Девочка кивнула. Рой опустил жетон в автомат, и оттуда выкатились четыре мячика.
– Держи жетоны. Играй во все, что понравится.
Эмили кинула мячик и промахнулась. Кинула еще один. Опять мимо. Подошла Жасмин и что-то ей посоветовала, и со следующей попытки Эмили набрала десять очков. Она оглянулась на меня, я зааплодировала. Мы с Роем и Барбарой сели за ближайший столик.
– Она просто прелесть, – наблюдая за Эмили, заметила Барбара – привлекательная рослая женщина с высокими скулами и тронутыми сединой волосами. Они с Роем давно встречались, и его внуки называли ее бабушкой, что Барбаре очень нравилось. – Значит, Марк в Рождество останется дома, Патти? – спросила она.
Я нервно крутила в руках салфетку.
– Да. Будем отмечать Рождество у нас. Впервые за много лет.
Я закрыла лицо ладонями.
Барбара перегнулась через стол и погладила меня по руке.
– Все будет хорошо. О неудавшихся роллах или жирной подливке все забывают. Уж ты мне поверь. А о том, что в праздник были вместе – помнят.
Я кивнула.
– Все так, только нам с Марком сейчас нелегко быть вместе.
– Эмили-то об этом не знает!
В этот миг девочка подошла к нам. Я улыбнулась ей.
– Можно мы поиграем вон там? – спросила она, указывая на небольшое баскетбольное кольцо в отдалении.
Я разрешила, и они с Жасмин, взявшись за руки, побежали в другой конец ресторана. Барбара проводила Эмили взглядом.
– Какая она милая. Ты уже подобрала ей приемную семью?
– Пока нет, после Рождества займусь. Марк говорит, каждому хоть когда-нибудь нужно отдыхать.
– И он прав, – заверил меня Рой.
Теперь, когда я знала, что он на моей стороне, мне стало немного легче.
– Мы еще пригласим Грету. Она иногда присматривала за Эмили. Постараемся устроить девочке праздник.
Жасмин позвала Барбару, да так громко, что та закрыла уши руками.
– И как только эта егоза еще горло не сорвала, – проворчала она, поднимаясь.
Жасмин снова крикнула. Барбара схватилась за голову, словно боясь, что ее сейчас снесет с плеч, и направилась к девочкам.
– А еще громче можешь?! А то вдруг тебя в Канаде не услышали!
В это время к нам подошла официантка. Рой заказал две пиццы – большую и маленькую – и спрайт.
– Мне диетическую колу, – попросила я официантку. – Уже предчувствую, как потолстею в праздники!
Рой наклонился и посмотрел мне в глаза.
– Ты плохо выглядишь, Патти.
Я всплеснула руками:
– Ты уж, пожалуйста, ничего не скрывай! Скажи честно, как я выгляжу!
Рой засмеялся и подвинул тарелки, освобождая место для спрайта.
– Ей понравилась елка?
– Очень. – Я опять принялась мять салфетку.
Рой прокашлялся:
– Ты рада, что Марк останется дома на Рождество?
Я подняла на него глаза.
– Не знаю.
Рой кивнул:
– Я рассказывал тебе про колокольчики Маргарет?
Я покачала головой.
– Ну, я раньше не знал, что Маргарет такие нравятся, но однажды мы с ней возвращались домой от моей мамы и зашли в ресторан с большой открытой террасой. А на ней продавали самые разные колокольчики. Мне пришлось полчаса там проторчать, пока она искала, какие подойдут для нашего заднего крыльца. В конце концов Маргарет все-таки выбрала одни, с яркими цветными птичками. Когда мы вернулись, тут же попросила меня их повесить. Я так и сделал, но не сообразил, что окна кухни находятся совсем рядом с задним крыльцом. В результате каждое утро мне приходилось слушать их звон. Он ужасно действовал мне на нервы! А Маргарет, наоборот, очень нравился. Она постоянно открывала окна пошире и слушала его. А я готов был на стену лезть! Даже газету толком не мог читать из-за этого звона. Однажды, когда Маргарет не было, я перевесил колокольчики на переднее крыльцо. Она пришла домой, сразу же заметила, что их нет, и вернула на прежнее место. Так и пошло: я все время перетаскивал колокольчики на переднее крыльцо, а она обратно, и открывала окна, чтобы лучше было слышно. Вот и носили их туда-сюда, пока она не заболела. – Рой говорил совсем тихо. – После этого я их уже не трогал. Оставлял окна открытыми, и колокольчики звенели на весь дом. А когда Маргарет уже не вставала, повесил еще несколько колокольчиков за окном нашей спальни. Ночью, лежа рядом с ней, слушал их и засыпал. Представляешь, засыпал под звуки, которые когда-то выводили меня из себя. – Рой сделал глоток газировки и прокашлялся. – Не знаю, зачем я тебе это все рассказываю, Патти. Может, просто хочу сказать: не надо. Не разводитесь с Марком. Развод – такое же горе, как и смерть. – Он помедлил. – Ты уж прости, если лезу не в свое дело, Патти, но я тебя давно знаю. И Шона тоже хорошо знал. И я уверен: он бы не хотел, чтобы вы с Марком расстались или чтобы ты похоронила себя заживо. Я тебя понимаю, сам через такое прошел после смерти жены. Но когда-то нужно возвращаться к жизни.
Я крутила в руках пустой стакан. Пришло время сказать Рою правду.
– Он собрал вещи. – Я чувствовала на себе внимательный взгляд друга. – Не знаю, когда Марк уйдет, но он уже все решил. Конечно, на Рождество он останется. Ради Эмили. Ведь нельзя выяснять отношения при ребенке. – Я помолчала. – Мы не выясняем отношений, даже когда остаемся одни.
– Останови его, Патти.
Я сидела, опустив глаза.
– Не могу. – Чуть подвинула стул и дотянулась до сумочки. Мне хотелось закончить разговор. – Мы оба плывем по течению и не можем найти выход. Я не знаю, что делать.
– Нет, знаешь, – возразил Рой. – Мы всегда знаем, что делать. Но иногда это трудно, и мы сидим сложа руки – так легче. В нашем городе живет женщина в разводе с моей фамилией – результат моего бездействия.
– А вот и неправда, Рой. На днях я встретила Эллу, и она призналась, что давным-давно вернула себе девичью фамилию.
Рой закатил глаза, и я расхохоталась.
По дороге домой Эмили уснула. Было только восемь вечера, однако день выдался тяжелым для нас обеих. Я помогла девочке подняться по лестнице и надеть пижаму. Эмили юркнула в кровать. Лапа калачиком свернулась у нее в ногах.
– Вы мне почитаете? – Малышка сонно терла глаза.
Она впервые попросила меня почитать ей на ночь.
– А ты не очень устала? Сможешь слушать?
Эмили кивнула. Я открыла верхний ящик комода, где лежали самые дорогие мне детские книжки. Когда Шон из них вырос, я решила беречь их для внуков, а после смерти сына рука не поднялась их выбросить. Я взяла книгу «Буду любить тебя вечно». Я так часто читала ее Шону, что запомнила наизусть. Страницы в ней были потрепаны, некоторые порваны, некоторые запачканы, но Эмили не обратила на это внимания.
Я читала, как у одной женщины родился малыш, и она укачивала его на руках. Эмили взглянула на меня. Похоже, она слышала эту историю раньше. Вскоре мы добрались до отрывка, в котором мама поет сыну колыбельную о том, что будет любить его вечно. Когда Шон был совсем маленьким, я придумала мелодию на эти слова. Я читала, как мальчику исполнилось девять лет, как он превратился в подростка, а потом и во взрослого мужчину с собственными детьми, и всякий раз пела эту колыбельную. В конце книги мама стала уже совсем старенькой. Она позвала сына, чтобы рассказать ему, что болеет. Эмили сидела тихо, глядя на картинку в книге. Когда сын приехал, мама попыталась спеть ему и не смогла, потому что была слишком слаба. В глазах у меня закипали слезы, но я продолжала читать. Каждое слово давалось мне с трудом. Сын взял маму на руки и, укачивая ее, сам запел ту колыбельную. Я попыталась спеть – у меня не вышло. Я не могла произнести ни слова.
Эмили допела мелодию. Слезы текли у меня по щекам, и я смахнула их рукой.
– Патриция, не расстраивайтесь. – Эмили погладила меня по плечу. – Мальчик же сказал, что всегда будет любить маму.
Я кивнула.
– Книжка совсем не грустная. И конец счастливый.
Я прижала ее к себе и зарыдала, оплакивая смерть Шона и скорое расставание с Эмили. В первый раз за много лет я дала волю слезам.
– Спасибо, что помогла закончить книжку, – наконец выговорила я, вытирая мокрое лицо.
– Наверное, вам лучше больше ее не читать, – заметила Эмили.
Я крепко обняла ее. Девочка держала меня за локоть. Я поняла: она не хочет, чтобы я уходила. Откинув одеяло, я легла рядом. Укрыла ее получше. Выключила свет. Эмили нашла в темноте мою руку и, прижавшись к ней, глубоко вздохнула и затихла.
Нужно было встать. Выпустить погулять Лапу, проверить сообщения на автоответчике, просмотреть почту. Однако я не могла пошевелиться и уже проваливалась в сон.
В час ночи Натан проснулся, резко, как от толчка, и произнес:
– Это она.
В тишине его голос прозвучал слишком громко.
– Что случилось? – Меган подняла голову и посмотрела на мужа, едва различимого в свете луны.
– Просто подумал кое о чем. – Натан выбрался из кровати.
– Что такое? – Меган полулежала, опершись на локоть.
– Все в порядке. Спи. – Он натянул брюки и свитер и тихонько направился к двери.
Меган щелкнула выключателем и прикрыла ладонью глаза.
– Куда ты собрался?
– Нужно развернуть подарок.
– Какой еще подарок?
– Сверток, который я нашел, когда проходил практику в реанимации.
– Что, прямо сейчас?!
– Да.
– А где он?
– В кармане куртки.
Меган села в кровати.
– Но почему сейчас?
– Нужно узнать, что там.
Она встала.
– Ты куда? – удивился Натан.
– Я с тобой!
Он постарался уложить ее обратно.
– Не надо. Спи. Поздно уже.
– Как будто я смогу теперь уснуть! Я тоже хочу посмотреть, что в свертке.
– Из-за тебя наш сын будет совой.
– Он уже сова! Все ночь толкается.
– Так у нас родится футболист! – восхитился Натан, включая свет в прихожей.
Меган закатила глаза, но не затевать же спор среди ночи. Она последовала за мужем к шкафу. Натан открыл створку и вытащил сверток из кармана куртки. Потом они прошли в гостиную и сели на диван.