью. Джозеф Миллер сообщает, что " [кольцо] вокруг правого запястья каждого человека привязывало ее или его к основной цепи и препятствовало использованию правой руки для разрыва оков. Тех, кто сопротивлялся или падал, тащили по земле остальные члены группы". С ростом иностранного спроса на рабочую силу для плантаций Вест-Индии и резким увеличением внутренних перемещений в Африке, сопровождавших это развитие, начиная с XVIII века, на континенте произошло парадоксальное, на первый взгляд, увеличение практики рабства среди самих африканцев.
Это произошло по целому ряду причин. Во-первых, традиционные системы ценностей были радикально изменены новыми формами обмена, прямого или косвенного, с европейцами на импортные товары. С другой стороны, во многих местах нарушился порядок. Наконец, многие африканцы, ставшие предметом торговли, задерживались в промежуточных пунктах перевалки и никогда не достигали побережья. Это серьезно дестабилизировало их нечаянные "принимающие" общества. Более того, по мере того как прибрежные общества, понесшие потери населения на ранних этапах торговли, становились все более крупными игроками в этом человеческом трафике, многие из них стремились поглотить более поздних жертв торговли, прибывших из внутренних районов. Новые жители помогали им восполнить недостающее население, хотя и в виде рабов, и усилить позиции в борьбе с соседями-конкурентами. Когда в первой половине XIX века работорговля была окончательно остановлена, некоторые западноафриканские короли и вожди горько жаловались на то, что не только уничтожены их средства к существованию, но и что они, по сути, остались в мешке, вынужденные кормить и как-то интегрировать в общество большое количество новых людей, привезенных в рабство из внутренних районов при условии, что они будут проданы дальше. Многие из этих людей неизбежно становились рабами в новой (для них) африканской среде.