За два или за три дня до Рождества мама печально говорила: «Бедные девочки, нынче им ёлки не будет… Денег у нас с папой нет. Да и ёлки дороги. В будущем году мы вам сделаем большую хорошую ёлку. А нынче уж проживем без ёлки». Против таких слов ничего нельзя было возразить… Но в огорчённой детской душе всё-таки таилась и обида, и смутная надежда. Веришь и не веришь словам мамы и близких.
В первый день Рождества сколько счастливых детских голов поднимается ото сна с радостной грёзой, в которой мерещится хвойное деревце, сколько наивных ожиданий наполняет детское воображение… И как весело, заманчиво мечтать о золотой рождественской звезде, о какой-нибудь кукле, барабане, ярких огоньках на ветвях любимого деревца. У всех детей столько мечтаний, желаний, столько надежд связано с праздником Рождества.
– Лида, Лида, понюхай, ведь ёлкой пахнет, – говорю я, просыпаясь в рождественское утро в самом весёлом расположении духа. Румяное, полное лицо сестры отрывается от подушки. Она уморительно морщит свой маленький нос.
– Да, пахнет… Правда… Как будто бы пахнет.
– А как же говорили, что ёлки не будет в этом году!
– Может, и будет. В прошлом году тоже сказали: не будет. А потом всё было, – вспоминает сестра. Няня уже тут как тут.
– Нянечка, отчего ёлкой пахнет? – серьёзно спрашиваю я.
– Откуда ей пахнуть… Когда её и в помине-то нет… Вставайте, барышни-сударышни. Сейчас «христославы» придут…
– Это дедушкины мальчишки?
– Наверно, со звездою. Дедушка им красивую склеил.
– Конечно, наш забавник старался для своих ребят… Была я у них, весь пол в кабинете замусорен, точно золотом залит… А звезда горит, переливается… Вот увидите, что это за звезда.
В то далёкое время был обычай «христославам» ходить по квартирам «со звездой» и петь рождественские песни. Обыкновенно в каждом доме собиралась местная беднота: мальчики-подростки выучивали рождественские песни, делали звезду и шли по квартирам славить Христа. Не успеешь одеться, умыться, как, бывало, няня скажет: «Пришли со звездою». Слышим топот детских ног и партия человек шесть-десять войдёт в комнату. Мальчики встанут перед образами и запоют «Рождество Твоё» и «Дева днесь»… Затем громко поздравят с праздником. Иногда это пение выходило очень стройно и красиво. Было что-то трогательное и праздничное в появлении «христославов». Мы с сестрой очень это любили, радовались и с нетерпением ожидали их прихода.
«Христославы» приходили в первый день несколько раз. У нас никому не отказывали: всех оделяли копейками и пряниками… Но мы особенно ждали «дедушкиных мальчишек». Мы бы узнали их из тысячи, они появлялись с такой прекрасной, замысловатой звездой, какой ни у кого не было. Ведь её делал сам наш художник – дедушка. Даже нянечка, и та как-то особенно ласково и приветливо говорила:
– Ну вот, наконец-то и дедушкины ребята идут.
Мы замирали от волнения… Ребята застенчиво входят в комнату, а впереди них двигается прекрасная золотая звезда… Она на высоком древке, кругом золотое сияние – дрожит и переливается… А в середине – изображение Рождества Христова.
– Видишь, Лида, там Христос родился, – указываю я сестре на звезду.
– Вижу… Это дедушка нарисовал… Знаю…
Нам казалось, что дедушкины мальчики пели как-то особенно громко и стройно… Знакомые приветливые лица «босоногой команды» улыбались нам с сестрой… А мы конфузились и прятались за няню, за маму. «Дедушкиных мальчишек» оделяли, конечно, щедрее других. Их даже поили горячим сбитнем… Как они бывали рады и долго вспоминали об этом.
В первый день Рождества несколько омрачалось наше радостное настроение… Мы не знали, будет у нас ёлка или нет…
– Мама говорит, что не будет…
– А почему она смеётся? – взволнованно говорю я сестре. – Отвернулась и засмеялась…
– Она всегда смеётся…
– А почему дверь в их комнату закрыта? И ёлкой пахнет!..
– Мама сказала, что там был угар… И комнату проветривают… Холодно там.
Рассказ про угар похож на правду, и начинаешь ему верить. Всё-таки волнение не покидает нас. И мы таинственно советуемся:
– Можно подглядеть в щёлочку.
– Нет, нянечка говорила, что нехорошо подглядывать.
Но искушение бывало так велико, что мы украдкой подглядывали в щёлочку… И видели что-то прекрасное, сверкающее, зелёное… Похожее на ёлку… Бывало, в своём уголке мы уже переиграем в «христославов», устроим из какого-нибудь цветка куклам ёлку. Но когда придут бабушка и дедушка с тётями и принесут в руках пакеты, то надежда снова наполнит наши сердца… Вскоре тётя Манюша займёт нас рассказом… Заслушаешься и забудешь на время о ёлке… Вдруг мама запоёт что-нибудь весёлое… И нас торжественно введут в закрытую комнату. Дверь распахнулась – и там сияет огнями ёлка. Не знаю, хорош ли был старинный приём внезапно радовать детей ёлкой. Восторг бывал так силён, что дух захватывало от радости. Стоишь долго, рот разинув, и слова не можешь сказать. Глаза сверкают, щёки разгорятся и не знаешь, на что смотреть. А мама с папой схватят за руки и начнут кружиться вокруг ёлки с песнями.
Ёлка наша бывала скромная, маленькая, но убранная красиво, с любовью. Под ёлкой лежат подарки. Каждый чем-нибудь порадует другого. Тётеньки вышили нам передники. Бабушка сшила по мячику из тряпок. Папа с дедушкой сделали скамейки; мама нарисовала картинки. Няня одела наших кукол. Мы тоже всем сделали подарки: кому стихи, кому закладку, кому связали какие-то нарукавнички. Все было сделано по силам и с помощью няни. Взрослые, особенно мама и тётеньки, с нами пели и плясали кругом ёлки. Было весело. Но, к сожалению, в раннем детстве на наших ёлках и праздниках никогда не бывало детей; у нас совсем не было маленьких друзей… Помню, как-то раз няня привела детей прачки и посадила под ёлку. Сначала мы думали, что это огромные куклы… Но когда рассмотрели, то не было предела восторгу и радости. Мы не знали, как и чем занять, повеселить и одарить наших друзей… Ребёнок всё же рвётся к обществу своих сверстников, к детским интересам и играм с товарищами. И кажется, та наша ёлка, когда у нас были в гостях дети прачки, была самая весёлая и памятная.
Совсем другие ёлки бывали у дедушки… На них бывало слишком много детей. «Папенька для своих мальчишек старается, а вовсе не о внучках думает», – недовольным голосом говорила тётя Саша. Но и внучки бывали в неописанном восторге от дедушкиной ёлки. В маленькой квартирке серого домика скрыть само деревцо бывало невозможно… И мы его видели заранее – прелестное и разукрашенное затейливыми цепочками, фонариками, звёздами и бонбоньерками. Всё это дедушка клеил сам, и ему помогали папа и мама…
Но, кроме ёлки, на празднике нас и ребят «босоногой команды», которых в кабинете дедушки набиралось человек двенадцать-пятнадцать, всегда ожидал какой-нибудь сюрприз, который нас радовал и увлекал не менее ёлки. Наш затейник дедушка делал удивительные вещи: ведь он был мастер на все руки. «Что-то покажет нам дедушка? Что он ещё придумал?!» – волновались мы с Лидой. Нас и других гостей отправляли в кухню, а в кабинете слышался шёпот нетерпеливых голосов. Дедушка шёл в залу и там сначала звонил в какие-то звонки, затем в свистульку, кричал петухом. После садился за своё фортепиано и сам играл старинный трескучий марш. Он только его и знал. Под этот марш мы выходили из кухни, а мальчишки – из кабинета. Их обыкновенно выводила мама или наш отец. Мы все под дедушкин марш обходили ёлку и садились на приготовленные скамейки. Сразу же начиналось представление. Каждый год оно бывало различное: однажды дедушка устроил кукольный театр, и все его бумажные актёры говорили на разные голоса, кланялись, пели, танцевали, как настоящие. В другой раз он показывал фокусы. При этом у него на голове была надета остроконечная шапка и чёрная мантия с золотыми звёздами. Наивные зрители были поражены, как это у дедушки изо рта выходит целый десяток яблок, из носа падают монеты, исчезает в руках платок. Мы все считали его великим магом и чародеем.
Но лучше всего дедушка устраивал туманные картины. При помощи нашего отца он сам сделал великолепный волшебный фонарь, сам нарисовал на стёклах массу картин: это были вертящиеся звёздочки, прыгающие друг через друга чертенята, вырастающий у старика нос необыкновенных размеров… При этом все показываемые картины старик пересыпал рассказами и прибаутками, шутками; показывая на экране какую-то тощенькую девицу, он говорил: «Вот вам девица Софья, три года на печи сохла, встала, поклонилась, да и переломилась. Хотел её спаять, не будет стоять; хотел сколотить – не будет ходить… Я взял её иголкой сшил и легонько пустил».
Все, конечно, покатывались от смеха, особенно мальчики.
После представления шло веселье вокруг зажжённой ёлки. Дедушка играл свой марш, и ребята ходили и даже плясали… Помню, что всех ребят, как и у нас, поили горячим сбитнем и чем-то угощали… Под конец бывал такой номер, против которого всегда восставали бабушка и тетки. И нам в нём строго было запрещено участвовать. Но нас он занимал и привлекал, и мы завидовали, что не можем принять участия. Ёлку тушили; дедушка валил её на пол и кричал: «Разбирай, ребята!» Тут уже начиналась свалка, крики и шум. Ребята бросались на ёлку и очищали её до последнего пряника… Затем со смехом выволакивали на двор и там обдирали даже ветки…
Дедушка бывал очень весел и доволен за свою босоногую команду. Он сам превращался в ребёнка: пел, шутил, возился, играл свой марш… Каким светлым лучом бывал этот праздник в сереньком домике для ребят горькой бедноты, которые попадали на эту ёлку «советника». Она им снилась целый год и блестела ещё ярче, чем та рождественская звезда, которую клеил им дедушка и с которою они славили Христа.
Н. И. Манасеина. Кирюшка
Без матери
Плохо жилось Кирюшке, как умерла его мать, прачка Лизавета. И при матери ему жилось не так чтобы уж очень хорошо. Бывало и холодно, и голодно, и больно от колотушек. Прачка Лизавета стирала и гладила днём, а ночью кашляла, и оттого, что она через силу работала и никогда не могла отдохнуть как следует, она легко раздражалась и, под сердитую руку, била сына. Побьёт она, бывало, Кирюшку, сильно иногда побьёт, а потом сейчас и пожалеет, и чем сильнее побьёт, тем сильнее пожалеет.