В одном из окон соседнего дома Чез увидел женщину с ребенком на руках. К мальчику подошел мужчина и, приобняв, поцеловал его в лоб. Чез вспомнил, как сам болел в детстве, и отец вставал из-за него посреди ночи. Трудно было сделать больше, чем делала для малыша мама, но папа все равно приходил погладить его по плечу и рассказать пару глупых шуток… К горлу подступила тошнота.
Рухнув на матрац, Чез открыл банку пива. Комнату освещали рождественские гирлянды у дома напротив – свет пробивался даже через закрытые жалюзи. Чез ненавидел эти гирлянды и хозяев этого дома. Он ненавидел свою квартиру и свою жизнь за то, что, в сущности, в ней никогда ничего не менялось, несмотря на вечно новые города, новых девушек и новые места работы. Он думал о Доноване и о спящем на скамейке Майке. И пил, пока не отключился.
Глава 5
Слишком часто мы недооцениваем силу прикосновения, улыбки, доброго слова, чуткого уха, честной похвалы или малейшего проявления заботы – а ведь все это способно перевернуть жизнь.
Я ехала за снегоуборочной машиной, покуда хватало терпения, но в итоге не выдержала и сменила маршрут. По Окдейл шла молодая беременная женщина – катила чемодан по тротуару, зажав еще одну сумку под мышкой. «Боже мой, – подумала я, останавливая машину. – Что она здесь делает в такую погоду?» Вдруг сумка выскользнула, и девушка – миниатюрная, со светлыми волосами до плеч – опустилась за ней на корточки. Я смотрела на нее сквозь заднее стекло, желая выяснить, куда же она пойдет. Может, ее заберет машина? Или она спешит на автобус? «Что же она делает?» – бормотала я, сдавая назад, и, поравнявшись с ней, затормозила.
– Помочь тебе довезти вещи? – спросила я, опустив стекло.
– Еще бы знать куда, – сказала девушка, и слезы покатились по ее щекам. – Меня выгнали со съемной квартиры.
Нажав на кнопку открывания багажника, я вышла из машины.
– Я подвезу куда скажешь. Почему тебя выгнали?
Держась за живот, она смотрела, как я укладываю чемодан в багажник.
– Не платила за квартиру два с половиной месяца. Я сказала хозяину, что ищу нового соседа, поскольку одной мне аренду не потянуть, но никого найти не могу. Сегодня утром пришли рабочие, стали сдирать ковролин и красить стены.
Поднялся ветер, и я показала на машину – мол, давай садись.
– Я живу неподалеку. Можешь позвонить от меня родителям.
– Они в разводе, – покачала головой девушка. – Папа уехал на Запад, последней раз я видела его в тринадцать. Мама живет в часе езды к северу отсюда, но из-за нее я, собственно говоря, сюда и переехала. Последние пять месяцев мы почти не общались.
– А друзья, у которых можно остановиться?
– Никого.
Не то чтобы я часто приглашала первых встречных к себе домой, но разве можно оставить на улице бездомную беременную женщину? Так и вижу заголовки в газетах: «БЕРЕМЕННАЯ УМЕРЛА НА УЛИЦЕ ПРИ ПОЛНОМ БЕЗУЧАСТИИ ПРОХОЖЕЙ, ТОРОПИВШЕЙСЯ НА ОБЕД».
– Переночуешь у меня. Утро вечера мудренее.
Она шмыгнула носом и согласно кивнула.
Моя гостиная хоть и небольшая, но весьма уютная. Напротив входа камин, а у другой стены пианино. Зеленоватые стены под потолком огибает бордюр с утками (я сама его наклеила, так как очень люблю уток!), а пол покрыт мягким ворсистым ковром розового цвета.
Девушка стояла, сложив руки на груди, и явно чувствовала себя не в своей тарелке.
– Ужасный, конечно, ковер, – отметила я, опустив чемодан на пол, и показала на диван. – Не стесняйся, садись.
Она села и утонула в зеленых подушках.
– Кто стелет розовый ковер в гостиной, спросите вы? Я захотела сменить его сразу, как въехала, но покрасить стены оказалось дешевле. Другой вопрос: кто же красит стены в зеленый, если ковер розовый, да еще и наклеивает сверху уток?.. В общем, дизайнерам из телевизора было бы за меня стыдно.
Я сидела в своем любимом кресле, обитом темно-коричневой кожей и с лоскутными вставками на подлокотниках. У окна красовалась обвешанная шариками и гирляндами елка.
– Думаю, нам все-таки стоит познакомиться. Я Глория Бейли, живу здесь одна. У меня семь любимых внуков. Как ты можешь догадаться, они совершенно чудесные. Мой…
Внезапно отворилась дверь, и я вздрогнула от неожиданности. В коридоре стояла Мириам. Совсем про нее забыла.
– Это еще кто? – спросила соседка, расхаживая перед девушкой. – Ты кто?
– Я Эрин.
– Я вижу, у тебя чемодан, Эрин. Собираешься в аэропорт?
Она покачала головой.
– Жена военного? – продолжала сверлить ее взглядом Мириам, и девушка снова покачала головой.
– А где отец твоего ребенка?
– Я пригласила Эрин переночевать, – вскочила я, пытаясь защитить несчастную девушку.
– Переночевать здесь? – возмутилась Мириам, переключившись на меня. – Тут теперь что-то вроде пансиона, Глория? И так тесно в этих комнатушках!
Рассвирепев, я встала между Эрин и Мириам и отчетливо процедила:
– Это мой дом, Мириам, и я могу приглашать сюда кого захочу и когда захочу.
– Мириам – моя соседка, – пояснила я, обращаясь к Эрин. – На несколько дней она переехала ко мне.
Девушка попыталась приветливо улыбнуться, но Мириам не обратила на нее никакого внимания. Недовольно сложив руки на груди, она принялась читать табличку, висевшую на стене над камином:
Пусть те, кто нас любит, – любят нас.
И пусть Бог обратит сердца тех,
Кто нас не любит.
Коль не обратит сердца,
Пусть подвернет им ноги,
Чтобы мы различали их по хромоте.
Покачав головой, Мириам отошла от меня подальше, и я с улыбкой села в кресло.
– Не подумай, – сказала я, глядя на Эрин, – я не психопатка. А ты?
– И я нет, – рассмеялась она.
– Вот и славно. Насчет Мириам я не уверена, но эту ночь, надеюсь, переживем.
Откуда-то выскочил Усатик и побежал вверх по лестнице. Мириам брезгливо скривилась.
– А это Усатик, – представила я Эрин своего кота. – Он боится собственной тени и игрушки моего внука – коричневой лошадки Пинки. Понятия не имею почему. Я пыталась поговорить с ним, но, очевидно, с этой травмой он должен справиться сам.
Эрин улыбнулась.
– Ладно, что-то я заболталась. Ты, наверное, замерзла. Хочешь выпить чего-нибудь горячего?
Она кивнула.
– Мириам, а тебе чего-нибудь сделать?
– Нет, – отрезала она таким ледяным тоном, что мурашки побежали по коже.
– Какой у тебя срок? – поинтересовалась я у Эрин по пути на кухню.
– Еще четыре недели.
Я сунула кружку с водой в микроволновку и достала из ящика пачку растворимого какао.
– Твой первый ребенок?
– Да.
– Ты замужем? – встряла Мириам.
Эрин покачала головой.
– А где отец?
– Не знаю.
Мириам откашлялась, издав протяжный клокочущий звук, и подошла поближе к дивану.
– Понятно.
– Оставишь ребенка? – выглянула я из дверей.
– Я бы хотела… Не знаю.
Когда я вернулась на кухню, Эрин повысила голос:
– Мой парень, как узнал, что я беременна, тут же испарился. Просто взял и уехал из города.
– Да уж, не предел мечтаний, – сказала Мириам, присаживаясь рядом. – Мужчины – ужасные скоты. И, боюсь, все одинаковы.
– Неправда! – крикнула я с кухни.
– Ладно, может, и не все. Мой первый муж был актером, причем актером отвратительным. А мамаша его была и того хуже: жуткая стерва с ястребиным лицом. Зато второй муж – настоящее золото, профессор английского языка. Впервые мы встретились в театре, когда он привел на пьесу, в которой я играла, два своих класса. У нас был чудесный брак. Потом, правда, он без спроса решил умереть и оставил меня вдовой в сорок семь лет.
– Когда его не стало? – спросила Эрин.
– Четыре года назад.
Я поперхнулась и, облокотившись о стойку на кухне, закашлялась.
– Все в порядке, Глория? – Эрин выглянула в дверь посмотреть, что со мной.
– Ага, пытаюсь кое-что проглотить.
– С мамой отношения испортились, когда она узнала, что я беременна, – пояснила Эрин. – Она платила за мое обучение в колледже и поверить не могла, что я так низко паду.
– Она знает, где ты теперь живешь? – спросила Мириам.
Эрин кивнула.
– Мы особенно не общаемся. Я переехала сюда и стала жить со своим лучшим другом из колледжа, пойти больше было некуда. А мама пару месяцев назад переехала в Колорадо, поскольку ее кавалер нашел там работу.
– И тебе пришлось самой платить за квартиру, – покачала головой Мириам и хлопнула себя по бедру. – Сейчас никому нельзя верить! Помни об этом. Нельзя верить даже…
– Не знаешь, куда пропал твой друг? – прервала ее я, заглянув в дверь гостиной.
– Я искала его в Интернете и через бывших работодателей… Все безуспешно.
– Он слабак и идиот, – заключила Мириам, – безнадежное сочетание.
– У вас с ним все серьезно, – встряла я, перекрикивая соседку, – или так?..
– Я думала, все серьезно! – воскликнула Эрин. – А что он об этом думал, вы и сами видите. Какая же я дура!
Я налила в кружку какао и, размешав порошок, насыпала горстку маршмеллоу.
– Ты вовсе не дура, – сказала я, сев рядышком и протянув ей кружку. – Тебе просто хотелось верить в любовь. А кому не хочется?
Эрин покачала головой.
– Вот ему. Да и никто из нынешних парней в любовь не верит.
Когда Чез пришел на работу, перед универмагом Уилсона, прислонившись к стене, опять стоял Майк и, завидев Чеза, уходить не спешил.
– Чез?
– Привет, Майк.
– Не волнуйся, не буду тут слоняться.
Подходя к дверям, Чез усмехнулся.
– Ты откуда? Кентукки? Джорджия?
– Откуда-то оттуда.
– Где-то работаешь?
– Иногда работаю. Раз в неделю на заводе требуется помощь с разгрузкой товара. Можно туда наведаться, за день работы сразу получаешь деньги. На неделю хватает. Мне много не надо.
Заметив, что с их прошлой встречи у Майка отросла борода, а под глазами появилась грязь, Чез задумался: «Где же он моется?»