И вот теперь кухонные стены манили ее назад, в те волшебные места, где жизнь была проста, люди оставались на одном месте, где не было зла и случались только счастливые события.
Полная отвращения к себе, она вышла и уселась на ступеньках крыльца, чтобы полюбоваться закатом. Может, работа над детскими портретами и не вдохновляла ее, но она любила это занятие и могла бы легко приобрести солидную репутацию в одном из городов, где жила. Но этого не произошло. Раньше или позже она впадала в панику и понимала, что пришло время пускаться в дорогу.
Столбик крыльца был теплым под ее щекой. Солнце походило на сверкающий медный шар, низко висевший над холмами.
Она подумала о Дине и их поцелуе. Случись все в другое время... Будь y нее работа, квартира, деньги в банке... Будь он более ординарным...
Но все это несбыточные мечты, а она слишком долго жила из милости у чужих людей, чтобы вновь вернуться к подобному существованию и позволить Дину взять верх над собой. Пока она сопротивляется – власть в ее руках. Если сдастся – потеряет все.
Вдали послышался шум моторов. Приставив ладонь козырьком ко лбу, она посмотрела в сторону дороги. К ферме приближались две машины. Ни одна не принадлежала Дину.
Глава 11
Два спортивных автомобиля с тонированными стеклами остановились перед домом. Задняя дверца одного открылась, и оттуда вышел мужчина, одетый в черное. Его густые растрепанные волосы были пронизаны серебряными нитями, обветренное лицо покрывали мелкие морщинки: следствие многих долгих ночей, проведенных на тропе славы. Руки свободно висели по бокам, словно он каждую минуту был готов выхватить... не шестизарядный «кольт», а сверкающий микрофон, в руках с которым он покорял мир. Хорошо, что Блу уже сидела, иначе ее колени наверняка бы подогнулись. Но горло и без того перехватило так, что воздух не попадал в легкие.
Джек Пэтриот.
Позади захлопали дверцы машин, откуда высыпались мужчины в темных очках. Последней вышла длинноволосая женщина с сумочкой от модного дизайнера и бутылкой воды. Все они остались у машин.
Каблуки сапог Джека застучали по кирпичной дорожке, и Блу мгновенно превратилась в вопящую фанатку, из тех, что до боли в израненных пальцах сжимали сетчатую ограду, пытались прорвать полицейские кордоны, гонялись за лимузином или стояли на страже перед пятизвездочным отелем, молясь о счастье увидеть рок-идола. Вот только вместо того, чтобы вопить, она окончательно онемела.
Он остановился в нескольких шагах. В мочках ушей поблескивали маленькие серебряные черепа. Под манжетой черной рубашки с открытым воротом виднелся кожаный браслет с окантовкой из чеканного серебра. Джек приветственно кивнул:
– Я ищу Райли.
О Боже! Это сам Джек Пэтриот! Джек Патриот обращается к ней!
Блу поспешно вскочила и стала кашлять, со свистом втягивая в себя воздух, захлебываясь, задыхаясь. Джек терпеливо ждал. Серебряные черепа горели на солнце. Глаза Блу заслезились. Она прижала пальцы к горлу, пытаясь отдышаться.
Легенды рока с пониманием относились к переживаниям чересчур эмоциональных женщин, и Джек терпеливо ждал, оглядывая дом. Она стиснула кулак и ударила себя в грудь. Он наконец заговорил знакомым хрипловато-надтреснутым голосом, в котором все еще звучали отголоски родной Северной Дакоты.
– Не могли бы вы позвать Райли?
Пока Блу старалась прийти в себя, дверь открылась, и на крыльцо вышла Райли.
– Привет, – угрюмо пробормотала она.
– Что все это значит? – не повышая голоса, спросил он.
Райли глянула в сторону молчаливой свиты, окружившей машины.
– Не знаю.
Он потянул себя за мочку уха. Серебряный череп на мгновение исчез.
– Ты хотя бы понимаешь, как все тревожились?
Райли чуть приподняла голову.
– Кто?
– Все. Я.
Она снова принялась изучать носки кроссовок. Судя по виду, она ни на секунду не поверила отцу.
– Кто еще дома? – осведомился он.
– Никого. Дин уехал, а Эйприл ушла к себе в коттедж.
– Эйприл, – протянул он, словно воскрешая не слишком приятные воспоминания. – Собирай вещи. Мы уезжаем.
– Я не хочу.
– Мне очень жаль. – бесстрастно бросил он.
– Я оставила куртку в коттедже.
– Пойди и возьми.
– Не могу. Уже стемнело. Я боюсь.
Джек поколебался, потер подбородок и буркнул:
– Где этот коттедж?
Райли рассказала о тропинке через лес. Он повернулся к Блу.
– Туда можно добраться на машине?
«Еще бы! Возвращайтесь обратно. Но перед тем, как оказаться на шоссе, увидите слева дорогу, вернее, тропу, ее легко проглядеть, так что держитесь начеку...»
Но она упорно молчала, и он оглянулся на Райли. Та пожала плечами:
– Не знаю. Наверное.
Блу должна сказать хоть что-то. Что-нибудь. Но она никак не могла: перед ней стоял мужчина, в которого она была влюблена с десяти лет. Позже она вспомнит, что он не обнял и не поцеловал дочь, но пока что пыталась заставить себя открыть рот.
Поздно. Он жестом велел Райли и свите оставаться на месте и зашагал по указанной дочерью тропе. Блу подождала, пока он не исчезнет, и плюхнулась на верхнюю ступеньку.
– Я идиотка.
Райли села рядом.
– Не волнуйтесь. Он к этому привык.
Когда на землю спустились сумерки, Эйприл сделала последний звонок, сунула сотовый в расшитый бисером карман джинсов и пошла на берег пруда. Ей нравилось сидеть здесь по ночам, слушая мерный плеск воды, гортанное кваканье лягушки, державшей басовую ноту под аккомпанемент хора цикад. По ночам от пруда пахло по-другому, чем-то мускусным и диким, как от большого хищника.
– Привет, Эйприл.
Она обернулась. Перед ней стоял мужчина, разбивший вдребезги ее мир.
Прошло тридцать лет с тех пор, как она в последний раз видела его, но в полумраке каждая черта угловатого, изборожденною морщинами лица была так же знакома, как ее собственная: длинный орлиный нос, глубоко посаженные глаза с золотисто-коричневыми, обведенными черной каймой зрачками, смуглая кожа и высокие скулы. Серебро просвечивало в темных волосах, когда-то развевавшихся на голове подобно полуночной штормовой туче. Теперь они стали короче: чуть-чуть не доходили до воротничка. Короче и жестче... но по-прежнему оставались густыми. Она не удивилась тому, что он не пытался скрыть седину: тщеславием Джек не отличался. Хотя для рокера он всегда был слишком высок, теперь из-за худобы он казался еще выше. Глазные впадины были еще глубже, чем она помнила, морщины в уголках рта стали более резкими. Он выглядел на все свои пятьдесят четыре года.
– Эй, малышка, твоя мать дома?
Его голос, пропитанный виски, звучал, как всегда, чуть надрывно и хрипловато. На кратчайший миг она задохнулась, как в молодости. В этом человеке когда-то заключалась вся ее жизнь. Стоило ему позвать – и она летела через океан. Лондон, Токио. Западный Берлин, словом, не важно куда. Ночь за ночью, когда он уходил за кулисы, она снимала с него облегающий, пропитанный потом костюм, приглаживала длинные влажные волосы, раздвигала губы, разводила бедра и позволяла ему чувствовать себя богом.
Но в конце, как всегда, победил рок-н-ролл.
Их последний разговор состоялся в тот день, когда она сказала ему о своей беременности. Отныне всякое их общение шло через посредников, включая требование Джека сделать тест на отцовство после рождения Дина. Как же она возненавидела за это Джека!
Все это пронеслось перед глазами Эйприл за несколько мгновений, после чего она постаралась взять себя в руки.
– Только я и лягушки. Как ты?
– Глуховат стал в последнее время, и ничего нельзя сделать. В остальном...
Вот первой части фразы она поверила сразу.
– Забудь о выпивке, сигаретах и молодых девчонках. Сам поразишься, насколько легче станет.
Упоминать о наркотиках не имело смысла. Джек сумел отказаться от них гораздо раньше Эйприл.
Джек подался вперед, и кожаный с серебром браслет соскользнул на запястье.
– Никаких девочек, Эйприл. И сигарет тоже. Я пару лет как бросил. Пережил адские муки. Что до выпивки... – Он пожал плечами: – Полагаю, истинному рокеру необходим хотя бы один порок. Ну, у меня есть еще несколько. Как насчет тебя?
– Несколько месяцев назад я так спешила в общество по изучению Библии, что превысила скорость и получила штрафную квитанцию, но на этом все.
– Вранье. Ты, конечно, изменилась, но не настолько же!
Джек не всегда так легко видел ее насквозь, но теперь он стал старше и, возможно, мудрее. Она откинула волосы с лица.
– Пороки меня больше не слишком интересуют. Работы много. Нужно же зарабатывать на хлеб.
– Выглядишь потрясающе, Эйприл. Клянусь.
Да уж, куда лучше, чем он. Последние десять лет она из кожи вон лезла, чтобы исправить причиненный себе вред. Выводила из организма яд бесчисленными чашками зеленого чая, часами занятий йогой, словом, боролась, как могла.
Он дернул себя за маленькую серебряную сережку-череп.
– Помнишь, как мы смеялись над самой идеей рокера, которому уже за сорок?
– Мы вообще смеялись над всяким, который имел наглость достичь сорока.
Он сунул руки в карманы.
– Американская ассоциация пенсионеров просит сняться на обложку их гребаного журнала.
– Проклятие их черным сердцам!
Его кривоватая улыбка не изменилась, но она не собиралась брести вместе с ним по дорожке памяти.
– Ты видел Райли?
– Пару минут назад.
– Славная девочка. Мы с Блу просто в восторге от нее.
– Блу?
– Невеста Дина.
Он вынул руки из карманов.
– Райли приехала, чтобы повидаться с ним?
Эйприл кивнула.
– Дин пытался держаться от нее подальше, но она очень настойчива.
– Это не я рассказал о нем Марли. В прошлом году она переспала с моим бывшим бизнес-менеджером и все из него вытянула. Но я понятия не имел, что Райли все знает, пока не получил твое сообщение.
– Ей тяжело приходится.
– Понимаю. Но у меня были неотложные дела. За девочкой должна была присмотреть сестра Марли.