Вскоре приехала Сандра.
– Они планируют начать процедуру через несколько часов, – сообщила я. Нужно было еще подыскать приемную семью для Эмили, и я поняла, что приехать сегодня в больницу во второй раз не смогу. – У меня возникли кое-какие дела, так что, скорее всего, сегодня я сюда не вернусь.
– Нет, мы вернемся! – подала голос Эмили. – Мы должны!
Ничего не ответив, я взяла ее за руку и повела к лифту.
– Нам надо вернуться. – Эмили смотрела на меня снизу-вверх. Я нажала на кнопку вызова. – Мия хотела, чтобы я держала ее за руку, потому что ей было страшно. Когда ей снова станет страшно, она будет переживать, что меня нет рядом. Когда я осталась дома одна, я тоже очень боялась, но он взял меня за руку крепко-крепко, и я успокоилась. Поэтому мне нужно держать за руку Мию.
Я кивнула, так ничего и не поняв. Я уже успела отвыкнуть от того, как путано разговаривают дети, беспорядочно перескакивая с одной мысли на другую.
Эмили задрала голову, глядя на меня.
– Пожалуйста, давайте вернемся!
Что я могла ответить? Это решение казалось неразумным, но девочке так хотелось навестить Мию… Ладно, отложу поиски приемной семьи до завтра.
Дома я первым делом нарезала яблоко для Эмили. Затем начала намазывать тосты джемом. В кухню зашел Марк. Ему невероятно шли джинсы и черный свитер. Наклонившись, он обнял девочку. Все-таки мы с ним оставались порядочными людьми и не позволяли отчужденности между нами ранить чувства ребенка. Эмили успела съесть половину яблока, когда Марк заметил, что у задней двери сидит Лапа.
– Ну мисс, – обратился он к собаке, накидывая куртку, – пойдемте прогуляемся.
Лапа радостно запрыгала. Марк открыл дверь, и собака ринулась по направлению к роще, которая находилась неподалеку от нашего дома.
– Можно с вами? – спросила Эмили.
Марк застегнул на ней куртку до подбородка и натянул ей на голову капюшон, который встал торчком, делая Эмили похожей на снеговичка. Девочка взяла его за руку, и они направились к роще. Когда Шон был маленький, они с папой точно так же ходили гулять. Дружно шагали по дорожке, предвкушая, как будут «охотиться на львов и медведей», строить тайный домик на дереве, о котором девчонкам знать не полагалось, или собирать для меня букет из листьев. Если я спрашивала, о чем они говорили, Шон отвечал: «Да так, мужской разговор».
Я наблюдала, как Марк и Эмили идут к роще, и гадала, болтают ли они сейчас «о девичьем» или, может быть, разговаривают о ее маме.
«На земном пути очень много печали, – вздыхал пастор Берк на похоронах Шона. – Жизнь коротка. Но, благодарение Господу, после смерти нас ждет другая, вечная жизнь». Я смотрела на уходящих Марка и Эмили. Жизнь коротка, но тем, кто потерял родных и любимых, она кажется бесконечной.
– Когда вы с Патрицией поженились, вы жили в замке? – поинтересовалась Эмили.
Марк сунул озябшие руки в карманы и задумался.
– Ну, если однушку можно назвать замком… Можно?
Девочка покачала головой:
– У вас было много денег?
– Нет.
– А почему она тогда за вас вышла?
Марк засмеялся:
– Хороший вопрос!
Эмили уселась на бревно на краю рощи и оперлась подбородком на ладони. Марк опустился рядом.
– Я думаю, Патриция красивая, – произнесла она.
– Я тоже так думаю.
Девочка повернулась к нему.
– Она долго будет грустной?
Марк посмотрел на девочку, удивляясь ее проницательности.
– Да, грусть навсегда поселилась в ее душе. Но у нас остались воспоминания о Шоне. Хорошие воспоминания. Он был с нами целых восемнадцать лет, так что таких воспоминаний море.
– А моя мама была со мной пять лет.
– За пять лет может накопиться очень много воспоминаний.
– Мы иногда катались на роликах по улице. – Эмили на секунду задумалась. – Но у нее плохо получалось. Она часто падала.
Лапа обнюхала бревно и, почуяв что-то, потрусила в рощу. Порыв ветра растрепал волосы Эмили, и Марк заправил их девочке за уши.
– Они уже познакомились?
– Кто? – не понял Марк.
– Мама и Шон.
– Думаю, да.
Марк привлек девочку к себе и погладил ее по голове. Какое-то время они вместе наблюдали, как Лапа обнюхивает дерево. Мимо проскочила белка и проворно взобралась на ветку. Подпрыгнув, собака встала на задние лапы, уперевшись передними в ствол, и залаяла.
– Куда меня потом отправят?
Марк помолчал. Он и сам не знал, да и ему не хотелось отвечать.
– Патриция найдет для тебя очень хорошую приемную семью.
– Можно я останусь у вас?
Марк с удивлением перевел на нее взгляд. Зачем ей жить у несчастных людей с искалеченной судьбой?
– Это не мне решать. Есть закон.
– Я буду хорошо себя вести, обещаю.
Эмили попыталась заглянуть Марку в глаза, но тот отвернулся, с преувеличенным вниманием глядя на Лапу, мелькающую за деревьями.
– Ты очень хорошая, – проговорил он охрипшим голосом, – но закон нужно соблюдать, и…
– Я буду соблюдать, – горячо прошептала девочка, обхватывая его за шею. – Буду жить с вами и соблюдать все-все законы!
Он обнял ее, и Эмили прижалась к его щеке.
– Пожалуйста, разрешите мне остаться.
Марк ничего не ответил. Не смог выдавить из себя ни слова.
– Пойдем обратно, а то продрогнем до костей, – наконец вымолвил он.
Я как раз закончила прибираться на кухне, когда Марк с Эмили вернулись.
– Мы продрогнули до костей, – сообщила девочка, стуча зубами.
Я помогла ей снять куртку, шапку и перчатки. Коснулась ее ладошек и ахнула:
– Да ты же совсем замерзла!
– До костей, – подтвердила Эмили.
Я сбегала в кладовку и вернулась с одеялом.
– Посиди в гостиной у камина, так быстрее согреешься.
Эмили устроилась на диване, и я поплотнее укутала ее одеялом. Лапа запрыгнула туда же и легла рядом. Я замахала руками.
– Лапа, брысь! От тебя псиной пахнет. Иди в гараж. Давай-давай!
Поджав хвост, собака поплелась в кухню.
– Можно она посидит здесь? – попросила Эмили.
Запрещать было бесполезно. С приездом девочки я оказалась в меньшинстве. Я щелкнула пальцами, и собака с готовностью примчалась обратно.
– Лапа, сиди на полу, – велела я.
Я приготовила горячий шоколад для Эмили и вернулась в гостиную. Лапа тут же потянулась к чашке.
– Нельзя, – строго проговорила я и поцеловала девочку в макушку. – Я пойду наверх, загружу стиральную машину. Скоро вернусь.
Проходя мимо комнаты Шона, я увидела через дверную щелку Марка. Ему уже скоро на работу. Я зашла в ванную, захватила белье из корзины и отправилась в комнату Эмили, чтобы забрать в стирку грязную одежду.
В постирочной я наткнулась на мужа. Он вешал на сушилку влажную водолазку.
– Тут написано: сушить на плечиках. А у меня от мокрого плечики мерзнут!
Я улыбнулась. Впервые за все это время он пытался шутить.
– Ее удочерят? – Марк, стоя ко мне спиной, возился с водолазкой.
– Надеюсь, – вздохнула я.
– А она хочет остаться с нами.
Странно, его слова ранили меня. Почему Эмили сказала об этом не мне, а Марку? Я покачала головой. Ну, разумеется, она выбрала его. Да, я привезла ее сюда, только вела себя слишком сдержанно. И девочка это почувствовала. Дети очень проницательны. Я делаю для нее все, что положено, но именно с Марком ей легко. Я вздохнула. Все мои старания напрасны: я все равно всегда буду чувствовать себя неуверенно, живя с ребенком. А вот у мужа все по-другому, но надо вернуть его с небес на землю: мы не приемная семья, а значит, Эмили не может остаться с нами.
– Ей тут нравится, – продолжил Марк.
Хотя мы с мужем стали почти чужими, Эмили рядом с нами чувствовала себя защищенной. Марк не смотрел на меня, продолжая возиться с водолазкой.
– Ей нельзя остаться, – тихо проговорила я. – Никто нам не разрешит.
Мы помолчали. Как давно в нашем доме правит тишина!
– Но, Патриция, мы и раньше нарушали правила. Она может остаться у нас хотя бы до конца праздников. Днем раньше, днем позже – какая разница? Просто, я думаю, она должна отметить Рождество с Хэлом, Гретой и… – Я молча ждала. – И с нами.
– Да, Марк, я нарушала правила, но тогда дети оставались у нас на одну ночь, а не на несколько дней. Меня могут уволить.
Он оставил водолазку и отвернулся к окну.
– Всем нужно когда-то отдыхать, Патриция. Тем более пятилетней девочке, которая осталась без матери. Особенно в Рождество.
– Марк, я не могу, ты же знаешь.
– Не можешь или не хочешь? Это не одно и то же. После смерти Шона в этом доме не жил ни один ребенок. За несколько лет ты всего пару раз привела сюда детей, чтобы накормить – и не более того. Патриция, почему?
Меня бросило в жар. Я просто не могла вынести присутствие ребенка у себя дома. Ни сейчас, ни потом. Никогда. Слишком больно.
– Потому что ничем хорошим это бы не кончилось! – Я сама не верила своим словам.
– Но сейчас-то все по-другому. Девочке нужно где-то отметить праздник. Ты что, хочешь, чтобы потом она вспоминала, как в Рождество оказалась среди чужих людей? И это после смерти матери! Пусть она будет с теми, кто ее любит! Разве я многого прошу?!
Марк – добрый человек. Именно поэтому я его и полюбила.
Я скрестила руки на груди и прислонилась к двери, глядя в пол.
– Ладно, пусть остается. А ты разве не работаешь в Рождество?
Муж по-прежнему не смотрел на меня.
– Нет. Вчера отпросился с работы на этот день. – И он снова принялся расправлять водолазку.
Мне хотелось что-нибудь ответить ему. Хотелось дотронуться до него, помочь с этой дурацкой водолазкой, словом, найти какой-то предлог не прерывать разговор. Да только я не знала, что сказать. Просто вышла из постирочной, закрыв за собой дверь, и спустилась на первый этаж.
Глава 6
Везде образуются трещины – сквозь них проникает свет.
Войдя в гостиную, я обнаружила, что Эмили уснула на диване. Собака подняла голову.