Мой голос тоже сделался холодным, и я твердо произнес слова, которые до сих пор у многих вызывали сомнения.
– У вашего флота еще нет боевого пламени. Так что это всего лишь пустые угрозы.
Несколько мгновений мы пристально смотрели друг на друга, а затем она откинула голову назад, злобно расхохотавшись, и тихо прошептала одно-единственное слово.
И я тут же понял, что это команда, предназначенная Эринис.
Эринис вскинула голову, словно волк, воющий на луну, и испустила струю пламени.
На краткий миг драконье пламя озарило ночь, словно свет маяка.
Пэллор взревел, рванувшись назад, и я ощутил, как его ужас проник в мое сердце, и все внутри у меня застыло. Эринис опустила голову, наблюдая за ним с ледяной уверенностью, лениво виляя хвостом по камням. Застыв в десяти метрах от нее, Пэллор обнажил клыки и зарычал. Резкий запах драконьего пламени повис в воздухе.
– Все в порядке, Пэллор. – Я обернулся к Джулии. – И давно?
Джулия пожала плечами.
– Около недели назад.
– Мои поздравления.
Она ухмыльнулась, вскинув бровь.
– Спасибо, брат.
– Только Эринис?
Скорее всего, Эринис была первой, поскольку боевое пламя передавалось во флоте от драконов более высокого ранга к более низкому.
Джулия лишь улыбнулась, словно говоря: «Неужели ты думаешь, что я стану отвечать на этот вопрос?»
– Неужели это пустые угрозы, брат? – спросила она. – Даже если пламя есть у одной только Эринис. Одного боевого дракона достаточно, чтобы сровнять с землей город. А что есть у вас? Копья и щиты?
Я не верил своим ушам. Сровнять с землей город? Она понимала, что говорит?
– Джулия, это безумие! – В моем голосе звучало отчаяние. – Погибнут тысячи невинных людей. Ты же знаешь древнюю поэзию. Ты должна понимать, что вы повторите те же ошибки, которые стали причиной падения аврелианцев, которые погубили повелителей драконов…
– Ты можешь это остановить.
Я замер.
– Если ты перейдешь на нашу сторону и поможешь разрушить этот узурпаторский режим изнутри, никто не погибнет. Если ты станешь Первым Наездником, а потом, возможно, и Защитником, то сможешь сорвать его, как спелый фрукт.
Я отшатнулся от нее, и скорлупа захрустела у меня под ногами. Я был готов к тому, что она попросит меня перейти на их сторону, но стать предателем, чтобы подорвать систему изнутри, – о такой подлости я и не задумывался.
– Ты отказываешься, – заметила она. – Почему?
В ответ я лишь поднял вверх руки, растопырив ладони. Она внимательно посмотрела на меня холодными серыми глазами.
– Они воспитали тебя, – предположила она.
– Это нечто гораздо более важное.
– Ты веришь в их идеи, – догадалась она. Ее голос сделался ледяным от отвращения. – Ты считаешь, что они лучше нас. Даже после всего, что они сделали. Ты сохранишь верность человеку, который предал нас.
Я распрямил плечи.
– Думаю, здесь все гораздо сложнее, чем размышления о мести и о том, на что мы имеем право по рождению.
Странная, горькая улыбка скривила губы Джулии. Лунный свет сиял в ее волосах и в складках ее мантии.
– Меня предупреждали, что ты мог измениться. Но что именно кажется тебе столь привлекательным в идеях Атрея? Его интенсивный, но отвратительно организованный меритократический подход в управлении государством, его попытки переписать прошлое при помощи цензоров? Ты считаешь благородным то, что он позволяет крепостным участвовать в турнире на звание Первого Наездника? Хотя должна признать, она отлично летает, наша маленькая крепостная из гор.
Слова Джулии сочились едким презрением, и мне стало нехорошо. Слово «наша» противно звенело в ушах. Именно так драконорожденные из семьи Грозового Бича говорили о своей собственности.
– Другая финалистка вовсе не наша.
Голос Джулии сделался резким.
– А ты не настолько наивен. Очнись! Ты считаешь, что этот режим лучше прежнего, потому что теперь крепостных называют иначе и обучают грамоте? Возможно. Но только пока. Во времена изобилия, пока нет давления извне, без лишнего напряжения. Но посмотрим, как разлетятся вдребезги эти идеи, когда мы окажем давление. Посмотрим тогда, что вы думаете об истинном благородстве. Хватит ли у вас сил сохранить верность своим идеалам.
«Окажем давление». Смысл этих слов был абсолютно понятен. Давление означало насилие.
Некоторое время мы молчали, и тишину нарушали лишь сонные крики чаек на краях карстовых столбов.
– Когда? – спросил я.
Джулия склонила голову, откинула волосы с лица и ухмыльнулась.
– Не надо так волноваться, брат. Сначала ситуацию надо распробовать.
В ее голосе звучали игривые нотки. Именно так она разговаривала с нами в детстве, когда хотела подразнить. Но что означало слово «распробовать» для той, которой ничего не стоило сровнять город с землей? С высоты карстовой колонны я окинул взглядом спокойную гладь моря, в которой отражались звезды, и ощутил внезапную пустоту. Огромный, словно океан, темный купол ночи казался бесконечным.
«Джулия, в кого же ты превратилась?»
Похоже, не только меня беспокоил раскинувшийся вокруг нас темный простор. Джулия заговорила первой, ее голос смягчился, когда она сменила тему.
– Скажи, ты предвкушаешь момент, когда станешь Первым Наездником?
Я снова взглянул на карстовую колонну, залитую лунным светом, на фоне которой четко вырисовывалась фигура сестры в темной мантии, с развевающимися волосами. Она с величественным видом стояла на скале, ожидая моего ответа.
Это как дышать? Как испытывать голод? Эта страстная мечта была со мной столько, сколько я себя помнил. Это было даже не желание, а острая необходимость. Я потерял почти все, чем обладал в прежней жизни, но сохранил эту мечту.
– Да. Конечно.
Джулия кивнула, радуясь тому, что у нас осталось хоть что-то общее.
– Со мной было точно так же. Поэтому я и победила. Удачи в финале, Лео. А я стану молиться давно забытым богам, чтобы победа вернула тебе разум.
8Лицейский бал
После посещения Холбина мир потерял краски. Я не вставала с постели, отказывалась от еды, ни с кем не разговаривала.
«Твоему отцу было бы за тебя стыдно, девочка».
Неужели это правда?
Отец умер за год до Революции. Пытаясь собрать воедино скудные воспоминания о нем, я поняла, что не смогу ответить на этот вопрос. Слишком плохо я знала своего родителя.
– Энни, Ли спрашивал о тебе.
Голос Криссы вывел меня из полудремы. Я лежала, свернувшись калачиком под одеялом, желая только, чтобы мир вокруг оставил меня в покое.
На мгновение я вдруг вспомнила о том, как Ли обнимал меня в детстве. В его объятиях было тепло и безопасно, и только он мог успокоить мои слезы.
Но только не сейчас. Не после собрания в Холбине.
– Передай, что у меня все хорошо.
Я больше не буду той глупой девчонкой. Я справлюсь и без него.
И в конце концов я справилась. Поднялась с постели, расчесала волосы, поела. Мир медленно возвращался на круги своя: дежурства, тренировки, учеба. От меня больше не требовали проведения собраний, но после всего я об этом и не жалела. Теперь Министерство Пропаганды избегало посещений тех мест, где произошла массовая гибель населения от нашествия драконов.
Однако главным предстоящим событием был Лицейский бал – последнее важное публичное событие перед турниром на звание Первого Наездника и Дворцовым днем. И хотя мы по-прежнему жили под угрозой нападения новопитианцев, в министерстве решили не изменять традициям и провести мероприятие. И теперь все наше свободное время посвящалось приготовлениям к этому событию: примеркам, урокам этикета и танцев. И хотя это отвлекало от мрачных мыслей и плохих предчувствий, но в некотором смысле утомляло.
Особенно когда на одном из танцевальных уроков меня поставили в пару к Ли.
– Поскольку в этом году стражники будут почетными выпускниками Лицея, финалисты должны открыть бал, – сообщил нам преподаватель по танцам, когда все собрались в огромном куполообразном зале Лицея, где проводились торжественные церемонии. Его акцент выдавал человека, привыкшего говорить на драконьем языке, а туника, отделанная изысканной вышивкой, явно когда-то была в моде при старом режиме. – Думаю, для вас это не составит труда, потому что вы достаточно грациозны.
В полной тишине преподаватель по танцам переходил от одной пары к другой, расставляя их по залу. Я ощущала себя очень странно, стоя рядом с Ли, после столь долгого времени, проведенного в постели, без его утешения. Но мальчик, который когда-то утешал меня в приюте, совсем не был похож на того юношу, что стоял сейчас рядом со мной. Форма обтягивала его широкие плечи, крепкие и сильные после долгих лет тренировок в Орлином Гнезде. Он был высоким, и мне приходилось запрокидывать голову, чтобы заглянуть в его загорелое, обветренное лицо. Это был юноша, который ел досыта, читал по ночам и проводил лето, летая на драконе.
Хотя, присмотревшись, я заметила, что под его глазами залегли тени, которых не было до того дня, как я отправилась проводить свое первое собрание в Холбине.
– Ты уже начал подготовку? – спросила я.
Ли заметно удивился.
– К финалу турнира?
Я кивнула, вспомнив о предложении Пауэра тренировать меня и о своем отказе. О его комплиментах, похожих на оскорбления, о словах, которые задели меня за живое. «Ты, наверное, и побеждать не хочешь», – сказал он. С тех пор я не разговаривала с Пауэром.
Ли покачал головой:
– Еще нет.
«Станет ли он тренироваться? – подумала я. – Или настолько уверен в себе? И та уверенность, которая дает ему силы с такой легкостью преуспевать во всем, что он делал – в учебе, на дежурствах, в тренировках, – не покидает его и сейчас, и он считает, что звание Первого Наездника непременно достанется ему?»
До посещения Холбина я не сомневалась, что мои достижения вселят гордость в моих земляков. Но все оказалось иначе. Какой бы отличной наездницей я ни стала, им не было до меня дела. Прячась от всего мира в постели, я долго пыталась вычеркнуть из памяти слова той женщины: «Твоему отцу было бы за тебя стыдно, девочка».