Для своего поколения Александр Гамильтон был редкостью в своем открытом признании дара Луизианы, который сделало возможным освобождение Гаити, заявив: " [Т]о мужеству и упорному сопротивлению ее черных жителей мы обязаны препятствиями, которые задержали колонизацию Луизианы". Но благодарность революции рабов за огромную геополитическую удачу Америки была далеко за пределами Джефферсона, для которого Туссен Лувертюр был простым "каннибалом". " Никогда еще не испытывали столь глубокой трагедиичеловеческие чувства , - писал Джефферсон о революции на Гаити, продолжая: - С каждым днем я все больше убеждаюсь, что все острова Вест-Индии останутся в руках цветного населения, и рано или поздно произойдет полное изгнание белых. Нам давно пора предвидеть кровавые сцены, через которые придется пройти нашим детям и, возможно, нам самим (к югу от Потомака), и попытаться их предотвратить".
В Виргинии, самой богатой и, возможно, самой политически важной из американских колоний, дни обогащения за счет выращивания табака закончились уже к середине семнадцатого века, а диверсификация от этой культуры в сторону пшеницы и кукурузы шла полным ходом к середине восемнадцатого. Джордж Вашингтон, один из ведущих плантаторов, сократил выращивание табака в 1763 году, а три года спустя вообще перестал выращивать это растение. Выращивание табака было не таким тяжелым, как выращивание карибского сахара, но оно заставляло рабов работать на земле девять месяцев в году. Однако по мере снижения цен на табак менее трудоемкие культуры, такие как кукуруза, уменьшили спрос на рабский труд среди крупных плантаторов Вирджинии. Пик импорта рабов в колонию пришелся на 1730-е годы, когда вновь прибывшие африканцы составляли от 34 до 44 процентов населения. Как пишет историк Алан Тейлор, " К 1760-м годам лидеры Виргинии забеспокоились, что у них более чем достаточно рабов для экономики и слишком много для собственной безопасности от восстания". Запрет трансатлантической торговли в Соединенных Штатах в 1808 году вызвал спешную попытку извлечь выгоду из растущего спроса на рабов и высоких цен на них на вновь приобретенных территориях, создав процветающую внутреннюю торговлю, о которой говорилось выше.
Покупка Луизианы позволила Джефферсону осуществить свою давнюю мечту - создать обширную "империю свободы", как он знаменито назвал ее, не скрывая иронии (несмотря на то, что эта фраза содержится в гаитянской декларации прав человека), используя вновь приобретенные территории на западе, чтобы помочь основать новый класс белых фермеров. В основном это были англичане, ирландцы и немцы, которые, по его мнению, лучше всего воплотят и увековечат республиканские ценности молодой демократии. Для Джефферсона вывоз негров с кишащего рабами Востока был подобен убийству нескольких зайцев одним выстрелом, и это даже не считая того факта, что "новые" земли, о которых идет речь, были местом обитания коренных жителей, которых насильственно гнали все дальше на запад. Все это действительно было одним огромным и скоординированным предприятием. Многие из маршрутов и троп, которыми индейцы пользовались при насильственном изгнании из восточных районов Соединенных Штатов, в точности повторяли пути, по которым шли закованные в цепи чернокожие рабы. Порабощенные негры вывозились из сельской местности Вирджинии и других районов Старого Юга вольными охотниками за головами; эти торговцы, работавшие за комиссионные, предлагали неотразимые цены белым фермерам, которые испытывали трудности с получением прибыли от выращивания табака, риса и пшеницы. Перепроданные негры затем объединялись в "кофры" , обычно по тридцать-сорок человек за раз, но иногда группы исчислялись сотнями. Под бдительным присмотром белых, ехавших в повозках, невольников вели - с наручниками на запястьях, связанных между собой огромной длиной цепи - через весь Юго-Восток на процветающие невольничьи рынки в таких местах, как Натчез и особенно Новый Орлеан. В последнем городе, возможно, полмиллиона негров были проданы на публичных аукционах, которые соперничали с Французской оперой и Орлеанским театром в качестве источника развлечений для белых. Несмотря на это, по словам одного из историков этой процветающей внутренней торговли порабощенными чернокожими, в Новом Орлеане по состоянию на 2015 год имелся только один общественный исторический знак, посвященный этой торговле. Несмотря на благие намерения, знак, размещенный на стене у ресторана под названием Maspero's, к сожалению, неверно определяет местоположение невольничьего рынка, известного как Maspero's Exchange .
Только из Вирджинии в период с 1810 по 1860 год в бурно развивающийся регион Миссисипи таким образом было переправлено около 450 000 негров. один только 1857 годЗа официально зарегистрированный доход от этого людского потока в Ричмонде составил 4 миллиона долларов, что эквивалентно примерно 440 миллионам долларов сегодня. Эвакуация негров со Старого Юга не только уменьшила бы опасность, которую они представляли для белых в сердце любимой Джефферсоном Вирджинии, а также принесла бы хорошие деньги как вирджинским рабовладельцам, так и, благодаря налогам, государству, но рабы, проданные на юго-запад, работали бы на этих йоменов-белых, обеспечивая грандиозное имперское видение Джефферсона практической основой: принудительным черным трудом. С точки зрения Джефферсона, все это было в порядке вещей. Расселение Старого Доминиона и других районов Старого Юга, где было много рабов, также предотвратило возникновение потенциального союза между чернокожими и худшими из белых, многие из которых недавно были наемными слугами. Как отмечает Гордон-Рид, " вместо этого бедные белые , поощряемые политикой элиты, укрылись в своей белизне и мечте о том, что однажды они тоже смогут стать рабовладельцами" в западных районах страны, которые только открывались.
Естественно, любое действие, которое предпринимает государственный деятель, исключает другие возможности, и с подходом Джефферсона к долине реки Миссисипи и американскому Западу в целом дело обстоит не иначе. Историки недавно утверждали, что Джефферсон мог бы использовать деньги, вырученные от продажи западных земель, для покупки свободы негров от рабства, которое он иногда признавал ненавистным. Однако если бы высокая концентрация негров, живущих среди белых, просто считалась невыносимой, он мог бы выделить часть огромных западных территорий для переселения освобожденных рабов. ‡ В подобной идее заложена критика телеологии, которой пропитана большая часть наших представлений об этой эпохе - то есть того, что происходило в прошлом, было просто неизбежно, что французский историк Франсуа Фюре назвал второй иллюзией истины . В своей книге "Забытая пятая" историк Гэри Нэш отмечает, что рабские настроения еще не успели прочно овладеть молодой страной, поэтому подобные смелые сценарии казались не такими уж запредельными, какими они могли бы показаться с точки зрения сегодняшнего дня.
Однако политическое руководство Америки, в котором на первых порах доминировали южане, вскоре нашло другие мотивы для расширения на запад и особенно в долину реки Миссисипи, даже помимо первоначальных соображений Джефферсона. Во время войны 1812 года Британия активно поощряла дезертирство негров с южных плантаций, в итоге предоставив свободу тридцати четырем сотням рабов, сбежавших от своих хозяев в Чесапикском регионе. Это возродило среди белых во всех крупных рабовладельческих штатах страх перед нечестивым союзом между англичанами и двумя большими группами цветных народов в колониях: коренными американцами и чернокожими. Томас М. Бейли, полковник виргинского ополчения, а позже конгрессмен, сказал: " В дополнение к опасности, которую следует ожидать от иностранных врагов, мы имеем в лоне нашей страны врага более опасного, чем любой, которого мы можем ожидать с другого берега Атлантики". Эта расовая паника в корне не понимала реальности. Британия не стремилась уничтожить свою колонию, пытаясь подавить то, что стало Американской революцией, и не пыталась отправить на фронт большое количество вооруженных негров в надежде превратить Войну 1812 года в расовую войну. На самом деле, в отчаянии виргинцы сами вооружили пятьсот рабов для борьбы с англичанами во время Революции, но впоследствии это было опровергнуто и в значительной степени вычеркнуто из исторической памяти. Обе эти акции по вооружению порабощенных, британская и американская, перекликались с предыдущими событиями американской Войны за независимость, хотя в наши дни мало кто из американцев узнает об этих фактах в школе. Как оказалось, страх перед британско-черной осью был настолько реален, что как раз в момент начала штурма Вашингтона во время войны 1812 года, необоснованные слухи о восстании рабов заставили американских ополченцев бежать из столицы и близлежащих графств Мэриленда и Вирджинии. Это открыло британским войскам путь к захвату необороняемого города, не сделав ни единого выстрела. Американцы, конечно, в конечном итоге переломили ход войны в битве за Балтимор, в ходе которой была написана песня Фрэнсиса Скотта Ки, ставшая национальным гимном. Те, кто ежедневно поет "Знамя, усыпанное звездами" на стадионах и бейсбольных площадках, редко обращают внимание на издевательскую строчку в третьей строфе, которая прославляет подавление этого воображаемого восстания: "Никакое убежище не спасет наемника и раба".
Помимо перечисленных выше мотивов, расширение поселений белых и рабства на запад, в долину Миссисипи и за ее пределы, стало средством укрепления национальной безопасности против двойной угрозы - нападения англичан и восстания рабов. О том, насколько серьезно Джефферсон и его коллеги из Вирджинии относились к этой идее, можно судить по словам и поступкам. Патрик Генри, плантатор-политик, увековеченный своей фразой "Дайте мне свободу или дайте мне смерть", также писал, хотя и менее знаменито: " Наша страна будет заселена . Вопрос в том, кем она будет заселена - европейцами или африканцами? . . . Разве есть человек настолько деградирующий, чтобы желать видеть свою страну мрачным пристанищем рабов? Нет; пока мы можем, давайте заселять наши земли людьми, которые обеспечат наш внутренний мир и сделают нас респектабельными за границей". Джефферсон, в свою очередь, зловеще предупреждал о невозможности свободного сосуществования белых и черных: " Глубоко укоренившиеся предрассудки , которые питают белые; десять тысяч воспоминаний чернокожих о нанесенных им обидах; новые провокации; реальные различия, заложенные природой; и многие другие обстоятельства, разделят нас на партии и вызовут конвульсии, которые, вероятно, никогда не закончатся, кроме как истреблением той или иной расы". О предполагаемых "реальных различиях" между расами Дж