елка, накрытая салфеткой.
— Кушай. Я счас.
— Спасибо.
Каша рисовая на молоке. Верху желтеет растопившееся масло. Масло лежало и на куске хлеба. Осталось лишь размазать. Армейские в своем репертуаре. Но уже хорошо, что он на довольствии. Война войной, а обед по расписанию. Проглотив ложку разваристой каши, Анатолий внезапно ощутил, что здорово проголодался. Видимо, так работает его обновленное тело. Метаболизм изменился, энергии требуется больше.
«А ведь это весьма любопытное научное исследование. Мое тело в молодом возрасте!»
Как бы то ни было, но чай был крепким и сладким, хлеб вкусным, масло нежнейшим. Даже детская каша диетически полезна и радовала желудок. Обычно об армейской жрачке у Мерзликина остались весьма тоскливые воспоминания. Но то были девяностые, может быть, тут с питанием лучше. Да и часть, видать, элитная.
— Готов?
— Всегда готов! — сделал подобие пионерского жеста Анатолий. Пахом хохотнул и подмигнул.
— Тогда давай за мной.
Они прошли немного обратно и нырнули в большую комнату, похожую на уголок отдыха. На окнах занавески, в углу большой телевизор, рядом стоит радиоприёмник кондового ретростиля, поражает своей монументальностью. Противоположная стена полностью отдана под книжные стеллажи. На столике лежат пачки прошитых газет и журналы. Из тумбочки вылезла краешком шахматная доска. То есть местные хорошо подготовились, чтобы обеспечить досуг «вновь прибывших».
— Если нет текущих занятий, то можно находиться в библиотеке. Вечером после ужина, а он у нас в восемнадцать тридцать, свободное время. Программа передач около телевизора. Извини, но он у нас лишь черно-белый.
Пахом осклабился. Мол, привыкай к реалиям семидесятых. Мерзликин внезапно вспомнил о телефоне. Его везли вместе с ним в той самой шкатулке, больше похожей на экранированный ящик для переноски.
«Странно, чего они опасаются?»
Еще один элемент в цепь сомнений. Но так или эдак Анатолий в настоящий момент не властен над ситуацией. Так что стоит расслабить булки и плыть по течению.
— Пахом, а сейчас мне что делать?
— Сидеть у себя в комнате. Воду я принес, на обед позову.
— И чего ждать?
— Собеседования. Дальше не спрашивай. Не мое дело.
— Можно, я те журналы с собой возьму.
— Да хоть все. Читать не запрещается. Наоборот, полезно.
До обеда Мерзликин тщательно изучал подшивку газеты «Правда» за первый квартал 1973 года. Главный политический печатный орган страны на деле оказался довольно бестолковым и полным «воды». Похоже, редакции требовалось постоянное заполнение шести страниц хоть чем-то. Но под опытным журналистским взглядом среди сухого газетного текста открывалось многое. Программные статьи, по всей видимости, готовили в ЦК КПСС. Они резко отличались от написанных на нормальном русском языке заметок настоящих журналистов. Кто, вообще, это читал? Разве что начальство с карандашом, ища скрытый подвох и наметки новых веяний.
Статьи и новости о международном положении по факту попахивали полной дезинформацией и блефом. Для думающего человека они не давали практически ничего. Тупое перечисление событий, подача неинформативного материала и анализ в стиле лозунгов тридцатых. Эти ребята крепко застряли в прошлом. Впрочем, и в будущем ораторы первых каналов ничем не лучше, транслируя на страну туповатую пропаганду, созданную непрофессионалами. Мерзликин отлично знал, кто рулит кнопками. Хорошо, если нанятый по знакомству щелкопер обладал хоть какими-то талантами. Чаще всего туда попадали полные бестолочи или грантоеды. Последних в официозных зданиях отчего-то всегда любили.
Но для общего понимания духа эпохи «Правда» все-таки бесценна. Анатолий уже перешел к более либеральной «Комсомольской правде», откровенно радуясь энергичности и жизненности внутреннего материала, когда в дверь постучались.
— Да-да.
Вошел молодой военный, в той же непонятной маскировочной форме без погон.
— Доброго дня. Я ваш куратор Михаил Ильич Вяземский.
Анатолий тут же подскочил к гостю и протянул руку.
— Рад. Мое имя вам уже известно?
— Конечно!
Улыбка куратора Мерзликину понравилась. Совсем не натужная, как у его коллег в будущем. И в глазах искренний интерес. Анатолий уже и забыл, когда видел подобное в людях. Хотя он и общался в последние годы со всяческим отребьем в дорогих костюмах.
— Надолго вас не задержу, — Вяземский проводил его в просто обставленный кабинет. Из всего дорогого здесь был лишь портативный магнитофон. — Сейчас у вас обед по расписанию Там и познакомитесь с другими обитателями нашего «санатория».
Мерзликин всколыхнулся:
— А что, и на самом деле есть еще люди из будущего?
— Немного, но попадают. И все они находятся у нас. Кого нашли. Только сразу предупреждаю — днем мы не приветствуем хождение по корпусу. Или сидите в библиотеке, или по комнатам. Выход за территорию категорически запрещен во избежание.
Что-то такое мелькнуло в интонации куратора, что Анатолий сразу встрепенулся:
— Нам кто-то угрожает?
Вяземский вздохнул:
— Ну а вы как себе представляете хождение по улицам столицы в таком виде, да еще без документов?
— И слухи поползут разные нехорошие.
Михаил улыбнулся:
— Вот видите, вы и так все понимаете. Недаром в прессе работали.
Журналист из будущего тут же поймал «крючок» куратора:
— Хотите использовать меня по профилю?
Вяземский ответил не сразу:
— Сначала посмотрим, что вы за человек. И если будете не против нашего сотрудничества, то вполне возможно. Пока рано об этом говорить.
Но Мерзликин взял след' и его было не остановить:
— Так-так, кто-то уже работает на вас из наших?
Вот сейчас взгляд куратора стал вовсе не ласковым:
— Анатолий Иванович, я попрошу вас не бежать впереди паровоза.
— Понимаю. Всякому овощу свое время.
— Приятно иметь дело с умным человеком.
— Спасибо.
— Тогда пока с вами прощаюсь. Столовая знаете, где находится. После обеда вами займется наш специалист. До свидания.
Мерзликин вышел и кабинета в некотором смятении. Кругом одни тайны и непонятки.
«Так чего ты хочешь? Мы и есть самая большая тайна на планете. Но что там будет дальше?»
Развивать тему он не стал и потопал в конец коридора. В столовой уже сидели люди. На него обернулись.
— О, нашего полка прибыло!
Огромный с косматыми светлыми волосами мужчина тут же вылез из-за стола и протянул руку, больше напоминающую лопату.
— Анатолий Мерзликин.
— Ярослав Евдокимов. Проходи, садись. Суп уже принесли.
Не успел Мерзликин присесть, как ему подали глубокую тарелку со щами. Тут же на столе стояла в банке густая сметана, а в блюдечке лежала мелко порезанная зелень.
Ярослав уже покончил с супом, и, указывая на двух присутствующих молодых людей, пояснял:
— Этот рыжий Димка Серебров. Перед тобой сюда свалился. Моисейка, — он указал на субтильного парня я очках. — Тот у нас старожил. Вот ведь и здесь они первые!
— Вообще-то, Илья Карлович Моисеев.
— Да нам-то рассказывай!
Евдокимов жизнерадостно рассмеялся, затем обрадованно воскликнул:
— Абармит! Что у нас сегодня?
Вошедший в столовую военный с начисто монголоидным типажом внешности также залыбился:
— Говядина тушеная с подливой и рисом.
— Ты немного нам риса готовишь? А то у меня уже глаза начали суживаться.
Они рассмеялись, и повар ловко начислил всем одинаковые порции. Хлеб лежал на столах без меры. Как присутствовала горчица, перец и соль. Типичный столовский комплект.
Анатолий забелил щи сметаной и решил намазать на щедрый ломоть горчицы. В той уже прошлой жизни жгучие специи уже были не по желудку. Ярослав ухмыльнулся:
— Ты уверен?
— Угу…
Только и успел сказать Мерзликин, тут же начав жадно хлебать щи. Горчица оказалась ядреной, в лучших традициях советского общепита. Это вам не сладкое Дижонское подобие. И щи, и мясо оказались выше всех похвал. Мишленовские рестораны нервно курят в сторонке. Даже душистый пшеничный хлебушек радовал вкус. Уже доливаясь компотом из алычи Анатолий блаженно заметил:
— Значит, не врут старики, советские продукты самые вкусные.
Моисеев скривился:
— Не факт. С возрастом вкус у людей меняется и далеко не всегда в лучшую сторону. Так что на данный момент в вас больше говорят омолодившиеся рецепторы. Мы получили взамен старых тел наши же, только на тридцать лет моложе.
— Моисей, не нуди. Все полезно, что в рот полезло!
Анатолий захохотал. Ему нравилась жизненная позиция этого здоровяка. Он буквально весь светился оптимизмом. Не отставал и рыжий, постоянно улыбался.
Ярослав кивнул в его сторону и пояснил:
— Дима у нас молчун, но пацан свой, в отличие от разных эмигрантов.
Моисеев резко поставил стакан на стол:
— Я бы попросил! Даже после смерти не дадут покоя!
Мерзликин кинул в его сторону любопытствующий взгляд:
— А что случилось?
Евдокимов придвинулся и начал доверительно:
— Представляешь, этот хитрый шнобель еще в нулевые свалил в землю обетованную. Хотя я к такому отношусь нормально. Ну, хотят люди уехать к своим. Пущай их! Но самый цимес в том, что правоверный иудей внезапно заскучал по Росиюшке мамке и решил немного у нас поразвлечься.
— Ярик!
— Да ладно тебе, Илюха! Толик свой пацан. Ну ты же в курсе, что мы все сначала умерли, а потом уже сюда в преисподнюю, — Евдокимов громко захохотал. — Я, например, утоп на рыбалке. Ветер поднялся и лодку перевернул. Мне же, дураку влом надевать спасжилет, вот и утянули сапоги вниз. Только булькнуть успел. Даже русалок не увидел. Вот обида!
— Ого!
— Да что я! Вот Илюха, тот дал жару. Приехал в Московию, навестил могилы предков и подался во все тяжкие.
— Яра…- Моисеев поднял глаза вверх. Видимо, уже и сам был не рад, что все сам рассказал по прибытии. Но ему было так в тот момент одиноко, а водка шла на ура.