Долгие годы мы действительно были счастливы, однако не обходилось и без проблем. Авиакомпания, в которой трудился Марк, обанкротилась, и тысячи сотрудников потеряли работу. У его мамы обнаружили рак молочной железы, и ей пришлось много лет лечиться. Мы с мужем часто ссорились из-за семейного бюджета: он любил делать необдуманные покупки, а я считала, что нужно все взвесить, прежде чем тратить деньги на новый автомобиль или дорогой магнитофон. Однажды мы все вместе ехали в машине. Шон сидел на заднем сиденье и слушал, как родители пререкаются, обсуждая финансы. «Мам, пап, не ссорьтесь», – попросил он, пытаясь дотянуться до нас. Он был таким мудрым в свои два с половиной!
Вернувшись домой после первого дня в садике, Шон заявил мне:
– Мамочка, я от тебя никогда не уйду! Всегда буду с тобой.
– А что же ты станешь делать, когда женишься?
– Жить здесь!
– Но твоя жена захочет, чтобы ты помогал ей по дому и жил с ней. Она ведь будет тебя очень любить.
– А я буду любить тебя, – горячо заверил меня Шон. – Всегда, всегда, всегда!
Много лет я хранила на видном месте в спальне прадедушкины карманные часы. Они висели на потускневшей латунной подставке, которую прадед вместе с часами передал сыну – моему дедушке. Стоило мне чуть отвлечься, как Шон выдвигал ящики комода, карабкался по ним, доставал часы и клал себе в кармашек. «Это не простые часики, – объясняла я, отбирая их у сына. – Нужно очень бережно с ними обращаться». Шон кивал и делал вид, что внимательно слушает, но через несколько дней, войдя к нему в комнату, я опять заставала его за игрой с часами. «Я отдам тебе часики, когда ты подрастешь, – говорила я. – Моя прабабушка подарила их прадедушке, когда они были еще совсем юными. Дедушка подрос, и его папа передал их ему, тот – своей дочке – твоей бабушке, а бабушка – мне. А потом настанет и твой черед их беречь». Однако Шон был слишком мал, чтобы заинтересоваться семейной историей, так что в конце концов я просто унесла часы в кабинет и положила высоко на книжную полку, откуда он не мог их достать.
Когда сын подрос, он нередко приводил домой приятелей. Мы с Марком предпочитали, чтобы Шон и его друзья общались под нашим присмотром, а не в гостях у кого-нибудь, чьих родителей мы совсем не знали. Как и все подростки, ребята были шумными и озорными. Однажды они носились по кабинету, и Шон налетел на книжную полку. Прадедушкины часы свалились на пол, а Шон упал сверху, всмятку раздавив их коленом. Я еле сдерживала слезы. Как можно быть таким неосторожным, с таким пренебрежением относиться к старине?
– Мама, прости, – извинился Шон. – Я куплю тебе другие.
– Не говори глупостей, Шон! – оборвала я его на глазах у приятелей. – Невозможно заменить семейную реликвию. Нельзя купить воспоминания.
Я собрала осколки часов и обернулась через плечо.
– Твоим друзьям пора домой. И мы не будем приглашать их в гости по крайней мере месяц.
Сейчас я понимаю, что перегнула палку, однако в тот момент я была слишком расстроена и сердита, чтобы сдержать гнев. Еще долго я хранила в коробочке разбитые часы, надеясь, что опытный мастер сумеет их починить, но мои опасения подтвердились: часы ремонту не подлежали. В конце концов пришлось их выбросить. Шон вновь пообещал подарить мне другие.
– Не нужно, – махнула я рукой, целуя его. – Подумаешь, часы.
Прошли годы. Шон со своей девушкой собирался на выпускной бал. Мы с Марком фотографировали их на заднем дворе. Сын так красиво смотрелся в смокинге, и ей необыкновенно шло мерцающее платье цвета морской волны. Мы проводили их к машине. Шон распахнул перед девушкой дверцу, затем подошел к нам и обнял меня. «Всегда», – прошептал он, и на моих глазах выступили слезы.
Теперь кажется, что все это происходило очень давно. Мы были молодыми и счастливыми и жили в ярком и радостном мире. Но жизнь идет, обстоятельства меняются, и счастье уходит, как бы мы ни старались его удержать.
Я вымыла последнюю сковородку и отправила ее на сушилку.
– Спасибо за ужин, мам. Мне пора.
Мама взяла сковородку, вытерла ее и сунула в шкафчик под плитой.
– На ферме Лонгворт готовится праздничное представление. А еще будут рождественские гимны, угощения и даже катание на санях.
– Кажется, я что-то об этом читала, – кивнула я, натягивая куртку.
– Мы с Лестером собираемся туда пойти. Хотите с нами?
– Может, у меня и получится. Но насчет Марка не уверена.
Мама принялась выкручивать мокрое полотенце.
– Было бы неплохо, если бы вы пришли вдвоем, – подал голос папа.
Я промолчала. Не хотелось снова заводить этот разговор. Я потянулась за сумочкой.
– Патти, вы бы обратились к семейному психологу, – посоветовала мама.
Я жестом остановила ее:
– Мы уже пробовали. Они ничем не могут помочь.
Я открыла входную дверь.
– Патти, Марк любит тебя, а ты его. Постарайся сохранить семью. Пожалуйста. Сделай все возможное, прежде чем…
С досадой я прервала ее:
– Я уже сделала все, что могла. Мы оба сделали.
Несколько дней назад Марк начал укладывать свои вещи в коробки и чемоданы. Мама видела это и не понимала, почему я его не останавливаю. А я просто не могла. Не знала, как. За четыре года я не предприняла ничего, чтобы ему захотелось остаться. Удивительно, что он вообще выдержал так долго. Родители были не в курсе, что я уже говорила с Марком, когда он начал собираться.
– Ты уходишь?
Он сунул руки в карманы и уставился в пол.
– У меня больше нет сил, Патриция. – Да, он действительно уходил. – Я не могу так жить.
Я вышла из комнаты. Расставание, безусловно, не сделает нас счастливее, однако мы оба еще год назад поняли, что оно неизбежно. Скоро наша семья совсем развалится.
– Ты говоришь так, будто уже ничего нельзя исправить, – сокрушенно покачала головой мама. – Но надежда есть всегда, Патти. Нужно просто…
Я не выдержала:
– Хватит, мама. Пожалуйста, перестань.
Перед тем как захлопнуть за собой дверь, я успела перехватить ее взгляд. Конечно, она обиделась. Вся дрожа, я села в машину. И когда я успела стать такой бессердечной? Надо было поговорить с ними, но сил уже не осталось.
Я приехала домой и легла в постель, молясь, чтобы хоть на один день в моей душе воцарился мир.
Глава 3
Пережить горе и преодолеть отчаяние возможно, только помогая другим.
Мне что-то снилось. Не знаю, как долго звонил телефон, пока я наконец не проснулась и не осознала, что происходит. Была почти полночь.
– Патриция, это Карен Делфи. Простите, что звоню так поздно, но дело срочное.
– Что стряслось?
– Мы только что получили сообщение от мамы Эрика. Его папе стало хуже. – Я была в курсе, что отец Эрика страдает от эмфиземы. – Врачи предупредили – если мы хотим с ним проститься, надо ехать прямо сейчас.
– Поняла. Уже выезжаю за Эмили.
Пятилетняя Эмили Уэйст жила с Карен и Эриком последние пять месяцев. По дороге к дому Делфи я пыталась договориться с другой приемной семьей, чтобы девочку приютили.
Впервые я встретила Эмили чуть меньше полугода назад, в июле. Поговорив с ней и ее соседкой, Гретой Ларсон, я получила примерно представление о случившемся.
В тот день Эмили сидела на краю ванны и наблюдала за тем, как ее мама собирается на работу.
– Сейчас позвоню миссис Ларсон, спрошу, сможет ли она посидеть с тобой, – сказала мама.
Грете Ларсон было шестьдесят один год. Жила она на той же улице, где Трейси и Эмили снимали крохотный домик, и всегда их выручала. Готовила для них что-нибудь вкусное, дарила Эмили то зимнюю курточку, то пару туфелек, и приглядывала за ней, когда Трейси неожиданно вызывали на работу в ресторан.
В дверь позвонили, и Эмили спрыгнула с края ванны.
– Я открою!
Она распахнула дверь и увидела Грету с тарелкой, накрытой листом фольги.
– Миссис Грета! – Эмили кинулась обнимать гостью.
– Ты уже поела? – поинтересовалась соседка.
– Не-а.
– Будешь куриный пирог?
– Буду! – Девочка приняла тарелку из ее рук и поставила на стол с красно-сине-белой клеенкой.
– Пирог вчерашний, но все еще вкусный. Я ела его на обед.
Трейси вышла из ванной, расчесывая волосы.
– Грета, здравствуйте, я как раз хотела вам звонить. – Тут она заметила, что миссис Ларсон одета в нарядную блузку и брючки, и осеклась. – Ух ты! Отлично выглядите.
– Сегодня у нас годовщина свадьбы. Хэл пригласил меня в ресторан.
Эмили подняла голову и посмотрела соседке в лицо.
– Так, значит, вы не сможете …
Трейси торопливо приблизилась к Эмили, показывая, что лучше помолчать.
Заметив недоуменный взгляд девочки, Грета заподозрила неладное.
– Трейси, ты что, работаешь сегодня? Нужно приглядеть за Эмили?
– Нет-нет. Идите с Хэлом, хорошо вам отметить годовщину!
– Мы можем и в другой день пойти. Ничего страшного. Больше сорока годовщин уже отметили.
– Не стоит, я найду кого-нибудь.
– Точно? – усомнилась Грета.
– Конечно!
Миссис Ларсон не могла припомнить случая, чтобы за Эмили присматривал кто-то еще.
– Может, тогда мы с Хэлом возьмем Эмили с собой?
– Да! – обрадовалась девочка.
– Нет, – решительно отказалась Трейси, провожая соседку к выходу. – Отдыхайте. И спасибо за пирог! Я сейчас позвоню кому-нибудь и попрошу посидеть с Эмили.
– Если никто не сможет, сразу дай мне знать, – произнесла Грета, выходя на улицу.
Трейси взяла телефон. По первому номеру никого не оказалось дома. Следующий был недоступен. Прошло двадцать минут. К тому времени Трейси обзвонила всех знакомых и уже опаздывала. Она накинула рабочую форму, присела за стол рядом с Эмили, доедающей пирог, и задумалась.