Итак. Позовем хозяина.
Плавным движением вытащив зампакто в ножнах из-за пояса, я поставил его вертикально, положив руки на рукоять.
Пальцы сжались, приподняли зампакто, а потом опустили.
Стук.
В ночной тишине стук кончика обитых золотом ножен оглушительным звуком разорвал молчащую атмосферу храма.
Стук.
Маленькая, ничтожная реацу смертного в глубинах храма едва вспыхнула. Человек проснулся.
Стук.
Достаточно. Я ожидаю.
Ворота внутреннего храма со скрипом открываются. Появляется бумажный фонарь на палке, а за ним молодой мужчина в наспех заправленной храмовой одежде жреца, похожей на традиционный образ Оммёдзи. Это он и есть.
Все Медиумы Киото зовут себя семьями Оммёдзи. И являются жрецами, по совместительству.
Мужчина с еще пухлым от сна лицом подслеповато щурится, вглядываясь в освещенную область фонаря. Он шагает вперед, пока свет не показывает мой клинок, упертый в землю, ноги, а следом и тело, что в шикахушо сливается с ночью.
Оммёдзи встретил мой резкий взгляд своим и застыл, как кролик перед ужасным удавом.
- Б-божество Смерти, - сглатывая, произносит он, кланяется. – Приветствую вас в моем скромном храме.
Про себя я выругался. Только по одной реакции ясно, что он не привык видеть шинигами. Эта земля – одно из мест с самой опасной печатью. И база одной из самых влиятельных семей Оммёдо в Киото, Семьи Ямагучи.
Из этого можно сделать только один вывод.
Долбанный Одиннадцатый не следил за Печатями!
Это примерно… Шестнадцать лет! Вот черт.
Остается только уповать на то, что смертные без пригляда продолжили исполнять свои обязательства.
- Я шинигами из Готей 13, Окикиба Судзин, - кратко представляюсь я, приказывая: - Ты будешь моим проводником в Киото, потомок Ямагучи. Мне нужно проверить все Печати в городе.
К моему облегчению, мужчина соображал шустро. И как-то воспрянул духом, услышав, что божество смерти не за его жизнью пришло. А по другому поводу.
Кашлянув, чтобы прогнать хриплую сонливость голоса, он сказал:
- У моей семьи есть все записи о Проклятых Землях. Для меня честь помогать Шинигами… Могу я осмелиться пригласить вас отдохнуть в храме, Окикиба-сама?
- Этой ночью я закончил с делами. Принимается. Веди.
Идя за почтительным оммёдзи, я спросил:
- Как твое имя?
- Саро, мой господин, - тут же отвечает он, поднимая выше фонарь и глядя под ноги на лестнице. – Ямагучи Саро.
- Я не чувствую других реацу в храме. Ты последний оммёдзи в семье?
Я чувствую, что вопрос уколол его в больное место. Аура дрогнула. Печаль, но гордость в маленьком тусклом огоньке его силы.
- Да… Я последний. Мой отец ушел за грань три года назад. Вам он неизвестен?
- Не встречал, - безразличным тоном даю ответ. – Мир Мертвых велик. И я не занимаюсь встречей бывших последователей пути Оммёдо.
- Прошу прощения, - виновато улыбнулся мне он, повернув голову на секунду. – Это скорбь и разлука все еще говорят во мне.
Я принял извинения кивком.
Понимаю вопрос, потому что я теоретически мог бы видеть его предков. Взаимоотношения Медиумов любого рода с Миром Мертвых и так сложны в лучшие времена. Потому что сильные души помнят жизнь в материальном мире.
А с Оммёдо Киото у Готей 13 более тесные отношения.
Взамен на пригляд за Печатями и неусыпную стражу, шинигами даровали в награду некоторые привилегии смертным.
Когда рождаются новые члены семей Оммёдо, по договору к ним приходит шинигами. Мы благословляем новорожденных особой печатью – «Печатью Прохода».
Эта печать – отложенный ритуал Духовного Погребения. Когда человек умирает – его душа не задерживается в Мире Людей, не рискует измениться в Пустого.
Или, если Оммёдо погиб в бою с духовной сущностью – это буквально спасет его душу от дальнейшего вреда, сразу отправив его в Общество Душ.
Что-то подобное провернул Ренджи Абарай с Куросаки Ичиго, спася парня в Аду в фильме. Недоделанной печатью он на ходу наложил ее, вытянув Ичиго наружу в полной безопасности.
Это всего лишь грубая подделка на способность спасать своих у Меносов – Негасион, сложенная с Духовным Погребением. Она не защищала, просто быстро вытягивала из измерения.
Но нельзя отрицать, что создатель очень постарался, чтобы воплотить нечто такое. Имени его, к сожалению, история не сохранила. Или он сам не хотел.
Так вот, такую печать я на теле Ямагучи Саро чувствую. Она скрыта под кожей между лопаток на спине.
Ему на вид лет двадцать… Значит, по крайней мере Шестой Отряд, следивший за Киото перед Одиннадцатым, договор с Оммёдзи соблюдал. Как и, наверное, следили за Печатями.
Уже облегчение, что я не сунусь в пасть к ожидающему врагу, ждущему за хлипкой преградой и ненавидящего шинигами за «все хорошее».
Шестнадцать лет это еще не крайний срок. Если смертные вливали реацу. А вот если нет...
Ощущение тревожности не хотело меня покидать.
Мы дошли до перекрестка коридоров.
- Подождем немного с отдыхом, - приказал вдруг я. – Сначала проверим вашу Печать за храмом.
- О? Да, конечно, - сориентировался мужчина, меняя направление. – Тогда нам сюда.
Глава семьдесят три. Старые обиды улаживаются кровью.
Япония, Киото. День.
Шум большого города царит на большой улице. Звучат голоса людей, звонкий смех бегающих детей, выкрики торговцев с базарных улиц, слышен скрип телег и повозок по дорогам.
К этому гомону примешивается трель птиц в деревьях, которых много в Киото, создавая уникальный звук большого города.
По дороге, легко скрипя колесами по брусчатке, медленно едет видавшая виды карета. Внутри места хватит разве что на двоих, а на козлах сидит кучер, одетый в бежевый халат мужичок.
Извозчик, сдающий свою карету в аренду и доставляющий людей в любую точку города. За звонкую монету.
Он уже начал лысеть, морщины поселились на лице, показывая сумеречные годы, но глаза все еще зорко оглядывают дорогу. Врезаться в других он точно не желал. Еще иногда очередной тупой ребенок может перебежать дорогу, не глядя по сторонам.
Таких проблем ему тоже не хочется, как и повредить свою единственную надежду на доход и работу – низкого коня.
Меланхоличный старый конь с коричневой шерстью и толстой гривой шагает по давно выученным дорогам, уже не требуя команд. Щелчки кнута над головой он уже воспринимает, как привычный звук, не реагируя. Так, ухо дернется.
«Таксист» нынешней эпохи крепко держит поводья в мозолистых руках. Он изредка недоуменно поднимает густые брови, когда слышит звук из кареты. Звук голоса. Хотя пассажир у него точно один…
Любой, кто отдернет ширму кареты, увидит только одного человека, оммёдзи – Ямагучи Саро. Но если у этого зрителя будет духовная осведомленность, то он заметит второго пассажира, одетого в черное. Меня.
Сижу, небрежно закинув ногу на ногу, с прямой спиной и скрещенными на груди руками. Тряска кареты, едущей по неровной дороге, вызывает сонливость и зевоту, которую пока удается подавлять. Сидение неудобное, скамья с жесткой подложкой, которая что есть, что нет. Рядом к скамье прислонен зампакто.
Несмотря на все ухабы или качку кареты, меч необъяснимым образом не падает, хотя точно должен, из-за чего я вижу странный взгляд Ямагучи на него и забавляюсь про себя.
Оммёзди, когда имеет выспавшийся вид, выглядит довольно внушительно для жреца. Белая одежда чиста и опрятна, выглаженная, как с иголочки. Да и сам он рослый мужчина, с четкой линией челюсти и упрямым подбородком.
Голубые глаза, без сомнений всегда глядящие прямо в глаза собеседника, если он не шинигами, прямой нос и немного поджатые губы придают ему суровый, неприступный вид.
Точнее, придавали бы, да вот только прямые волосы ниже шеи и стрёмная, вертикальная шапочка жреца на голове портят впечатление, сильно смягчают образ борца со злыми духами. По крайней мере, для меня. Рукава еще эти нелепые, длинные, с вырезом.
В сражении, надо еще отдельно следить, как бы тебя не убила своя же одежда. Похвалю хотя бы за уникальный стиль… В толпе оммёдзи не перепутать.
Изредка я приоткрываю пальцем ширму на окне со своей стороны, окинуть взглядом красоты Киото в свете дня.
По пешеходным дорожкам ходят люди, простые или богатые. Женщины, знатные или нет, прикрываются от солнца бумажными зонтиками разных цветов, одетые в красивые кимоно, идут так неспешно, что кажется, словно по городу плывут большие цветы в виде раскрытых зонтов.
Киото так наполнен жизнью и красив, словно это город вечного фестиваля, а вездесущие храмы придают ему торжественность.
Я вздохнул. Рейши для смертного мира довольно много, но все равно никак не сравнится с Сейретеем.
В Белом Городе, несмотря на любые торжества или гомон людей всегда есть ощущение покоя, аура неспешности, почти застывшего в вечности великолепия. И в тоже время силы.
Хотя они скрыты, всегда знаешь, что там живут Капитаны. И еще сотни могущественных душ. Эта аура могущества всегда незримо окружает Белый Город, никогда не дает людям в Руконгае забыть – это место, где живут боги.
Сейретей, столица Трех Миров, лучше любого смертного поселения. С его величием не сравнится ни один город.
Но, признаю, Киото имеет свой шарм. Здесь будет приятно работать.
Город довольно большой, местное "Такси" гнать по дорогам не собирается, ехать еще долго. Так что, в который раз интересуюсь у своего проводника чем-нибудь. На этот раз – про его ремесло.
- Скажи мне кое-что, Саро, - повернул я голову. – Ты, прости уж, слабоват. Как умудряешься выживать в работе с Екаями или Пустыми?
Он не обиделся, наоборот, чуть вскинул подбородок и показал мне зажатый в пальцах бумажный амулет. В виде то ли человека, то ли ласточки.
- Хм, - я вздернул бровь.
В этой маленькой штучке больше реацу, чем в самом оммёдзи. В два, а то и три раза больше. И это его реацу.
- Это Шикигами, господин, - гордо представляет оммёдзи. – Наша поддержка в боях. Это созданный самим оммёдзи дух-помощник. Мы взращиваем его, каждый день питая своей силой и намерением, получая верного товарища в бою. Мы, люди, слабы…