Накануне революции в Сен-Доминго насчитывалось около 460 000 порабощенных негров, в то время как белых было всего 31 000. Между этими двумя группами населения, поработителями и порабощенными с непримиримо противоположными интересами, существовала третья группа, так называемые свободные цветные, которые по численности почти не уступали белым. Это упрощение чрезвычайно сложной социологической ситуации. Свободных цветных часто представляют себе как светлокожих людей смешанной расы, но на самом деле они были самого разного цвета кожи. Главным словом в этом термине было "свободные", поскольку это были люди африканского происхождения, которые жили без ограничений. Среди белых также существовало множество делений, например, по уровню благосостояния, классовой принадлежности, а также по тому, владели ли они плантациями и рабами; аналогичные деления существовали и среди свободных цветных. В самом простом виде, однако, жизнь в колонии, которая несла золотые яйца для Франции, постоянно страдала от порочного расового треугольника и стала " патологически расслоенной " по признаку цвета кожи.
Неприязнь белых к метрополии возросла почти сразу после экономического взлета колонии в 1720-х годах, когда взбунтовавшиеся плантаторы выступили против налогообложения без представительства, что во многом предвосхитило доминирующую тему Американской революции. Плантаторов также раздражали ограничения французского меркантилизма, который давал государству монополию на поставку рабов, всегда считавшуюся недостаточной теми, кто искал свою удачу в сахаре. Французская политика также требовала, чтобы колонисты могли продавать свои товары только на родину, причем на условиях, которые определяла только она . Недовольство вновь усилилось в 1780-х годах, когда Франция начала вносить скромные реформы в свод правил, регулирующих эксплуатацию рабов, - Code Noir. Одна из реформ предоставляла рабам выходной в субботу после обеда в дополнение к традиционному воскресному перерыву, а также предписывала небольшие улучшения в питании и одежде. Один белый чиновник в колонии осудил новые правила как посягательство на " священное право собственности ." В 1785 году другой спрашивал: " Как мы можем производить много сахара , если мы работаем всего 16 часов в день?". Здесь под "мы" подразумевались рабы. Он сам ответил на свой вопрос, сказав, что богатство плантаторской экономики колонии было неразрывно связано с темпами "потребления людей и животных". Как сказал один мыслитель: " Все законы, какими бы справедливымини и гуманными они были в отношении негров, всегда будут нарушением прав собственности, если они не спонсируются колонистами. . . . Все законы о собственности справедливы только в том случае, если они подкреплены мнением тех, кто заинтересован в них как собственник". К XVIII веку возражение против неприкосновенных прав владельцев собственности стало почти универсальной темой в рабовладельческих обществах, где доминировали белые.
Противоречия между тремя широкими расовыми категориями общества Сен-Доминга неуклонно обострялись на протяжении столетия, пока, наконец, Французская революция 1789 года не заставила их окончательно преодолеть. К середине века белые пришли к выводу, что им необходимо привлекать свободных цветных для помощи в подавлении восстаний маронов, которые распространялись по колонии, подобно тому, как это происходило на соседней Ямайке. Цветные могли владеть собственностью, заниматься профессиональной деятельностью и даже иметь рабов, но им было запрещено участвовать в колониальном собрании, а значит, они были лишены политического представительства. Однако зависимость белых от них как от военных союзников побудила цветных выдвинуть те же требования к представительству, которые предъявляли белые. Еще больше усиливая напряженность, по мере того как росла их зависимость от цветных в обеспечении собственной безопасности, представления белых о расе становились все более жесткими, превращаясь во все более четкое разделение людей по цвету кожи. Полагая, что их собственное привилегированное положение на вершине социальной пирамиды острова может быть сохранено только за счет все более жесткой расовой дискриминации, белые работали над кодификацией воображаемых различий между людьми разного происхождения. Например, в 1767 году один из министерских указов, направленный против стремления к равенству свободных цветных, гласил: " [T]пятно рабства людей с африканским происхождением не может быть стерто даром свободы".
Франция и ее поселенцы в самых прибыльных владениях слишком мало понимали, что порочный расовый треугольник Сен-Доминга поставил его на путь разрушения. По словам графа де Мирабо, остров " спал у подножия Везувия ." Хотя революция в Сен-Доминго была в значительной степени непреднамеренным следствием, объявление о неизбежном извержении вулкана пришло с началом Французской революции. Первая же статья Декларации прав человека, принятой Национальным собранием через несколько недель после взятия Бастилии, была потрясающей: она гласила: "Люди рождаются и остаются равными в правах". Не только цветные, что вполне предсказуемо, были воодушевлены подобной формулировкой, в 1789 году рабы восстали и на французской Мартинике. Они истолковали новость, принесенную обычным ветром, как то, что король решил даровать им свободу, но этому помешали жадные плантаторы, которые подавляли указ.
Тем временем, с началом Французской революции, среди свободных цветных жителей Сен-Доминга, которые были хорошо осведомлены о политических событиях в метрополии, усилились волнения. Некоторые белые в начале 1791 года заявили, что единственным решением расовой напряженности на острове является чистка цветного населения , которое, по их мнению, должно быть истреблено. Эта идея была частью более крупного плана по избавлению от господства метрополии и приглашению Великобритании принять участие в защите колонии. Тем временем по всей Америке звучали призывы к рабовладельцам объединиться, чтобы подавить своих чернокожих подданных, отвергнуть первые ростки реформизма в Европе и остановить "заразу свободы" , чтобы обеспечить выживание и увековечение модели плантаторского общества. Здесь читатели вспомнят письмо Джорджа Вашингтона французскому послу в его стране, в котором он обещал солидарность в вопросе рабовладения. В то время как Франция была в значительной степени занята собственной революционной борьбой, в Сен-Доминго вспыхнул открытый вооруженный конфликт между белыми и цветными, и будет продолжаться с перерывами в течение следующих двух лет. Временами каждая сторона пыталась привлечь на свою сторону рабов.
Десятилетием раньше, еще до Французской революции, аббат Рейналь, французский летописец и энциклопедист колониализма, прозорливо писал о неизбежности освобождения чернокожих в Сен-Доминго. Рейналь утверждал, что рабы не нуждаются в советах о желательности или даже практичности свободы как цели. Они также не нуждались в примерах, поскольку готовые примеры существовали в обществах маронов на Ямайке и в Суринаме, которые были результатом успешных восстаний. В Сен-Доминго им нужна была лишь подходящая возможность для восстания и правильные лидеры. " Все, чего неграм не хватает , - это человека, достаточно смелого, чтобы повести их на месть и резню... Где же он, этот великий человек, которому природа обязана своими измученными, угнетенными, истерзанными детьми? Где он? Он появится, не сомневайтесь". * Усиливающийся конфликт между белыми и цветными в Сен-Доминго, а также противодействие Франции со стороны плантаторов колонии дали возможность для восстания. И в лице Туссена Лувертюра, бывшего кучера плантаторов, несвободное население острова нашло своего необычного лидера. Туссен, который родился в рабстве, а освободился только к сорока годам и к тому времени стал не только грамотным, но и учеником Макиавелли, Монтескье и Руссо , был, как говорят, особенно очарован словами Рейналя, которые он читал снова и снова, принимая их как свой личный призыв к оружию.
* Некоторые историки недавно предположили, что эти слова принадлежали французскому философу Дени Дидро и были взяты Рейналем, без комментариев, в его отредактированном томе.
34
.
ЖИЛЫЕ НЕГРЫ
ТО, ЧТО СТАЛО ГАИТЯНСКОЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ, началось там, где находился комплекс плантаций, на крайнем севере колонии, около 10 часов вечера 22 августа 1791 года. Понять это можно, если не поддаваться сильным соблазнам телеологии. Согласно давней историографической традиции, все началось с ночного восстания рабов в местечке под названием Буа-Кайман (Крокодиловый лес) на фоне религиозной церемонии в африканском стиле. Считается, что собравшиеся там лидеры принесли в жертву свинью и выпили ее кровь, давая клятвы верности и общей решимости, а также возлияния. Под тяжелый, ритмичный бой барабанов, громко звучавший всю ночь, к восстанию стали присоединяться порабощенные люди с близлежащих плантаций. Небо окрасилось в ярко-красный цвет: загорелись тростниковые поля, плантации и особняки их хозяев. К моменту завершения революции в 1804 году, когда родилась новая республика, управляемая чернокожими, всего лишь второе независимое государство и правительство такого рода в полушарии, эти события привели к тому, что один историк метко назвал " самой радикальной декларацией прав человека, которую когда-либо знал мир". По крайней мере в одном смысле то, что произошло на Гаити, было бесспорно более радикальным, чем гораздо более прославленная Американская революция, которая предшествовала ей на два десятилетия. Новая гаитянская республика изгнала рабство и расовую дискриминацию с земли - шаги, которые Соединенные Штаты будут предпринимать лишь с перерывами в течение следующих полутора веков.
Туссен Лувертюр не дожил до создания республики, но он, как никто другой, определил ее революционную цель. Это означало воплощение в жизнь неосуществленных идеалов Французской революции - всеобщей свободы и истинного братства, которые никогда не могли быть реализованы, пока существовало рабство. Заявляя о своей цели, полководец однажды провозгласил: " Независимо от цвета кожи, только одно различие между людьми должно существовать - добро и зло. Когда черные, цветные и белые правят по одним и тем же законам, они должны быть одинаково защищены и одинаково подавлены, когда они от них отклоняются". Как отметил один историк, " ни один другой лидер нигде не будет даже на словах поддерживать такой идеал в течение многих десятилетий". Подобные настроения следует сопоставить с мыслями ведущих современников в Британии и Америке эпохи Просвещения. В 1805 году Талейран писал: " Существование негритянского народа, вооруженного , занимающего страну, которую он запятнал самыми преступными деяниями, является ужасным зрелищем для всех белых народо