Двадцать один из мятежников был доставлен на соседнюю плантацию. Там их судили присяжные, в которых кипела месть плантаторов, и приговорили к смерти. Среди них были главари Коромантии - Кук и Квамена. Кук с гордостью признался, что убил топором владельца плантации Франсуа Трепанье, который был партнером женщины Деслонда, но отказался предоставить плантаторам информацию о других участниках. Квамена вел себя не менее вызывающе: он признал свою вину, но " не стал ни на кого доносить ", согласно стенограмме. Шарль Деслондес, в свою очередь, на время скрылся с места битвы, убежав в близлежащие болота, но и он вскоре был схвачен и казнен особенно жестоким образом: ему отрубили руки, сломали ноги, а затем расстреляли. Однако убийцы не удовлетворились его смертью. В качестве последнего акта возмездия его хромое и окровавленное тело было насажено на вертел и зажарено на всеобщее обозрение.
Двадцать девять других выживших участников столкновения были доставлены в Новый Орлеан, где над ними состоялся более формальный суд , хотя на этот раз под руководством белого судьи, бежавшего от гаитянской революции. Позже окровавленные головы примерно ста участников восстания, включая тех, кто был казнен плантаторами, убившими Квамену, были насажены на пики. Они были установлены через равные промежутки времени от Оружейной площади в Новом Орлеане по всей реке вдоль дамбы до Немецкого побережья " в качестве ужасного примера для всех, кто будет нарушать общественное спокойствие в будущем", по словам приходского "суда". Пока они гнили в знойном воздухе, питаясь птицами, которые прилетали поклевать их, они подбадривали и успокаивали плантаторов и предупреждали, как будто это было необходимо, оставшихся в живых рабов.
Восстание Деслонда было решительно подавлено, но оказало большое влияние на политическую историю Луизианы, а значит, и всей долины реки Миссисипи. Общины плантаторов, которые раньше смотрели на идею интеграции в Соединенные Штаты с подозрением и враждебностью, теперь быстро восприняли идею создания штата. Это было вызвано общей верой в то, что их местные ополчения никогда больше не смогут справиться с задачей обеспечения радикального неравенства и удушающего угнетения, которые были неизбежной основой рабовладельческого общества. В 1812 году Луизиана была принята в союз, бум в Новом Орлеане возобновился и даже значительно ускорился. Хлопок начал свой взлет по всему региону, мощно подняв Соединенные Штаты во весь рост и преобразовав атлантический мир.
Если Деслондес и хотел, чтобы история громко заявила о его движении, то, как я полагаю, он так и сделал, до недавнего времени его амбиции были реализованы в незначительной степени. По мере того как плантаторы восстанавливали свою власть над регионом , по мере экономического взлета и стремления к государственности, восстание неуклонно и старательно стиралось из памяти. Как написал Дэниел Расмуссен в книге 2011 года, которая начиналась как дипломная работа студента Гарварда, " Хотя восстание 1811 года было самым крупным восстанием рабов в истории Америки, самый длинный опубликованный научный отчет занимает всего двадцать четыре страницы". По меньшей мере, можно сказать, что дело было не только в пренебрежении ученых. Государственная политика привела к забвению и стиранию истории - проекту, который охватывает несколько поколений и сегодня находится в руках прибыльной индустрии плантационного туризма.
Во время работы над этой книгой я провел время в долине реки Миссисипи, пробираясь из Мемфиса на юг через хлопководческую Дельту, к Немецкому побережью и оттуда коротким путем до Нового Орлеана, надеясь найти отголоски этой истории и в основном разочаровываясь. Поиски привели меня в некоторые из самых величественных сохранившихся плантаторских домов, которые сейчас занимаются шумным бизнесом, предлагая экскурсии, которые больше связаны с ностальгией по странно романтизированному прошлому и беспечным видом эскапизма для многих, кто, кажется, вообще не задумывался о прошлом. Сюда входят свадьбы в старинных платьях и фотосессии в стиле Belle Époque. На грандиозной плантации Эвергрин в луизианском приходе Святого Иоанна Крестителя, после того как в разговоре с белым менеджером я выдала себя за "историка", интересующегося рабством, меня вежливо предупредили тихим голосом: "Мы не очень подробно рассказываем о том, что пережили рабы". Он сказал, что основное внимание будет уделено архитектуре и образу жизни белых, как будто их можно отделить от образа жизни негров, которыми они владели. Я заплатил и все равно вошел, желая увидеть объект, который помог создать одно из самых ярких голливудских изображений организованной расовой жестокости плантаторской жизни последнего времени - фильм Квентина Тарантино "Джанго освобожденный".
В тот погожий весенний день небольшая толпа посетителей толпилась на лужайке перед знаменитыми двойными балюстрадами сверкающего белизной большого дома, чтобы сфотографироваться. Мы слушали объяснения о дизайне здания в стиле греческого возрождения, а когда зашли внутрь, чтобы осмотреть некоторые жилые помещения, нас угостили множеством маленьких виньеток о сезонных хлопотах хозяина и хозяйки дома и о жизни белых на дамбе. Среди прочего мы узнали, что в сезон дождей Речная дорога, которую мы могли видеть с длинной веранды второго этажа, превращалась в почти непроходимую грязь. Белая женщина средних лет, которая вела нас, не упомянула о том, кому приходилось бороться с этой грязью, освобождая колеса карет от грязи и перевозя провизию по поручению белых хозяев. Ни слова не было сказано и о великом восстании рабов, произошедшем неподалеку.
Когда мы закончили осмотр большого дома, большинство посетителей направилось к выходу, но некоторые из нас решили продолжить экскурсию по рабским кварталам, которые простирались в сторону болот. Мы погрузились в минивэны, которые, как нам сказали, были обязательны, несмотря на небольшое расстояние. Как оказалось, это был шанс познакомиться с новым гидом, на этот раз Блэком. Это была худая женщина лет пятидесяти, которая болтала с пассажирами почти в пародийном стиле народных жителей Глубокого Юга. Спросив, откуда мы родом, она засыпала нас вопросами, похожими на викторину, что дало ей возможность провести небольшие уроки истории с именами и датами.
Нас выпустили из прохладного транспорта прямо перед великолепной аллеей, роскошно затененной гигантскими живыми дубами, ветви которых опутывала паутина зеленого мха. Такие деревья были характерны для плантаций, которые я посетил от Натчеза до Нового Орлеана, и я сразу же вспомнил об этом из фильма Тарантино. Под охи и ахи мои посетители по очереди фотографировали друг друга, а затем их мягко подтолкнул наш гид. Впереди, в тенистой глубине дорожек, находились хижины рабов, которые сохранились лучше всего, и как же опрятно они выглядели, с их простой деревянной конструкцией из досок и небольшим возвышением над землей, чтобы смягчить сезонные перепады температур. Нам разрешили зайти в парочку из них и ненадолго представить, как целым семьям чернокожих приходилось жить в однокомнатных домах, где кухни, жилые и спальные помещения были объединены в одно целое.
Посетители, казалось, были ошеломлены очевидным отсутствием комфорта и уединения, хотя мне было не совсем понятно, что еще они могли себе представить. Когда мы снова сели в минивэн, они поинтересовались, какие тяготы выпали на долю рабов, и я подавил искушение высказаться. Тогда наш гид объяснила, как это почти наверняка объяснили ей, что рабам в этом регионе повезло, потому что он был колонизирован французами, а французы, по ее словам, обращались со своими рабами "лучше всех".
К счастью, все места в секторе плантационного туризма не такие. Позже в тот же день я поехал в другой большой дом, расположенный на небольшом расстоянии. Плантация Уитни была менее грандиозной, но, на первый взгляд, даже более коммерциализированной. Сразу за закрытым входом располагался шикарный кондиционированный центр для посетителей, полный продавцов билетов, гидов и сувениров, что готовило меня к разочарованию. Однако на самом деле это был совершенно иной опыт, в котором больше внимания уделялось черному опыту рабства, чем белому опыту владения или управления. Группа из пятнадцати человек молча слушала, как гид водит нас по территории, останавливаясь перед темными гранитными стелами, на которых написаны имена рабов, купленных в Новом Орлеане и привезенных сюда, или родившихся на плантации, а также даты их смерти. Некоторые из них сохранили африканские имена, что позволило мне догадаться об их происхождении по ту сторону Атлантики: современные Гана, Нигерия, Конго и Гвинея. Большинство из них прожили очень короткую жизнь, но было и несколько исключений.
Мы шли вдоль болота, в котором, как нам сказали, как и в прежние времена, жили аллигаторы, представлявшие собой еще одну форму опасности, помимо кнута и ищейки, для любого раба, у которого возникали мысли о побеге. А потом мы завернули за угол, попали в церемониальное помещение, и я столкнулся с тем, к чему не был готов: три ряда реалистично выглядящих голов чернокожих, всего девятнадцать, в красных или белых банданах, покрытых коровьими ягодами, водруженных на пики. По замыслу художников, каждая из них имела характерное лицо. Впереди, в одиночестве, стояла голова Шарля Деслонда, его рот был слегка приоткрыт, словно застигнутый врасплох. На белой мраморной доске перед ним было выбито его имя и легенда, состоящая из одного слова: Лидер.
* В этом, как и в других восстаниях рабов того периода, люди смешанной расы, рабы и свободные, также вставали на сторону белых, помогая подавлять восстания.
33
.
ЧЕРНЫЕ ЯКОБИНЫ
В 1962 году в предисловии к своей книге "Черные якобинцы: Туссен Л'Овертюр и революция в Сан-Доминго" тринидадский историк Карибского бассейна К. Л. Р. Джеймс подвел итог гаитянской революции в удивительно эффективных и все еще величественных выражениях:
В августе 1791 года, после двух лет Французской революции и ее последствий в Сан-Доминго, рабы подняли восстание. Борьба продолжалась 12 лет. Рабы поочередно победили местных белых и солдат французской монархии, испанское вторжение, британскую экспедицию численностью около 60 000 человек и аналогичную по численности французскую экспедицию под командованием шурина Бонапарта. Поражение экспедиции Бонапарта в 1803 году привело к созданию негритянского государства Гаити, которое существует и по сей день.