Большой дом в японском стиле, с пристройками и главным домом в два этажа. Все как положено японскому поместью, черная черепица, косые крыши, дерево и бумажные перегородки. Красота дома благородных горожан, давно отринувших статус Оммёдзи и переделавших храм в поместье.
Вот почему я так напряжен. Здесь давно за Печатью приглядывать должны патрульные шинигами, а не местные. Слишком опасный объект.
Но, Одиннадцатый... Думать о плохом не хочется, но все же.
Немного углубленное крыльцо переходит в коридор, закрытый выдвижной дверью. Саро хотел постучать, но не понадобилось.
Дверь открылась. На входе нас встречают. Женщина в опрятно выглядевшем темном кимоно, стуча гэта (деревянные сандалии) по земле, вышла к нам.
- Кто вы и с чем пришли в дом Кунайо? – спросила она.
Женщина стоит в тени, не переступая косую черту света и тени, из-за чего ее лицо кажется слишком бледным. Но она улыбается, что скрадывает несколько болезненный вид.
- Меня зовут Ямагучи Саро… - мой проводник по Киото уже привычно объясняется.
Женщина чуть опустила голову, черные волосы слегка падают на лицо. Хотя она слушает Саро, ее глаза смотрят точно на меня, стоящего позади. Она совершенно точно видит меня.
Женщина чуть дернулась, словно услышала что-то сзади. Тут же она прерывает Саро словами:
- Мне все понятно. Проходите внутрь. Вас ожидают.
Ямагучи слегка растерялся, но кивнул, заходя и следуя за женщиной. Я тоже иду следом.
- Кажется, слухи о наших визитах уже распространились по Киото, - шепчет мне жрец. – Это удобнее, чем объяснять одно и тоже.
Я не ответил ему, лишь улыбнулся краешком губ.
Кажется, мои товарищи слишком небрежно оглядели Киото…
Моя рука потянулась за пазуху, достала черную бабочку со сложенными крыльями. Касание пальца с реацу о голову. Все, что я хотел сказать, запечатлено внутри. Адская Бабочка брошена за спиной, где она раскрыла крылья и без шума вылетела наружу.
Это Кидо прелестно тем, что его можно хранить некоторое время, питая своей реацу. Так общаются те, кто еще не умеет создавать Адских Бабочек сам. Я еще не умею. Большинство рядовых шинигами тоже.
В Седьмом их для патрульных создает аж партиями Мичи Юмико. За что ей большое спасибо.
Просторный зал, вот куда мы вышли. Главное помещение в доме, откуда расходятся все пути и коридоры, зал красуется высоким потолком… Но не горящей свечной люстрой. Здесь царит полумрак.
И люди, много людей собрались здесь. Около двадцати человек молча стоят перед нами, почти ровным рядом, перекрывая путь дальше.
- Что происходит? – недоумевает Саро, интересуясь у женщины, вставшей колом.
Я вздохнул. Шагнул к женщине. А потом поднял руку и коснулся ее груди костяшкой указательного пальца. Будто в дверь один раз постучал. Вот только реацу мелькнула на костяшке, прежде чем коснуться женщины.
С хрустом грудь вогнулась внутрь, неприятный, влажный звук, а потом женщина отлетела назад, врезалась спиной в опорную балку. Ни звука не вылетела из ее рта, нет возмущения, нет крика боли. Она устояла.
Оммёдзи вскрикнул от удивления, со страхом и упреком смотрит на меня.
- Очнись, Ямагучи Саро, - молвлю я, вытаскивая меч из ножен. – Посмотри на них хорошенько, беспечный оммёдзи!
Моя реацу вспыхнула, смыв с человека наваждение.
- О, боги! – теперь по-настоящему пораженно вскрикнул он.
Сейчас он увидел окружение так, как видел его я.
Женщина, что еще секунду назад выглядела живой и здоровой, потеряла свой цвет кожи, сменив его на трупный. В глазницах давно высохли глаза, а рот открыт настежь. Труп в чистой одежде.
Зал полон пыли и грязи, в углах в тряпье копошатся крысы, а все те люди, что ждали нас, оказались живыми трупами! Мужчины и женщины, старики и даже дети, все они с мертвыми ликами уставились на нас!
Саро вскинул руку с бумажкой, призывая шикигами. Рядом в вихре реацу образовался огромный волк, по плечо ему в холке. Синяя шерсть опасно вздыбилась на загривке, белые клыки оскалены. Он не рычит, но выглядит опасным существом.
В эту секунду из глубин поместья летит волна реацу с алым оттенком, захлестывая всех и принося с собой грубый голос:
- Приходи…ко мне…шинигами…приходи…
Трупы дернулись, как марионетки на нитях, которые подергал кукловод. Они выстроились в мерзкую пародию на почетный караул, встав напротив друг друга при входе в главный коридор.
Я шагнул вперед. За мной шагнул Саро. Но тут женщина со вмятой грудиной встала напротив Ямагучи, подняла руку и покачала пальцем. Сломанным пальцем.
- Только я один, значит?
Она кивнула, челюсть отвисла. Противное зрелище, меня чуть замутило, но я не отвожу взгляда.
- И зачем мне тебя слушаться? – лезвие зампакто чуть поднимается.
Женщина молчит. Вместо нее снова прилетает волна реацу с голосом Екая:
- Я…устрою резню…в городе. Повинуйся…шинигами.
Я стиснул зубы, оглядев всех марионеток. Сколько еще спрятано? Что, если Онигумо и все эти трупы хлынут в город прямо сейчас?
Рядом оживленные улицы, много людей, дорога с движением карет. Успею ли я убить всех, бегущих с холма в разные стороны? Скрытых тоже? Ответ очевиден. Нет.
Поразмышляв и ясно представив последствия, я цыкнул и повернулся к жрецу. Того прикрывает от бывших жителей поместья шикигами. Волк не сводит взгляда с врагов, когда Саро старается не приглядываться и отводит глаза.
- Это всего лишь трупы под способностью екая, своей силы нет, - пренебрежительно отзываясь о врагах, ободряю я. – Справишься с ними, оммёдзи?
Тот немного пришел в себя, видно, как быстро он думает, морща брови и глядя по сторонам. Жрец твердо кивает.
- Я сделаю. Справлюсь. Не беспокойтесь за меня, Окикиба-сама.
- Тогда оставляю их тебе. Не подведи, Саро.
Я пошел через два «почетных» параллельных ряда мертвецов. Мой меч готов в любой момент снести голову любому, кто нападет.
Шаг за шагом в тишине, под взглядами пустых или высохших глазниц, где поселилась темнота. Запах тлена и разложения силен, он въедается в ноздри, желая остаться там надолго. Меня мутит от этого.
Хруст.
Это шея первых пройденных трупов хрустит, когда головы поворачиваются вслед за мной. Взгляды трупов следят за моей спиной.
Хруст. Хруст. Хруст.
Дешевая психологическая игра. У них нет своей воли.
Хруст. Дети повернули мертвые головы.
Я все равно чуть вздрогнул. Мурашки неприятно бегут по рукам и плечам.
Приглядываясь, я замечаю, что у всех животы впалые. Внутренних органов нет. Съедены пауком-екаем.
Хруст. Новая двойка шей повернулась вслед. И последняя. Я прошел через них без нападения, бросил взгляд через плечо. Все двадцать мертвецов смотрят мне в спину пустыми, черными глазницами. Молодые и старые, и парочка детей. В тишине. В темноте.
Теперь, привыкнув к окружению, я замечаю тончайшие нити из реацу, что тянутся по потолку к мертвецам. Он играет с ними, как с куклами.
Мерзость. Что за позорное попирание мертвых! Убил – так оставь в покое, тварь. Еще и души ведь сожрал. Плоть, кровь и души людей, вот еда Екаев. Любимая еда.
Так издеваться над мертвыми перед Шинигами… Я стиснул зубы так, что заиграли желваки. Злость закипела в крови, обожгла кислотой нервы, взвинтила концентрацию. Мой зампакто холодит ладонь через рукоять.
Цукигами, ты тоже в ярости, верно?!
Онигумо. Я заставлю тебя поплатиться за это. Бессмертный ты там или нет, я проверю это своим мечом!
Задний зал, куда привел меня запах разложения и реацу екая.
Я вышел сюда уже держа в руках меч и зонт, с активированным Шикаем.
Несколько колонн, темнота развеяна парой жаровен, где вместо углей плавает кровь. Она светится… И придает сидящему существу в середине дьявольский вид.
История придавала ему силу, сравнимую с Лейтенантом. Похоже, освободился он недавно или заключение слишком сильно подкосило его мощь. Он слабее Лейтенанта. Но на меня хватит.
Онигумо пышет аурой, полной крови и ощущения бегущих по коже паучьих лапок, цепких и царапающих. Десятков, сотен лапок. Я передернулся. Мерзкое реацу. Но сильное. Сравнимое, даже сильнее моей.
Гуманоид. Это все, что роднит его с людьми.
Красная плоть с серой шерстью, хитиновый лик, обломанные паучьи лапы за спиной. Весь он словно искупался в крови и злобе. Красные глаза, подобные настоящему демону, отражают всю ненависть многолетнего заключения, когда он увидел перед собой знакомую форму и меч в руках.
У левой ноги видна рукоять большой булавы, длинные пальцы с когтями обхватили ее. Басовитый голос пробирает до костей, когда он со злобной нотой яда в голосе говорит:
- Время мести пришло. Шинигами.
Глава семьдесят четыре. Онигумо.
Стальная булава с четырьмя гранями с размаху врезается в пол! Доски проломлены, щепки летят во все стороны! Он промахнулся. Екай не сводит с меня взгляда, алые провалы глазниц немного сузились.
Он опять не попал. Хотя был довольно быстр. Я отшагнул назад в сюнпо, но перед этим успел немного задеть его в ответ.
По хитиновому лицу пробегает царапина, кровь капнула с раненного центра лба. Рана резко закрылась, словно ее не было.
Он сильнее. Я быстрее.
Проблема с бессмертными существами? Не боятся боли и ран. Легко нападают с мыслью о размене раны на рану.
Бьется, как варвар, никакой техники или стиля. Просто крушит все нахрен!
Цык, бесит.
Он снова прыгнул на меня, замахнувшись булавой. Так и танцуем по залу, я уклоняюсь от мощно свистящей булавы, режу и отступаю. Вокруг крушатся колонны, трескается пол, на стенах появляются трещины и выемки. Все происходит очень быстро.
Пойди со мной оммёдзи – парень бы не заметил, как превратился в фарш. Эта схватка вне возможностей смертных Медиумов.
- Я поймаю тебя, шинигами.
- Или я тебя.
- Ха! Сколько угодно! Р-ра!
Он слишком широко открылся, я