Но вопрос прозвучал в пустоту: Шон уже повернулся и пошел прочь из кабинета. Лия беспомощно поспешила за ним. Расширенными от изумления глазами она следила, как он задергивает шторы на окнах.
— Шон! Рабочий день еще не кончился…
— Уже почти половина шестого, — ответил он, выключив свет и поворачиваясь к ней. — И незаметно, чтобы в двери к вам ломились толпы туристов. В такую погоду все здравомыслящие люди сидят по домам и пережидают дождь. Где твое пальто?
— Ты с ума сошел! — воскликнула она, вздернув подбородок. — Я никуда с тобой не пойду!
— Нам надо поговорить, — коротко ответил он.
— О чем?
Глупая, бессмысленная надежда вспыхнула в сердце, пронзив каждую клеточку ее существа, но мгновенно погасла, едва Шон достал из кармана и бросил на стол смятую газету.
Не стоило спрашивать, что он имел в виду:
Лия все поняла, едва взглянула на раскрытую страницу.
Она прикусила губу, сдерживая рвущийся крик. На огромной — во весь разворот — фотографии перед ней предстало лицо Шона, изуродованное отчетливо видимым шрамом; над ним красовался издевательский заголовок: «КРАСАВЧИК ПРЕВРАТИЛСЯ В ЧУДОВИЩЕ».
Пораженная, Лия открывала и закрывала рот, словно рыба, выброшенная на сушу.
— Пальто! — с тихой яростью в голосе повторил Шон.
Двигаясь, словно на автопилоте, Лия накинула пальто, проверила, заперты ли двери, и включила сигнализацию. Неужели он подозревает ее… Нет, не может же он в самом деле так думать!
Способность мыслить и говорить вернулась к ней лишь несколько минут спустя — Шон успел довести ее до машины, усадить на переднее сиденье и отъехать от офиса.
В полном молчании они въехали в подземный гараж; Шон остановил машину, вышел и открыл дверцу для Лии.
Но та застыла на месте, скованная ужасом. Глядя в ледяную синеву его глаз, снова и снова вспоминала она его циничные слова о деньгах, которых никогда не бывает слишком много.
— Шон, подумай сам, как я могла это сделать? У меня даже не было с собой фотоаппарата. Я никогда никому не стала бы рассказывать… — Она запиналась и глотала слова, спеша его убедить. — Неужели ты не понимаешь? Я не могла этого сделать! Просто не могла, потому что…
Она оборвала себя на полуслове, сообразив, как близка к тому, чтобы произнести роковые слова: «Потому что я тебя люблю». Шон слушал молча, с холодным, непроницаемым лицом.
— Так ты выйдешь из машины, или мне тебя…
Но внезапно настроение его изменилось. Испустив глубокий вздох, он погрузил обе руки в спутанные темные волосы.
— Лия! — начал он снова совершенно другим тоном. — Пожалуйста, поднимись со мной наверх и, поговорим, как цивилизованные люди!
— Цивилизованные?! — фыркнула Лия. — Твое поведение можно назвать как угодно, только не «цивилизованным»! — И все же просьба Шона возымела действие: Лия вышла из машины и пошла за ним следом, чего он никогда не добился бы силой.
В лифте они молчали. Шон угрюмо смотрел в сторону; как видно, ему не давали покоя какие-то невеселые мысли.
Войдя в квартиру, Лия ахнула: после спартанской обстановки коттеджа она не ожидала такой роскоши и изысканности. Гостиная, отделанная в бежево-кремовых тонах, обставленная дорогой антикварной мебелью, болезненно напомнила ей, что Шон Галлахер богат и знаменит — не чета скромной служащей. В этот миг недолгая йоркширская идиллия показалась Лии нереальной, словно волшебный сон.
— Выпьешь чего-нибудь?
Лия помотала головой. У нее и так голова шла кругом. Ни к чему, подумала она, еще и одурманивать себя алкоголем.
Когда Шон налил себе бренди и сел в кресло, Лия вновь попыталась воззвать к его разуму:
— Шон, пойми, я ни за что на свете не стала бы продавать твою историю газете. Такой поступок для меня попросту немыслим!
Он отхлебнул бренди, рассматривая ее поверх стакана.
— И ты ждешь, что я этому поверю?
— Почему бы и нет? Это же правда!
— Вот как?
— Да, правда! Если хочешь знать, я вообще не замечаю твоего шрама! Для меня это часть тебя, такая же, как глаза или волосы! И если твои продюсеры думают…
— Нет, не думают, — прервал ее Шон. — Продюсеры «Инспектора Каллендера» полагают, что шрам придаст герою особую изюминку. Сценарист уже разработал сюжет о том, как инспектор получил эту отметину, и я с нетерпением жду следующего сезона съемок.
— Шон, как я рада…
— Конечно, «Божьим даром для женщин» мне больше не бывать. — Лия поморщилась, услышав из его уст собственные необдуманные слова. — Но, пожалуй, это и к лучшему. Я освободился от ярлыка «секс-символа», и теперь передо мной открыт путь к серьезным ролям. Так что, если ты хотела заработать на сенсации…
— Да нет же! — Как, ну как его убедить? — Пойми, я никому о тебе не рассказывала и не расскажу! Даже в страшном сне мне не пришло бы в голову делиться своей историей с журналистами из бульварной газеты!
— А почему бы и нет?
"Потому что я тебя люблю!» Но этих слов Лия произнести не могла. Только не сейчас, когда он сверлит ее глазами, угрожающе сдвинув густые черные брови.
— Потому что я… ты… ты мне… дорог.
— «Дорог»?! — Это слово прозвучало, словно раскат грома, заставив ее вздрогнуть. — И сколько же я стою, по-твоему?
— Нет!!
Силы Лии были на исходе. Сколько продлится эта мука? Сперва он вышвырнул ее вон, словно надоевшую игрушку; теперь вернулся, но лишь затем, чтобы бросить ей в лицо жестокое и несправедливое обвинение!
— Нет?
Он шагнул к ней. Лия отшатнулась, выронив сумочку: от удара об пол та раскрылась, и все ее содержимое оказалось на ковре. Лия поспешно опустилась на колени.
— Позволь мне!
В мгновение ока Шон оказался рядом. Руки их одновременно потянулись к одному предмету — белоснежному запечатанному конверту. Но Шон успел первым.
— Отдай!
Напрасно Лия не сдержала крик — по ее испуганному возгласу Шон догадался, что в письме заключено что-то важное, С болью в сердце она следила, как он переворачивает конверт и читает адрес — свой собственный.
— Что это?
— Поздравительная открытка. — Что толку отрицать? — С днем рождения, Шон.
Лицо его омрачилось каким-то непонятным для Лии чувством.
— Но ты ее не отослала.
— Передумала. — Эта открытка стоила ей бессонной ночи. — Решила, что это будет неразумно.
— Неразумно… — пробормотал он, не отрывая взгляда от собственного имени на конверте. — И все же ты хотела мне написать. Почему?
Внезапно резким движением он поднялся на ноги и, взяв Лию за обе руки, помог ей встать.
— Лия, ты здорова? — спросил он резко, со сдержанным волнением в голосе.
— Да, вполне, — ответила она, не понимая, с чего Шон вдруг обеспокоился ее здоровьем.
— Я вел себя безответственно. Поверь, мне не присуще такое…
После этих неловких слов Лия поняла, что он имеет в виду. Тогда, в коттедже, Шон взял заботу о предохранении на себя, но лишь начиная со второго раза. В первый раз оба они были так захвачены страстью, что не вспомнили о мерах предосторожности.
— Ребенка у меня не будет, если ты об этом! «Он боится скандала», — с горечью подумала она.
— А с Энди ты поговорила?
— Да, — с трудом выдавила Лия.
— Сказала, что не выйдешь за него замуж? — Лия молча кивнула, и Шон мягко задал следующий вопрос:
— Нелегко тебе пришлось?
Его сочувствие застало Лию врасплох, и она ответила прямо:
— Еще как! Не хотела бы я пережить такое дважды. Но что мне оставалось? Я ведь знаю, что никогда не смогла бы сделать его счастливым.
— А ты сама?
— И сама я никогда не была бы с ним счастлива.
О каком счастье может идти речь, если ее любимый, единственный человек, с которым она могла бы счастливо жить до конца дней своих, стоит перед ней мрачный, как туча, и сверлит ее хмурым, подозрительным взглядом?
— Так ты точно не беременна?
— Совершенно точно! Не беспокойся, очередная бульварная сенсация тебе не грозит.
Что за чувство промелькнуло в его потемневших глазах? Почему туго натянулась кожа на скулах?
— А жаль, — пробормотал он.
— Что ты сказал?..
— Жаль, что ты не беременна, — повторил Шон, на этот раз так отчетливо, что не расслышать было невозможно.
— П-почему?
Грустная улыбка тронула уголки его губ и пропала.
— Потому что тогда, быть может, у меня появился бы шанс привести тебя к алтарю.
— К алтарю? Шон, что такое ты говоришь? Не хочешь же ты сказать…
На этот раз в усмешке его явственно сквозила печальная ирония.
— Что хочет сказать мужчина, когда делает женщине предложение? Что любит ее и хочет разделить с ней жизнь…
— Ты же не веришь в любовь на всю жизнь!
— Раньше не верил.
Угрюмость и мрачность его как рукой сняло: перед Лией стоял открытый, взволнованный, уязвимый человек. Никогда еще она не видела Шона таким… таким безоружным.
— До сих пор я полагал, что вечная любовь — сказка, фантазия. Но ты перевернула мою жизнь вверх дном, и теперь я не знаю, что думать и чему верить.
— Но ты прогнал меня!
Она хотела добавить еще что-то, но умолкла, заметив в его глазах глубокое страдание.
— Я был напуган. До смерти напуган тем, что со мной происходит. Я не узнавал сам себя — ни поступков своих, ни мыслей. Мне было страшно смириться с этим, страшно признать, что близость, которой ты требовала, мне и самому нужна как воздух.
— Я никогда не согласилась бы на меньшее. — Лия сжала его руку, подбирая нужные слова. — Ты знаешь, о чем я мечтала? Выйти замуж так же счастливо, как мама. Я верила, что люблю Энди, пока не встретилась с тобой. Это было… что-то невероятное. Словно атомный взрыв. И я поняла, что мы с тобой предназначены друг другу, что никогда я не полюблю другого и не смогу прожить жизнь ни с кем, кроме тебя!
— Лия! — начал Шон.
Но Лия не дала ему продолжать. Она спешила договорить до конца, чтобы между ними не осталось полуправд и недосказанностей. Пусть не думает, что она променяла одну выдуманную любовь на другую!