– Ты не понимаешь, – произнесла она наконец. – Он был со мной хорошим и добрым. Нам было весело вместе. А мне так недоставало веселья.
– Мам, но ведь этого хватило ненадолго…
Мама промолчала. Несколько минут она деловито разливала воду по поилкам. А потом продолжила:
– Но ведь всё не так уж плохо, правда, Бекки? У тебя есть собаки. Ты же любишь собак!
– Конечно люблю.
– Вот и хорошо. И ещё мы с тобой есть друг у друга. Как говорится, если судьба дала тебе лимон – сделай лимонад. Помнишь песенку «Не волнуйся, будь счастлив»? – И они вместе принялись её напевать.
Тогда мама Бекки улыбнулась ей, и Бекки почувствовала, как много она хотела сказать этой улыбкой: возможно, кое с чем в тираде Бекки мама была готова согласиться, но пока не могла в этом признаться. И не исключено, что никогда не сможет. Тут собаки в псарне на другом конце двора вдруг подняли лай. Тогда Бекки с мамой услышали, как по дороге к ферме катит фургон, как дребезжит под ним решётка, положенная поперёк дороги, чтобы овцы не разбежались. Мама с дочкой переглянулись, и Бекки поняла, что возвращения Крейга мама боится не меньше, чем она сама. Хозяин приехал.
С порога конюшни они смотрели, как Крейг нацепляет на шею новому псу строгий ошейник и выволакивает из фургона – со своими собаками Крейг не церемонился. Тут он заметил Бекки с мамой.
– Ну как вам? Классный пёсик, а? Красавчик! Пока маловат, но ещё подрастёт. Не бегает, а летает, поверьте на слово. И обошёлся дёшево. Через несколько месяцев догонит Альфи, а то и перегонит! – Пёс дёрнулся, хотел убежать, но Крейг рванул цепь и подтащил его поближе. – К ноге, ты, рохля! Видите? Его так и тянет бежать. Прямо создан для этого. Знаете, кто перед вами? Чемпион. Я серьёзно. Пёс что надо. У него впереди одни победы. А значит, деньги, куча денег. Вот увидите!
Грейхаунд – светло-золотистый с белым пятнышком на груди – стоял, натянув цепь, и дрожал, испуганно озираясь.
– Иди сюда, Бекки! – Крейг помахал рукой. – Чего рот разинула? Топай сюда. Подсадишь его к Альфи. Хочу, чтобы Альфи научил его всему, что сам знает о собачьих бегах. И раз уж вы тут, покормите-ка его. А кстати, что у нас на обед? Умираю с голоду!
Бекки помедлила, тщательно рассчитав время. Ей не нравилось, когда ей командовали, и она хотела донести это до Крейга. Поэтому она подчёркнуто не спеша поставила навозные вилы к стене, а потом, волоча ноги, двинулась через двор к Крейгу, буравя его взглядом. Всё в нём было ей неприятно – и громогласность, и резкость, и стремление постоянно быть в центре внимания. Бекки терпеть не могла даже смотреть на него, поэтому старалась этого не делать. Нет, Крейг не был ни уродом, ни грязнулей, дело в другом. Просто вид у него вечно был омерзительно самодовольный.
– Смотрю, ты не торопишься, вот и хорошо, – заметил он и передал ей цепь. – И не вздумай его баловать, ясно тебе? Безо всяких сюси-пуси! – Бекки точно знала, что он сейчас скажет. – Это бегун, спортсмен, не пуделёк какой-нибудь, не комнатная собачка!
– А как его зовут? – спросила Бекки.
– Как хочешь, так и назови. Главное – смотри за ним как следует.
Не прошло и минуты, как Бекки осталась во дворе один на один с новым псом. Она повела его к псарне, и все остальные собаки, все четырнадцать, повысовывали носы сквозь решётку, изучая новенького, а некоторые даже встали на задние лапы и взволнованно затявкали.
Бекки рассмеялась:
– Вас что, не учили, что глазеть невежливо?
Она присела у будки Альфи, чтобы представить псов как положено, через решётку и дать им возможность познакомиться постепенно. Альфи был настоящий великан даже для грейхаунда, чёрно-белый, вокруг носа у него пробивалась седина.
– Вот, познакомься, это Альфи, – сказала Бекки и протянула руку сквозь решётку, чтобы почесать его за ухом. – Самый наш быстроногий пёс, правда, Альфи? Участвовал в восьмидесяти скачках, шестьдесят две выиграл – да, Альфи? Настоящий чемпион. Только мне нельзя тебя гладить, верно? Но я всё равно буду, да-да, буду! Я их всех глажу, потому что мне приятно и им приятно. Мы с Альфи друзья неразлейвода, правда, Альфи? Гуляем по вересковой пустоши вместе с Рыжим. Гуляем и болтаем, долго-долго…
Бекки почувствовала, как новенький весь дрожит и жмётся к её ногам. То ли замёрз, то ли напуган, то ли и то и другое.
– Не бойся, Альфи тебя не тронет!
И Бекки взяла его за морду и заглянула прямо в глаза.
– Ну и как тебя назвать? Не оставлять же безымянным. Без имени никак, правда? Тебя наверняка уже как-то зовут. У всех собак есть имена. Интересно, какое у тебя. Жалко, что ты не можешь мне сказать. – Она ненадолго задумалась, а потом её осенило: – Ясноглазый! Точно! Будешь Ясноглазым. Нравится? Крейг даст тебе какую-нибудь дурацкую кличку для скачек – Заячий Свист или там Шустрый Гонсалес. А когда выйдешь на старт, тебе дадут номер, так всегда делают. Но здесь ты будешь Ясноглазый. – Она поцеловала его в макушку и прошептала: – Беги, Ясноглазый, беги во всю прыть, и тогда тебя не заберут у меня. Не забывай!
Бекки ещё немного постояла и посмотрела, как поладят два пса: Альфи кружил вокруг Ясноглазого, поскольку не знал, можно ли ему доверять, а Ясноглазый всё это время стоял как вкопанный и дрожал с головы до ног. Через несколько минут Альфи, похоже, выяснил что хотел: он подошёл к новичку и встал близко-близко, так, что их бока соприкасались. Бекки поняла, что они уже подружились. Альфи был выше почти на голову. Он положил морду на загривок Ясноглазого, и от этого новичок сразу успокоился – очень скоро дрожь утихла.
Не прошло и нескольких дней, как псы уже вели себя так, словно были знакомы всю жизнь. Они стали неразлучны. Когда Бекки выпускала их погулять, Ясноглазый повсюду тенью следовал за Альфи. Очень скоро Бекки совсем перестала бояться, что Ясноглазый сбежит, и смогла брать с собой обоих псов, когда уезжала на пустошь на Рыжем, а это она старалась делать при каждом удобном случае. В первое утро, когда она взяла их с собой, они убежали далеко вперёд – и мчались почти что вровень, однако Альфи неизменно опережал Ясноглазого на голову. Как бы быстро ни скакала Бекки, они прибавляли ходу и уносились прочь, перескакивая камни и ручьи, и приостанавливались, только чтобы подождать её.
В результате они оказались на самом высоком холме Хай-Мур. Псы сидели рядышком на гребне холма возле Бекки и даже пыхтели слаженно, а Рыжий прилежно пощипывал травку, не поднимая головы. Потом псы разом вопросительно посмотрели на Бекки.
– Вы угадали, – сказала им она. – Папа здесь, правда? Вы и сами это знаете. Это моё самое любимое место на всём белом свете, потому что папа здесь, потому что здесь я свободна. Поэтому и вам здесь нравится. Вы любите бегать на свободе. Для того вы и созданы. А не для этих жутких собачьих бегов. Здесь ваше место, как и моё.
На самом деле Бекки редко бывала на бегах. Когда ей случалось туда попадать, это была сущая пытка. Бекки тошно было видеть, как с собаками, которых она знала и любила, обращаются будто с гоночными машинами под номерами, а ведь было видно, что многие из них очень боятся ярких огней и шумной толпы, громких объявлений и оглушительной музыки. На трибуне Крейг вечно вопил и орал прямо в ухо Бекки, и неважно, побеждали его собаки или наоборот. Триумф победителя, отчаяние побеждённого – никакой разницы. В любом случае он заходился истошным криком, а потом напивался с дружками, а Бекки с мамой и собаками должны были сидеть и ждать его на парковке.
По дороге домой, особенно если Крейг неудачно ставил и много проигрывал, он начинал орать на маму, а если Бекки пыталась вмешаться, влетало и ей. В такие минуты Крейг был очень страшен, и Бекки не хотела сидеть с ним в одной машине. Поэтому она обычно говорила маме, что ей много задали в школе – иногда так и было, – и оставалась дома. К моменту, когда мама с Крейгом возвращались домой, Бекки всегда уже ложилась спать и выключала свет. А наутро, за завтраком, сразу понимала, победили собаки или нет и проиграл ли Крейг. Если вечер вышел неудачный, он сидел и молчал, злобно надувшись. И если уж взялся портить всем настроение, не унимался до вечера. Он не давал забыть о своей неудаче ни Бекки, ни маме. Злобно огрызался, придирался к каждому слову, к каждому движению. Так что Бекки, конечно, предпочитала, чтобы собаки побеждали.
Но была у неё и другая причина желать псам победы. Она не сразу сообразила, что происходит. Если кто-то из собак начинал слишком часто проигрывать, Бекки понимала, чего теперь ждать. Рано или поздно по дороге на ферму продребезжит обшарпанный старый «лендровер» и остановится во дворе. В таких случаях Бекки старалась не попадаться Крейгу на глаза. Каждый раз её охватывал ужас. Если она задавала вопросы или возражала, у Крейга приключался очередной припадок ярости. Поэтому Бекки, мучаясь угрызениями совести, убегала в свою комнату и подсматривала в окно.
Обычно Крейг две-три минуты разговаривал с водителем. Лица водителя Бекки толком не различала. На нём был грязный синий комбинезон, а по пути на псарню он заметно приволакивал ногу. Когда приговорённого пса вытаскивали из будки, Бекки видела, что он понимает, что его ждёт, – бедняга отчаянно сопротивлялся, натягивал цепь, изо всех сил рвался на свободу. Остальные собаки тоже что-то чувствовали. Они хором умоляюще тявкали и скулили – и этот хор не смолкал ещё долго после того, как «лендровер» исчезал вдали.
Бекки много раз спрашивала маму, куда увозят псов и кто этот человек в грязном синем комбинезоне. Мама отвечала уклончиво, и это тревожило Бекки больше всего. Мама только говорила, что когда грейхаунд стареет и спортивная карьера у него завершается, его увозят в особый приют для животных, а там собак пристраивают – отдают в хорошие руки. Но потом мама обычно добавляла кое-что, чему Бекки не верила, как ни старалась.
– Крейг очень щедрый, – говорила мама. – Когда он отдаёт собаку в приют, то всегда жертвует туда крупную сумму. Да, такой он хороший, просто ты не видишь эту его сторону и никогда не видела. Не надо так волноваться!