Уверен, слабая душа, родившаяся в Обществе Душ, здесь быстро исчерпает силы и будет валяться пластом.
Может быть, это одна из причин, почему все задержавшиеся души в Мире Живых теряют силы и превращаются в Пустых? Так сказать, исчерпывают плюсовой заряд и обращаются в минус. Отсюда такая терминология? Интересная мысль, но сейчас не до этого. Но я запомню на будущее, узнаю в Академии.
Я вышел из Сейканмона и проход между мирами исчез, оставив за собой только тихое эхо стука закрывшихся дверей.
Если бы боялся высоты, мог бы и обосраться, прикинул я, глядя на далекую землю внизу. Почти прямо под нами на равнине расположилась небольшая деревня в три десятка домов из грубого камня и дерева. Типичная деревенька Европы из старых гравюр и картин… Даже милая, в каком-то смысле.
Время, кстати, отличается в разных измерениях. В Обществе душ сейчас утро, а здесь почти полдень. Удивительно вот так наблюдать своими глазами за подобными расхождениями и понимать, что я только что перешел из одного Мира в другой.
Внизу в деревне хватает людей на улице. Нас даже заметило несколько человек, начали поднимать головы и тыкать пальцами, привлекая внимание остальных. С такого расстояния я не мог почувствовать и сам убедиться, какие для восприятия Пустые Медиумы.
И вообще, сколько их в деревне. Не могут же вообще все здесь быть Подчиняющими? Или могут? Черт его знает, они в это время вообще редкость или еще повсеместно встречаются.
От разглядывания деревни отвлек голос дедушки, потерявшим всякую теплоту. Дедушку Генширо заменил безжалостный Шинигами.
- Смотри внимательно, Судзин. Покажу тебе одно из семейных заклинаний. Вариация Пути Связывания, которую можно перевести в Путь Разрушения. Пришлось помучать мозги в свое время, против приемов этих сраных Квинси. Некоторые ублюдки могли одним залпом из лука выпускать по тысяче стрел. Я всегда с радостью выступал лоб в лоб против них. Подыхали они в муках. Некоторые от того, как ломалась их хваленая Гордость. По мне, так есть гордость у червей или нет, они все равно черви.
Вульгарная, грубая речь, так непривычная от обычно более-менее чистой манеры, удивила. Но куда больше поразила та мощь и сила, которой разразился старый шинигами.
Я во все глаза жадно наблюдал, как фигуру Генширо объяло свечение его реацу, выпускаемое в мир. Объятый темно-синим светом духовной силы, дедушка встал на край прозрачной платформы, обвел взглядом всю деревню и… Улыбнулся такой жуткой, кровожадной улыбкой, которой я еще никогда от него не видел.
Он поднял правую руку, словно собрался что-то метнуть. В сжимающимся кулаке вспыхнуло и появилось трещащее от мощи копье из фиолетовой реацу. Даже на вид оно казалось плотным, резким и скрывающим в себе больше и больше собирающейся силы.
- Путь Бакудо Шестьдесят Два, - четко произнес Генширо, широко замахиваясь для броска. – Разящий Тысячей Хьяппоранкан!
Я широко распахнул глаза, видя, как с руки деда сорвалось одно копье и тут же расщепилось на сотню, а сотня обратилась тысячей. Это было так быстро, что даже для меня, пробужденного, это казалось тысячей фиолетовых молний, сорвавшихся с неба до земли.
Деревня исчезла в пыли и грохоте, облако серой пыли взметнулось вверх, закрывая деревню и немного округи. Я сглотнул, наблюдая последствия всего одного заклинания.
Я видел, как в просветах пыли начали бегать чудом выжившие люди, как они прыгали под обломки, спасаясь кары с небес. Как они бежали к раненным, тащили в уцелевшие дома, падали на колени перед разорванными останками тех, кому не повезло получить прямой залп.
Я знал, что простой Хьяппоранкан должен пришпиливать врага к поверхности эдакими посохами из реацу, но в исполнении деда это были бесчисленные копья, которые протыкали все и взрывались с силой достаточной, чтобы не захотелось смотреть на жертв этого заклинания.
Но на этом все не закончилось.
- Ц, - цокнул языком Генширо, прищурившись глядя вниз. – Как тараканы. Путь Бакудо Шестьдесят Два…
Копье вдвое большей силы выросло в руке дедушки. Он яростно ухмылялся, от чего усы хищно топорщились, а во рту стали видны острые резцы зубов. От прежних дней подпития остались красные глаза с лопнувшими капиллярами. Вместе с взлохмаченной гривой волос он стоял в небе как разгневанный Зевс воплоти. И был не менее страшен, а более, потому как был настоящим и безжалостным.
Слыша крики боли, горя отчаяния и непонимания, Генишро не остановился ни на секунду. Копье Кидо яростно вспыхнуло, срываясь в полет.
- …Разящей Тысячей Хьяппоранкан!
Новый залп тысячи молний расколол небо потоком смертоносной магии и с грохотом вонзился в землю. Даже под Печатью мой дед оставался достаточно могущественен, чтобы нести ужас, смерть и страх всего парой заклинаний.
Мне… Мне было жалко тех смертных, что сейчас погибали, даже не зная почему и за что. Просто потому, что родились с силой Пустых. В отличие от нынешнего Общества Душ я прекрасно знал, откуда берется их сила.
Но я не был наивным ребенком. Не был и героем. Потому я молчал и принимал то, что должно быть сделано. Без лишних соплей.
Но признавался себе, что не хотел бы этого наблюдать и вообще находиться здесь. Кто бы в своем уме хотел?
- Этого достаточно, - молвил дед.
Генширо успокоил бушующую возле себя реацу, плавно выпрямился и повел плечами, напоминая разминающегося довольного хищника, загнавшего добычу. Он повернулся ко мне спиной, оглядывая другой край деревни.
Хотя внизу развернулась настоящая трагедия, Солнце над нами все так же грело кожу, а холодный на такой высоте ветерок тут же ее охлаждал. Миру было плевать на трагедии людей. А мне нет. В животе начал сворачиваться неприятный узел.
- Я знаю, что ты больше никогда не посмотришь на меня как прежде, Судзин, - спокойно сказал дедушка. – Это нормально. Читать и слышать это не то же самое, чтобы взглянуть своими глазами. Но лучше ты увидишь что-то подобное сейчас и до Академии. Шинигами – слуги Баланса. Но мы не мирные овечки. Мы воины и палачи. Мы боги смерти.
Помолчав пару секунд, Генширо торжественно продекламировал:
- «Не ищи славы в смерти. Не думай только о своей жизни. Бей в спину, чтобы защитить то, что ты хочешь защитить»
Разумеется, я знал эти знаменитые строки. Это то, что говорят всем шинигами в первый день Академии. Кредо, с которым Академию создавал Ямамото Генрюсай Шигекуни.
- Кровь и смерть ждут нас чаще, чем возможность служить чести и справедливости, - честно поведал мне дед знакомую с детства мудрость.
Я заметил, с какой опаской стал смотреть дед, ожидая всего, от обвинений до слез. Он не получил ни того, ни другого.
- Я… - хотел бы сказать что-то теплое и утешить деда, соврать, но не смог. – Я понимаю.
- Думаю, что еще не до конца, - повернулся ко мне полностью. – Спустись, осмотри деревню и скажи, если найдешь выживших. Один там точно есть. Если нападет – ты знаешь, что делать.
Что? Сначала я подумал, что ослышался, но глядя на застывшее камнем лицо, понял – нет, не ослышался.
- Но ты же до этого сказал…
- Ты слышал, - черные глаза деда стали по-настоящему пусты и безжалостны. – Приступай.
Платформа с моей стороны отделилась и быстро полетела вниз. Спустя каких-то жалких десять секунд я уже стоял на неровной земле. Земле, полной трупов, разрушенных зданий и крови.
Дед высадил меня прямо в середине, где стоял большой дом. Не знаю, специально или нет, но прямо посреди… О, господи, сколько крови!
Я смотрел и цепенел от увиденного, не моргал, наблюдал, как из-под обломков к моим ногам растет лужица крови. Алая жидкость достигла обуви, быстро пропитала тонкую подошву и окрасила белые носки в цвет крови. Противно, чуть тепло, липко.
Пока я старался решить, двигаться мне или не стоит ощущать, как хлюпает в обуви кровь, обломки слева чуть двинулись. Я вздрогнул и резко повернулся на звук. Это оказался сломанный стол, из-под которого вылез мужчина.
Умирающий мужчина с ножкой стола в животе, с дырой в груди с опалинами от Хьяппоранкана и без левой руки. Ему едва хватило сил одной руки, чтобы выползти ко мне.
Подчиняющий, понял я, наконец, почуяв реацу Пустого Медиума.
Это было холодно. Похоже на отпечаток Пустого. И слабо, очень слабо. Наверное, он был здешним лидером и старостой, живя в таком доме и в силах пережить атаку до этого момента.
Он открыл рот, пытается что-то сказать. Но смог лишь захрипеть, на бледных губах пузырилась кровь. Я не знаю, что он хочет. Может, спросить, что я тут делаю, может попросить помощи, а может проклясть.
Его светлые волосы стали серыми от оседающей пыли, а глаза тускнели от потери крови и близкой смерти. Но чего они были полны, так это боли. Ему очень, очень больно. И страшно, я вижу это.
Спустя секунду он уже не дышал, глаза потухли, а под телом стала расти новая лужа крови. Вот так он умер, в страхе и боли, в непонимании. Без всякой славы и цели.
А я стоял и молчал, чувствуя, как пропитывается чужой кровью обувь и просто наблюдал, как затухает последняя духовная активность в теле неизвестного.
Тихий звук сюнпо появился за спиной.
- Теперь ты понимаешь, - без эмоций, но с ноткой торжественности провозгласил дед.
- Кое-что, - разлепил я губы, не осознавая, что до этого сжимал их до тонкой нити.
Я уже проводил одну душу лично в круг перерождений. Того безумца, когда сражался и пробуждал реацу. То была чистая, даже торжественно церемониальная смерть.
Но это… Это совсем другое ощущение. Я не ощущал это правильным. Люди не должны так умирать, разве нет? Хотелось закричать, но я быстро подавил в себе детский порыв.
- Слова тут не нужны, - уже более теплым тоном сказал Генширо.
Дед подошел, встал рядом, прямо в лужу крови, положил руку на плечо и тихо сжал, делясь теплом руки, что убила всех людей в этой деревне.
- Я знаю как это. Жестокость мира потрясает, когда видишь ее лично. Сегодня в тебе умер мальчик, а завтра, когда ты проснешься, на мир будет смотреть мужчина.