– Ли на Пэллоре! Рады наконец познакомиться, мы много слышали о тебе…
– Вы очень добры, спасибо.
– Готовишься к финалу турнира? Скажу честно, ты наш любимый финалист. Не подводи нас, парень… Особенно когда за спиной маячат новопитианцы.
Голос мужчины звучал заговорщически, он явно намекал, что на турнире за меня будут болеть представители золотого сословия в целом, чьи интересы он представлял в Консультативном Совете. Я с улыбкой ответил ему, хотя все мои мысли были о Джулии и ее требовании предать новый режим, и об Энни, которую этот человек явно недооценивал. Конечно, он и не догадывался, что, заведя столь доверительный разговор со мной, признался в своих предпочтениях драконорожденному. В этом и заключалась ирония.
А еще он не понял, что я узнал его. Когда-то мне доводилось видеть его на судебных заседаниях старого режима.
И хотя вести светские беседы после того, как Атрей представлял меня гостям, было совсем нетрудно, мне все сложнее становилось игнорировать смущавшие меня знакомые лица.
Что бы сказала Джулия, увидев, как я пожимаю руки людям, предавшим нас?
Однако я уже знал ответ на этот вопрос.
Она ответила бы, что мы должны заставить их за все ответить.
Миранда Хейн отправилась вместе со мной в холл, чтобы представить меня влиятельным гостям. Однако от этого мне не стало спокойнее. Но последние несколько дней я снова и снова прокручивала в голове варианты светских разговоров на двух языках и выучила их наизусть. Меня несказанно удивило, когда одна из первых пар, которой представила меня Хейн, седеющие мужчина и женщина средних лет, радостно улыбнулись мне.
– Вы, моя дорогая, – сказал мужчина, пожимая мне руку, – свет нашего народа. О таком раньше мы только мечтать могли.
Я поблагодарила его, слегка разволновавшись. Когда они удалились, Хейн улыбнулась.
– Бетранды стали одними из первых наших сторонников, – сообщила она мне.
Однако не все вели себя так, как эта пара. Когда Хейн представила меня другому гостю, высокому пожилому судье из Яникульского Совета, он уставился на меня с нескрываемой насмешкой. Его длинная туника, отделанная изысканной вышивкой, как и большинство сегодняшних нарядов, напоминала о старом режиме.
– Так вот она, наша наездница с гор!
– Как поживаете? – спросила я, делая реверанс.
Однако он не поклонился и даже не удосужился ответить, а обернулся к Миранде.
– Горный акцент почти не заметен, – восхищенно отметил он на драконьем языке. – И ее явно как следует отмыли…
Я почувствовала, как краска заливает мою грудь, обычно скрытую под униформой. Сегодня в открытом вырезе платья этот стыдливый румянец особенно бросался в глаза. Когда Хейн не улыбнулась ему в ответ, мужчина скис и перешел на каллийский.
– Это была всего лишь шутка, моя дорогая Миранда… Иногда мне кажется, что здесь уже и пошутить нельзя…
Хейн искоса взглянула на меня, словно ожидая опровержения. Я вспомнила, как Ли процитировал строчку из «Аврелианского цикла» на драконьем языке перед целым столом гостей. Но, как и в Лицейском клубе, когда я смотрела на Пауэра, а на языке у меня вертелись ответы на его оскорбления и я не могла ответить на них, так и сейчас я не могла найти что сказать. Когда Хейн поняла, что я не стану возражать, то быстро попрощалась и отвела меня в сторону. Пока она знакомила меня с другими гостями, меня не отпускало тошнотворное чувство стыда.
Все бы ничего, но они продолжали подходить к нам, и их комплименты, таившие в себе скрытые оскорбления, и притворная доброжелательность не давали мне покоя. Когда Хейн представила меня родителям Дария, которые владели крупной судоходной компанией в Харбортауне, они просто отвернулись от меня, не успела я закончить реверанс.
– Это она?
Когда до нас донесся голос очередного гостя, я была уже настолько измучена, что с явной неохотой повернулась к нему. Это был молодой человек, слегка за двадцать, в простой, но элегантной тунике. В следующее мгновение я поняла, что в его речи прозвучал акцент горца.
– Деклан, – с нескрываемым облегчением произнесла Миранда. – Да. Антигона, позволь представить тебе Деклана из Харфаста, младшего советника Первого Защитника и одного из самых молодых членов золотого Консультативного Совета. Деклан одним из первых окончил Лицей.
– Как поживаете?
Деклан улыбнулся. Светловолосый, долговязый и длиннолицый, он напоминал подростка-переростка.
– Справляюсь потихоньку, – ответил он. – Они еще не слопали тебя заживо?
Я удивленно рассмеялась. А затем быстро взглянула на Миранду, опасаясь, что совершила оплошность. Однако на ее губах промелькнула улыбка.
– Они просто завидуют нашему уму, – сообщил Деклан. – Не обращай на них внимания.
Из зала зазвучали первые музыкальные аккорды. Гости освободили центр зала, выстроившись около стен. Миранда кивнула мне.
– Пора, Энни, – сказала она.
Пора выходить и разыгрывать свой спектакль перед этими людьми.
Мое вечернее платье из легкой ткани было предназначено для танцев, но в то же время, пробираясь сквозь толпу в поисках Ли, я ощущала неловкость, путаясь в его алых складках, стесняясь обнаженной спины и плеч. Восторг от предвкушения бала, который я испытывала в начале вечера, угас. Мне не хватало военной формы.
Наконец я заметила Ли на краю танцпола. К моему удивлению, он выглядел таким же утомленным, как и я. Его лицо казалось особенно бледным на фоне темной формы, серые глаза запали, взгляд был безучастным.
– И как все прошло? – поинтересовался он.
Я лишь покачала головой.
– Да, – со вздохом откликнулся Ли. – Все эти… люди.
В его голосе слышалось отвращение, но я уловила нечто большее: едва сдерживаемую ярость. Раньше я Ли таким не видела. Заметив, что я наблюдаю за ним, он тут же взял себя в руки.
Я подумала о том, что он, как и я, привык воспринимать жизнь иначе, чем присутствующие, и неожиданно меня захлестнула жалость к нему.
Разумеется. Ли сегодня пришлось так же туго, как и мне. А возможно, даже хуже.
Думаю, мои следующие слова удивили нас двоих.
– Все почти позади, Ли.
Ли внимательно посмотрел на меня. А затем взял за руку, и вдвоем мы вышли из толпы.
Энни крепко стиснула мою ладонь, когда мы заняли место на танцполе, впившись в меня взглядом карих глаз. Казалось, она твердо решила не смотреть по сторонам. Она была так близко, что я спокойно мог пересчитать ее ресницы, веснушки, рассыпавшиеся по щекам и плечам, и шрамы от ожогов, алевшие в пламени свечей. Красное платье идеально сочеталось с цветом ее волос. На мгновение зал погрузился в молчание, все смотрели только на нас.
А затем грянула музыка.
Еще во время репетиций я выяснил, что музыка будет мне знакома, но в это мгновение, посреди огромного гулкого зала, в окружении роскошных платьев и парадных костюмов, меня вдруг пронзила тоска. Пение одинокой скрипки, ноты, вибрирующие, словно человеческий голос, а затем взмывающие все выше, на немыслимую высоту, были болезненно прекрасны. Эта музыка принесла с собой воспоминания о другом танце, об ином вечере, не в этой жизни. Воспоминания о родителях, сестрах, о мире, принадлежавшем им по праву рождения, мире, который был навсегда потерян. Все, что от него осталось, – это горстка выживших, укрывшихся на каменистом острове в Северном море людей, мечтающих отомстить. Отомстить всем собравшимся в этом зале, когда-то предавшим их.
Энни обвила меня руками за шею, и, ощутив это прикосновение, я взглянул на нее. Ее глаза казались огромными, ясными, она словно видела меня изнутри.
– Не оставляй меня, – прошептала она.
Я осторожно убрал одну ее руку со своей шеи. А затем сделал шаг вперед, и Энни двинулась в такт со мной. Я уперся в нее взглядом, забыв обо всем, кроме этой музыки, мелодии моих родителей, их танцев. Теперь я видел перед собой лишь Энни, легко повторявшую мои движения, ощущая под рукой ее талию и прикосновение ее ладони, зажатой в моей.
Она вдруг улыбнулась, слегка запыхавшись в круговерти танца, и я не смог устоять и тоже ответил ей улыбкой. И внезапно горе вдруг превратилось в нечто прекрасное, и мне показалось, что в это мгновение мы были близки к полету, и это ощущение еще больше усиливали высокие ноты скрипки и смесь радости и боли, переполнявшая мою душу.
Я знал, что это хрупкое ощущение не продлится долго, но пока мы танцевали здесь Медейский вальс, это прекрасное мгновение можно было удержать.
Музыка сделалась спокойнее, и в этом легком затишье на танцпол скользнули еще два лидера эскадрилий со своими партнерами: Крисса с Лотусом, выступавшие за эскадрилью небесных рыб, и Кор с Алексой – за эскадрилью грозового бича. Они присоединились к танцу триархов, и на мгновение, хотя знамена, колыхавшиеся у нас над головами, принадлежали новому режиму, цвета нашей праздничной одежды образовали на паркете триколор старого режима: аврелианский красный, голубой цвет небесных рыб и черный цвет грозового бича.
А затем еще один поворот, еще одно па, и Энни снова замерла в моих объятиях, тяжело дыша. Танец закончился. Она стояла так близко, что я ощущал жар ее тела. Она запрокинула голову, корни ее волос блестели от пота, а я склонил лицо к ней.
А затем грянул гром аплодисментов, разрушивший волшебство момента. Мы оторвались друг от друга. Вместе с двумя другими парами мы поклонились, и я повел Энни из зала.
Меня по-прежнему переполняло странное, болезненное ощущение счастья. И на один краткий и яркий миг я вдруг представил, что это мгновение продолжится дальше: мы остаемся в ночной темноте, и рядом никого, лишь мы одни.
Но затем она увидела Дака и Лотуса. Они сидели за столом, в полутемной части зала, и Дак махал нам.
Видение исчезло.
Я сказал ей:
– Можешь идти к ним.
Но она стиснула мою ладонь и потянула за собой.
– Пойдем вместе.
И надежда внезапно вернулась. Мы вместе направились вперед по залу. После танца мне казалось естественным вести Энни, слегка касаясь ее спины, скользя взглядом по ее волосам, мелкими кудряшками выбившимся из высокой прически и вспыхивающим рыжими огоньками в пламени мерцающих свечей. Дак подвинулся, чтобы освободить нам место, и когда мы сели, наш тела соприкоснулись. И хотя я не сомневался, что она тоже это почувствовала, Энни не попыталась отодвинуться от меня.