Рожденный в Сейретей (1-92 главы) — страница 3 из 187

В отличие от большинства, дед Судзина не любил сакуру, он больше отдыхал, когда видел обычную зелень природы и леса, а еще любил озера. А так как он и был тем, кто заложил первый камень в эту территорию, все это с годами вылилось в то, что можно увидеть сейчас.

Много деревьев и прудов, потрясающие сады. И в этих садах виднеются косые крыши традиционных японских домов. В центре территории самый высокий дом, похожий на уменьшенный замок какого-нибудь сёгуна времен междоусобиц на землях Ямато.

Пять просторных этажей, высоких и широких настолько, что на каждом могла бы уместиться большая семья из десятка человек. Причем они бы могли бы даже не встречать друг друга, если бы специально не искали. Если бы их кто-нибудь пустил.

Если сказать кратко, главный дом семьи Окикиба полностью соответствует должной репутации Благородной Семьи. Не слишком роскошно, чтобы выглядеть глупо, но и маленьким не назвать. То, что требуется, чтобы отразить нужный стиль. Величественный, да. Прямо как настоящая крепость, отражающая стойкость и угрозу.

Но это только издалека он кажется грозным и неприступным. Скажем за это спасибо умелым архитекторам Общества Душ, они на таком собаку съели. Кто бы на самом деле хотел всю жизнь провести в настоящей крепости? В таких обычно сыро и гуляют сквозняки, а узкие проходы должны сдерживать врага.

Внутри дом совсем не такой. Он уютный.

Светлый камень и дерево, просторные окна и широкие проходы, вблизи и внутри дом главной семьи кажется полным простора и света, а из-за чистоты и множества деревянных частей дом очень уютен.

Теплые тона дерева, еще немного золота тут и там, а так же ярких красок, на контрастах с садами снаружи, полных зелени. Очень красиво и уютно. Да, здесь хочется жить с первой минуты, как вы тут прогуляетесь.

И что уж тут сказать, будущему главе семьи, а пока ребенку и сыну семьи Окикиба, здесь очень нравилось. Он искренне воспринимает это место своим домом глубоко в сердце и если спросят, то ему не стыдно будет сказать вслух, что он очень любит это место.

Как можно не влюбиться в такой дом, когда прошлую жизнь провел в обычной квартире, одной из тысяч таких же? А тут, о-о-о! Судзин полюбил поместье в первый же раз, как смог пройтись везде сам.

Полюбил просторы дома, свежесть садов и чистоту прудов, извилистые дорожки из белого камня и то умиротворение, когда сидишь прямо на деревянном мостике с чашей горячего чая и вазочкой персикового варенья. А внизу плещутся красноперые карпы, изредка поглядывающие любопытными черными глазами бусинками.

Забавно смотреть как слуги пугаются, когда скормишь карпам что-нибудь не то… Эти рыбы такие редкие и дорогие, что говорят, даже Великие Кучики любят прихвастнуть такими же.

Но так он любит проводить вечера, а пока что ясный день. Полдень. Ясное голубое небо и солнышко печет, если высунуть голову из окна. Но сейчас даже в тенях деревьев никого не найдешь, тут никто не любит высовываться в полдень. Хотя не так уж и жарко, если честно.

Просто повод для всех полениться, такой привычный, что никто не возмущается. Эдакий традиционный час тишины летом для всего Сейретей.

В просторной светлой комнате царит спокойствие и тишина. Комната на втором этаже, в широких окнах ставни нараспашку, так что солнечный свет и свежесть ветерка придадут хорошего настроения для любого занятия.

Даже для такого странного для паренька двенадцати лет, как Каллиграфия. Когда он занимается им всерьез и один, а не из-под палки учителя. Лицо паренька выражает спокойствие и серьезность, в обычно теплых, карих глазах, сейчас царит задумчивость.

Для ребенка странно выглядеть так, будто он постигает необычайную мудрость. Как будто не просто пишет символы, а глубоко медитирует. Но на самом деле это обычное состояние для тех, кто достиг в Каллиграфии большего, чем вазюкать кисточкой по бумаге, тратя чернила.

И вряд ли хоть один из десятков слуг поместья посмел бы хотя бы улыбнуться при виде Судзина или пустить слух, мол пацан важничает, беря в руки кисть.

Знаете ли, даже слугам приятно осознавать, что их хозяин не тупой. Они скорее гордятся пока мирным достижениям мальчика в постижении гражданских наук. Да и отец с дедом такое хобби одобряют. По крайней мере никто еще не ругал мальца за то что он так убивает время.

***

- Хм… Не пойдет. Думал, выйдет красивее, а получается чушь. Надо острее? Да, резче.

Прямо в середине комнаты установлен невысокий ящик с песком, белым и мелким. Инструмент для тренировки весьма прост. Рисуешь палочкой на песке иероглиф, оцениваешь и стираешь специальной дощечкой. Принцип как у досок для рисования для детей из моей прошлой жизни.

И естественно, что и здесь, в такой мелочи, держится марка. Лоток для песка из красного дерева, как и дощечка для стирания. А палочка для написания не только часть набора, но еще и с золотыми вставками, делающими ее стилизованной под ветку бамбука.

Статусный предмет, один из многочисленных ничего не значащих подарков. Не для меня, для отца. У него таких статусных побрякушек за годы скопилось, хоть склад для них открывай.

У меня от царящей вокруг роскоши за годы уже так глаз замылился, что перестаю осознавать настоящую ценность вещей. Да и разве это важно, когда все вокруг твое? Не самому себе же завидовать, право слово.

Кончик палочки резко, но плавно прочертил линии в песке. Практически бездумно рука вывела иероглиф, чей смысл должен означать «меч». Уже наметанный глаз выявил недостаток штрихов, я стер написанное и снова очистил сознание для новой попытки.

Каллиграфия, она не терпит спешки и суеты, как и пригляда других. Я здесь один. Каллиграфия, она для души, что-то между медитацией и искусством.

В прошлой жизни я о ней только слышал и считал не более чем раздутой практикой чистописания. А оказалось все куда глубже. Если найти в себе желание разобраться и вникнуть в суть, то в Каллиграфии можно обнаружить столько смыслов, простора для развития ума, духа и просто чувства эстетики… Очень многогранное занятие.

Ха-ха, забавно, но я только сейчас понял, что общество людей, любящих Каллиграфию, ничем не отличается от клуба тех же курильщиков трубки или поклонников любого искусства. И я с недавних пор к нему негласно принадлежу. Для этого и не надо иметь особого разрешения.

Я могу найти красоту в надписях, созданных чужой рукой. Найду в них смысл, который хотел вложить автор. С практикой приходит озарение, легко читается, что выражает символ. В косых чертах, в резкости штрихов и силе нажима, в представлениях с какой яростью или же спокойствием писал мастер.

Это и правда настоящее искусство. Искусство выражать одним или несколькими иероглифами не только смысл, но и эмоцию. Даже состояние ума или целую историю можно прочесть всего лишь в одном символе на белой бумаге.

Когда я разобрался, Каллиграфия во внутреннем рейтинге занятий вознеслась выше обычного художества. Это посложнее, поинтереснее для ума.

А я ведь здесь и рисовать научился, и стихи складывать… Не то чтобы кто-нибудь заставлял меня это делать. Совсем нет.

В прошлой жизни я был далек от таких хобби, предпочитая более современные способы развлечься. Но здесь таких нет, так что берем, что дают.

Просто, что еще делать-то? Я не работаю, не надо бороться за выживание, искать кусок хлеба или обеспечивать семью. Мне действительно скучновато, вот и трачу время на всякое разное. Телевизора и интернета не завезли, до них еще века, с развлекательной литературой тоже не густо.

Теперь мне предельно ясно, почему у аристократов столько разных хобби. Просто людям действительно делать нечего. По крайней мере, в юные года. Пока не поручают важных дел и не начинают приучать к ответственности.

Тихий, уже привычный шелест песка, когда иероглиф стирается. И как по заказу, ровно в момент простоя, открылась дверь в комнату. Миленькая на вид служанка в лиловом кимоно тихими, семенящими шажками занесла поднос с чаем и сладостями.

Не отвлекая меня, прошла к месту у окна со столиком и мягкими подушками для сидения, оставила ношу и так же, не беспокоя, ушла.

Это было так плавно и быстро, что единственное впечатление, которое оставила после себя служанка, это воспоминание о белоснежных, аж слепящих, носочках и запах цветов, что развеялся спустя минуту. И спустя эту же минуту я о ней вообще забыл.

В первые годы я аж шугался тому, как вокруг меня могут появляться предметы или даже еда, а я и не помнил, как кто-то рядом заботился обо всем этом. Стал пристально следить за окружением, но долго параноить не вышло. Это были обычные люди, тихо выполняющие свою работу, никакой мистики. А потом просто привык.

В это время в Обществе Душ писк моды поведения слуг – максимальная незаметность. Типа настоящий слуга не должен беспокоить хозяина по пустякам, пускай даже этот пустяк – сам слуга. Но я люблю подмечать разговоры, а стены тут в половине дома тонкие, обычные перегородки из бумаги, так что я быстро раскусил…

Им это и самим в кайф. Серьезно, людям нравится превращать обычную работу в нечто более интересное. Как игра в ниндзя в рутине обычных обязанностей. Ну, никто так это не говорил, я это так воспринимаю.

Правда, наказания за косяки, а ля упасть с подносом на глазах хозяина, совсем не игривые. Палкой по пяткам раз десять бьют со всей дури, специальной палкой, плоской такой метровой дурой из дуба, до слез доведут и закаленного воина. Зато после такого, даже речи о халатности или мечтаниях на рабочем месте быть не может.

И да, это тоже сначала казалось мне диким. Мне вообще все казалось таким. Архаичным, диким, неправильным, устаревшим… Все эти эпитеты, когда попадаешь на несколько веков назад по ветке прогресса. Думаю, такие же чувства ощутил бы любой в моей ситуации.

Но человек существо гордое, ко всему привыкающее, а уж личинка будущего шинигами и того более, живучей и адаптивней таракана. Вот и я привык. Никого не поучал, как надо жить, не топал ногами, не тыкал пальцем с воплем: «Неправильно!».