– А давно ты?..
– Что? Живу на улице? Лет шесть или семь. Сбился со счета.
– Твоя семья в курсе?
Майк покачал головой и подышал на озябшие руки.
– Нет. Так проще. Можешь ничего не говорить, – ухмыльнулся он, глядя, как охранник переминается с ноги на ногу.
Открыв дверь магазина, Чез впервые за долгие годы пожалел, что ничего не сказал.
– Четыре-шесть недель! Да вы рехнулись!
От криков Мириам мы с Эрин одновременно выглянули из своих спален. Посмотрев на часы, я охнула: рановато для драматического представления.
– Я прекрасно вас слышу, но сколько же нужно времени, чтобы поменять пол, перестелить ковролин и облицевать стены?
Когда мы сошли вниз, Мириам вешала трубку. Она была совершенно измучена и измождена.
– Мой дом уничтожен. Спасти можно только малую часть, остальное слишком сильно повреждено водой.
– Мне очень жаль.
– Двухнедельное пребывание в гостинице покрывает страховка, но кто в здравом уме будет жить в здешних гостиницах?
– Ты можешь остаться здесь, – сказала я, сама себе удивляясь.
– Едва ли мое положение станет хуже, чем сейчас! – воскликнула она, всплеснув руками.
– Хорошо, – парировала я, отступая на лестницу, – завтрак ровно в семь, ужин в шесть. Если хочешь тут жить, ты будешь не только есть мою еду, но и помогать ее готовить и прибирать за собой.
– Я не…
– А также, – перебила ее я, – свои саркастические замечания будешь держать при себе.
Я захлопнула дверь спальни и с запоздалым раскаянием стала осознавать, во что же я ввязалась.
В девять тридцать вечера на пост охраны вбежал Донован.
– У мисс Глори сейчас живут две женщины, – объяснила Карла, – мне больше негде его оставить.
Чез пожал плечами и показал на диван.
– Может поспать здесь.
Поцеловав мальчика в лоб, Карла пошла работать.
– Что это ты ешь, Спез? – спросил Донован, подбегая к столу.
Чез отломил ему половинку сэндвича с арахисовым маслом и вареньем.
– Арахисовое масло? – Мальчик откусил кусочек. – На работу надо брать что-нибудь другое.
– Скажи об этом своей маме, пусть позаботится, – ответил Чез, вручив ему упаковку кексов.
– О-о! – расплылся Донован в улыбке. – Так-то лучше! – И он принялся танцевать, будто поймал мяч в очковой зоне. – Дай пять!
Чез хлопнул ему по ладони.
– Бьешь вверх!
Он поднял руку над головой, и Чез хлопнул еще раз.
– Бьешь вниз! – И Донован убрал руку, не дав по ней ударить. – Тормозишь!
Дурацкие шутки и болтовня без умолку сводили Чеза с ума, и все же, как ни странно, ему нравилось возиться с мальчиком.
– У тебя будет елка? – спросил Донован, разламывая кекс.
– Нет, а у тебя?
– Тоже нет, но мисс Глори дала нам с мамой большой рождественский куст, – сказал мальчишка, запихивая в рот кусок кекса. – Я ей говорю: мисс Глори, Санта не положит подарки под куст! А она отвечает, что у детей с другой стороны мира нет и куста. Это правда?
– Ну да, правда, – кивнул Чез, наливая горячий кофе в одноразовый стаканчик.
– Что же они делают? Наряжают цветок или початок кукурузы?
– Не знаю. Как-то справляются.
– А ты что наряжаешь?
– Ничего. Я не праздную Рождество.
– Почему? – удивился Донован. – Ты что, не веришь в Санта-Клауса?!
– Я верю в дух Санты.
– А ты приходи ко мне домой. Может, Санта оставит что-нибудь и для тебя под моим кустом. Он ведь узнает, что ты ко мне придешь, потому что вообще все знает.
Чез и забыл, как можно встречать Рождество не в одиночестве.
– Я буду занят в этот день, но спасибо за приглашение.
Запихивая в рот последний кусочек кекса, Донован подбежал к видеомониторам.
– Отведи меня в мастерскую Санты!
– Тебе нельзя быть в зале.
– Я не буду в зале, я буду в мастерской Санты! – Схватив Чеза за руку, мальчишка потянул его к выходу. – Ну пойдем, покажешь мне!
Отговаривать Донована не имело никакого смысла, он бы сбежал сам, стоило Чезу отвернуться. Никто не заметил, как, миновав стеллажи с детской одеждой, мальчик проскользнул в отдел игрушек: Ларри, Карла и Моника были занятый уборкой в других залах. Увидев мастерскую, Донован засиял. Перед ним стоял маленький красный домик с крышей из пастилы и желейных конфет, с окнами из глазури и с дверью в виде шоколадной плитки. В садике вокруг сверкали леденцы, по сторонам от входа прилепились пряничные человечки, а ручка двери была сделана из гигантской карамельной тросточки. Донован влетел внутрь – в пустое помещение, сколоченное из фанеры и брусьев.
– А где же игрушки?
– Санта здесь ничего не делает. Посмотри, как тут тесно. Сюда он приходит, только чтобы узнать, что дети хотят на Рождество, а дальше передает заказы… ну, ты сам знаешь, своим эльфам.
Донован закрыл дверь и разочарованно уселся на пол.
– Ты приходил сюда попросить подарок на Рождество?
– Нет.
– Если бы я тут работал, – рассуждал Донован, открывая и закрывая дверь ногой, – я бы сказал Санте, что хочу игрушки, с которыми весело будет играть. Не ерунду какую! А для мамы попросил бы накладные ногти, она о них мечтает. Еще я сказал бы ему, что хочу папу.
Чез не знал, что говорить в таких случаях.
– Давай пойдем уже, – сказал он, посмотрев на часы. – Поздно.
Распахнув белую калитку, мальчик вышел за ограду и последовал за ним.
– Поиграем сегодня в супермена или Человека-Паука?
– В Человека-Паука. Только быстро, тебе пора спать.
– Но глаза у меня еще открыты! – Донован задрал голову, чтобы Чез смог в этом удостовериться. – Смотри!
– Да, я вижу, а должны быть закрыты. Ты еще маленький.
– В душе я большой.
Чез вздохнул. Зачем он вообще спорит с пятилеткой?
Когда они зашли в комнату охраны, Чез испуганно воскликнул, указав на мониторы:
– Отдел товаров для дома обчистил зловещий Снейк Айз Макквин. Что же нам делать?
Донован залез на стол и стал изображать, как карабкается на стену.
– Я помогу!
Спрыгнув со стола, он вступил в схватку с воображаемым врагом и, связав его, оставил лежать посреди комнаты.
…Когда Чез уложил мальчика на диван, Донован взял его за руку.
– Ты у меня теперь как папа, да?
Чез будто удар под дых пропустил. Как можно принять за отца парня, который всего лишь угостил тебя сэндвичем с арахисовым маслом?
– Нет, какой же из меня папа.
– Ты мог бы быть папой!
– Не мог бы.
Он в жизни не делал ничего такого, что подобает хорошему отцу.
– Можно я все время буду у тебя ночевать?
Чез понял, что разговор пора заканчивать.
– Нет. Пусть твоя мама поищет кого-нибудь другого, кто будет с тобой сидеть. Я тут долго не задержусь.
– Куда ты пойдешь? – спросил Донован, привстав с постели.
– Не знаю. Куда-нибудь. Но для этого сейчас мне нужно заработать денег.
Мальчик отвернулся к стене и повыше натянул одеяло.
– Мама говорит, что мужчины всегда уходят.
Не найдя, что ответить, Чез просто вышел из комнаты. Ему захотелось пива, и он решил узнать время. До конца смены оставалось четыре часа.
Мимо проходила Карла в розовом халате уборщицы.
– Можешь зайти. Только-только свет выключил.
Она покачала головой и собралась уходить.
– Карла, – внезапно остановил ее Чез, – Донован – чудный мальчик.
Девушка молча кивнула. Только сейчас Чез заметил, какая она миниатюрная, не выше пяти футов ростом, бледная и уставшая; круги под ее глазами были чуть ли не темнее самих глаз. Распущенные волосы смягчили бы черты лица, но она всегда ходила с туго завязанным хвостиком.
– Он забавный и совсем не глупый, – добавил Чез.
– Да, не в меня пошел, – сказала Карла, направляясь к лестнице у служебного входа. – Да и внешне на меня не похож.
Они молча стояли на верхней площадке лестницы. Над дверью черного хода висела огромная лампочка, освещавшая крыльцо холодным металлическим светом. Карла закурила, и вокруг ее головы серой лентой заклубился дым.
– А отец Донована живет здесь?
Она кивнула.
– Они общаются?
– Плевать ему на Донована.
Чтобы согреться, Чез сложил руки на груди.
– Как можно наплевать на сына? – вырвалось у него.
Карла взглянула на Чеза, и впервые за время их знакомства ее лицо смягчилось.
– Ты не похож на местных.
– А на каких похож?
– На каких угодно, только не на местных, – пожала она плечами.
– Я много где успел пожить.
– Не любишь задерживаться на одном месте?
– Вроде того.
Глубоко затянувшись, Карла выдохнула дым в сторону лампочки.
– Где твоя семья?
– Мои родители умерли. Я был единственным ребенком.
Она кивнула.
– Скучаешь по ним?
– Особенно в это время года. Сегодня Донован собирался передать Санте, что на Рождество ты хочешь накладные ногти.
Карла рассмеялась, облокотившись на металлические перила.
– В детстве ты праздновал Рождество с родителями?
– Да, конечно.
– Много подарков дарили?
– Ну, не очень много, – развел руками Чез, – но вполне достаточно.
– Что тебе дарили? Что больше всего понравилось?
– Мне очень нравились машинки от «Хот Вилс», – вспоминал Чез, прислонившись к двери, – и однажды родители подарили мне гоночную трассу. Я даже не помню, что еще мне подарили в тот год, ведь несколько месяцев я только о трассе и болтал. Я отнес ее в подвал и собрал там в форме овала – на большее воображения не хватило! Потом пришел папа, и мы с ним сложили трассу в форме восьмерки, со всеми крутыми петлями, спусками и подъемами.
– Когда он умер?
– Через год или два после этого.
Карла кивнула.
– Когда я была маленькая, я очень хотела, чтобы мой отец объявился на Рождество. Подарил бы подарки, собрал их, как полагается, вот как твой папа сделал, и мы бы играли весь день напролет, слопав огромную индейку.
Затушив окурок о перила, девушка достала новую сигарету и принялась вертеть ее в руке.