Пришлось как-то ему в конце девяностых писать серию статей о коррупции в Эрефной армии. До печати дело так и не дошло. Его перед выпуском вызвал к себе редактор и попросил, хорошенько так попросил отдать ему все материалы и больше не лезть в это гнилое гнездо. Вот оно как обернулось! Они не боялись писать и расследовать дела с бандитами, ментами и прокурорами. Чиновники и депутаты — это отдельный разговор. Там можно было хватать за жопу буквально любого. Но российский генералитет, вышедший, кстати, из советского, оказался опасней всего. Самый беспредельный по жестокости.
И Ракитин тогда без лишних вопросов согласился. Хотя обычно по такому поводу всегда торговался с редактором. Больно уж бледно выглядел Капитон. Да и война закончилась совсем недавно абсолютно тупейшим поражением. Многие офицеры, получившие в Чечне реальный боевой опыт, были с течением времени выгнаны или вытеснены из рядов Вооруженных сил.
Генералам не нужны талантливые конкуренты. И они всегда готовятся к прошедшей войне.
Так что поначалу и к Толоконникову Ракитин отнесся с некоторым скепсисом. К счастью, тот не получил дальнейшего обоснования. Сотрудничали они в деловом темпе, было много четких вопросов, конкретики и минимум риторики. Пришлось даже поработать с опытным особистом, который жесточайшим образом вытягивал из попаданца, казалось бы, напрочь забытые мелочи. Семен поначалу к подобному допросу отнесся негативно, но затем понял, что у майора все поставлено по науке.
Это в «поле» разведка «колет» врага предельно жестко с применением любых подручных средств. Ибо некогда. Но с серьезными людьми такой пыточный метод чреват получением недостоверной информации. Так называемая «химия» также не гарантирует правды. Потому что надо знать, какие конкретные вопросы задавать допрашиваемому. И опять же — появление этого майора означало, что к Ракитину начали относиться серьезно.
— Нет, товарищ генерал, вы не правы, — Семен сознательно применял сейчас это официозное обращение, а Толоконников в ответ кипятился. ГРУшник продвигал более доверительные отношения, то есть «стелил мягко». — Возвращение к сталинским методам работы устарело лет на тридцать.
Генерал быстро прикинул, что Сталин умер на десять лет позже обозначенного срока и нахмурился:
— Будь, добр, поясни, пожалуйста.
Вежливостью также можно «опускать» ниже плинтуса. Смотря, какой тон выбрать.
— Банально. Потому что тезис об усилении классовой борьбы уже не работал. Репрессии тридцатых — суть внутриполитические разборки власть имущих в СССР. И потому они не остановились внутри провластных кланов, а вышли наружу, начиная сметать всех. Спокойно! Я знаю о том времени не из газет. Вы же в курсе, товарищ генерал, что органы еще в конце двадцатых годов интересовались каким образом партийное золото попадает в Германию и кому потом достаются активы Интернационала? И откуда взялась такая ненависть немцев к евреям? Ведь не на пустом месте? Кто давал микрозаймы и затем выбивал долги из немецких работяг? Гитлер успешно данную проблему использовал в своей пропаганде и приходе к власти.
Толоконников налился багрянцем.
— Товарищ Ракитин, это попахивает махровым антисемитизмом! Не боитесь ответить перед партией?
Семен широко улыбнулся, он заметил генеральскую игру словами.
— Ну что поделать, не люблю я евреев. Да и не обязан. Они мне кто? А если серьезно, то фактов из истории не выкинешь. Как и безнаказанность репрессивных органов, в какой-то момент вышедших из-под контроля. И без её понимания сложно осмыслить начало того трагического процесса, который затем задел уже широкие массы советских людей. Сколько их пострадало от неумения властей владеть чрезвычайно острым инструментом. Так что те методы уже устарели к началу Великой Отечественной. Не зря Берия стал менять их, но не успел закончить свою работу.
Толоконников мрачно обронил:
— Вот поэтому в те дела лучше не лезть. Никита и так дров наломал, что до сих пор не расхлебали. Ты просто молод…в смысле родился позже, не видел того, что в годы после смерти Сталина творилось. Не хватало нам еще все по новой проходить!
Сидевший тут же за столом полковник Стаханов негромко заметил:
— Но он прав, Лев Сергеевич. Проблемы в Интернационале существовали. Не зря товарища Троцкого из Союза турнули.
— А потом по кумполу топориком.
— Ледорубом, — автоматически поправил Семена преподаватель Академии.
— Какая в жопу разница! — захохотал истерически Ракитин.
Потом ему пришлось долго рассказывать ГРУшникам сюжеты двух культовых фильмов его поколения. В конце Семен стукнул себя по лбу. — Так у меня на ноуте в отдельной папке куча фильмов. И Брат один и второй там есть. И про войну что-то новое было. Вы сами офигеете, когда увидите. Хм, даже про космос есть. Правда, «Звездные войны» вам точно не нужны. Черт, я же уже не спасу Юру!
Семен погрустнел, а ГРУшники переглянулись между собой и дружно сплюнули.
— Тяжело с тобой, Ракитин. Отдам сегодня распоряжение в первую очередь переснять ваше кино.
Заметив недоуменное лицо попаданца, Стаханов пояснил:
— Ты не помнишь, кто у нас в стране первый любитель кинематографа?
— Ах да, — Ракитин снова стукнул себя по лбу, — через кино проще воздействовать эмоционально! Надо Ильичу первой «Брестскую крепость» показать. Один из немногих стоящих фильмов о войне. Потому что белорусы контролировали. Кстати, вам также полезно его проглядеть. И коньяк прихватите, сцены там больно реалистичные. Как в документальном кино.
— Схватывает на лету, — одобрительно кивнул генерал-полковнику. — Сегодня же и посмотрим.
Затем Семен поменялся в лице:
— А вы когда собрались все докладывать Генсеку?
Толоконников разом посерьезнел:
— Пока мы вводим в имеющийся материал отобранных нами лиц.
— Это кто? Говорите, иначе сотрудничества не будет.
— Ты вымогатель, а не сотрудник! — заместитель начальника ГРУ вздохнул и пододвинул человеку из будущего тонкую папку. — Мы как раз хотели с тобой обсудить следующие кандидатуры.
Ракитин открыл обычную канцелярскую картонную папку, внимательно прочитал лежащие там два листа и задумался. В это время дверь неслышно открылась и появилась голова Рашида. Получив разрешение, старший лейтенант принес на подносе чайный набор. Все трое любили чай в любых его проявлениях. Разве что Ракитин по утрам просил крепкий кофе и был очень удивлен его качеству. Прямо с латиноамериканских плантаций его, что ли сюда привозят?
Семен взял мятный пряник и неспешно выпил чашку горячего напитка.
— Кандидаты хорошие. Даже удивительно, учитывая, с кем имею дело.
Толоконников чуть не поперхнулся, давно отвык от такого изощренного издевательства над собственной персоной. Все-таки погоны генерала создают некую ауру в отношениях между ним и подчиненными. Стаханов лишь ехидно улыбался. Он, наоборот, довольно близко сошелся с пришельцем и его юмор ему нравился. Человек даже после смерти и перемещения не унывает! Значит, цельный характер у него.
— Слушай, Ракитин, тебя никогда не били на твоей журналисткой работе?
— Да нет, пытались, но у меня кулаки стальные. А вообще, стреляли из автомата, ранили, суки, тогда сына.
Стаханов упредил своего бывшего начальника:
— Извините, Лев Сергеевич, забыл вам об этом рассказать.
— Что еще я не знаю? — генералу стало неудобно. Он понял, что коснулся какой-то семейной трагедии. — Это случилось на войне?
— Нет, бандитские разборки. Меня заказали припугнуть, но братва перестаралась. Обычное дело в те времена. Можно было пойти за хлебушком и оказаться в центре гангстерской перестрелки. Сколько людей тогда сгинуло ни за грош. Да и парни тысячами гибли тупо за бабло.
ГРУшник помрачнел:
— Надо бы подробней об этих годах у тебя почитать. И дать ознакомиться этим товарищам. Значит, возражений нет?
Ракитин помотал головой. Ему импонировал тот факт, что с ним разговаривают не для проформы. А серьезно советуются и спрашивают мнение.
— Если по составу ЦэКа определились, то, может, обсудим кандидатуры из других ведомств?
— По армии у нас уже имеется контакт. Твои рекомендации подтвердились, Огарков дал согласие. Бьет копытом и рвется сюда. Он любит все новое и необычное.
— Его бы вместо Гречко поставить. Тот полностью завалил работу с ведомством.
Генерал снова вздохнул, до чего же наглый ему «попаданец» попался.
— Ты сейчас, кстати, о целом маршале рассуждаешь!
— Но я же вам сразу объяснил, что пиетета перед военными у меня не существует. В Грозном весь вышел.
ГРУшники переглянулись. Крыть им было нечем. В такой жопе им обоим бывать не приходилось. Хотя Стаханов в конце сороковых побегал в Карпатах за бандеровцами под командованием легендарного капитана Бойко. Местные горцы с почтением рассказывали о бесстрашном офицере НКВД, чуть ли не в одиночку гонявшего бандитов из схронов. За плечами Толоконникова также имелось несколько «острых акций», но это все не то. Городской бой — вот настоящий ад любой войны.
— Считай, что твои возражения приняты.
— Кроме Косыгина кто-то будет из правительства?
— Так Мазуров уже есть!
— Хорошо. Тихонова оттуда также надо гнать. Вы даже не представляете, сколько там развелось болванов.
Толоконников вздохнул. Какой резкий парень!
— Посмотрим. Ты пойми, Семен, это если и будет, то коллективным указом сверху. В СССР с кондачка такие решения не принимаются. Сначала заинтересованные лица изучат документы с твоего ЭВМ, затем уже примут рекомендации. Кстати, ты ничего не вспомнил больше по катастрофам?
— Завтра займусь. У техников будет час отдыха, покопаюсь в ноутбуке.
— У тебя разве нет там порядка?
Ракитин причесал начинающие отрастать вихры и смущенно ответил:
— Все руки не доходили поставить хороший каталогизатор. Но зато благодаря этому в мусоре я нашел много чего интересного. Еще покопаюсь позже в кэше, может, чего выужу.