– Да, собственно, окончательный ответ будет, когда в деле поставят последнюю точку. До тех пор возможны сюрпризы. Для вас сформулирую оставшиеся вопросы. Чтобы занять воображение на время. Кто открыл дверь? С кем был связан человек, открывший дверь? Жив ли исполнитель – исполнители? Будет ли возможность приложить ДНК из спальни Голубева к живому или мертвому телу? И к какому заказчику от этого тела приведет нить следствия? Вот примерно все.
Если говорить коротко, то именно сюрприз и ждал всех в конце. До этого три ведомства – отдел убийств Земцова, отдел экономических преступлений и наркоконтроль – раскрыли наконец аферу года.
Один отправитель запустил огромный контейнер с товаром – по документам бытовое и канцелярское оборудование, – на грузовом судне из порта Индии по сложному маршруту. Получатели должны были встретить в портах трех стран. Судно испарилось вместе с контейнером. Тем временем отправителя взяли по другим делам, и он признался, что в пропавшем контейнере был героин. Сумма космическая, доход был бы самым крупным за последние годы в наркоторговле. Товар шел по каналам ассоциации интернет-торговли. И было это при президенте Василии Ткаче.
Именно в это время Ткача, чья скомпрометированная по разным поводам репутация стала беспокоить многих в совете, переизбирают. Преемником становится ставленник Лазарева – Артем Голубев, человек без всякого опыта, зато без криминальных связей. Он подписывает первые приказы. Это полная смена технических исполнителей.
Подробное изучение их движений сразу после назначения говорит о том, что они действуют слаженно, по четкому плану. Особенно это оказалось заметным по ситуации в порту, с которого отправлялось судно с контейнером. Дальше работали только айтишники. Они взломали секретную документацию порта, перебили данные и коды. Корабль ушел совсем в другом направлении. Айтишники следствия и раскрыли детали преступления. Именно они и проследили путь «исчезновения». Вышли и на других получателей. За кражей контейнера стоял Лазарев.
Артем выполнил миссию прикрытия, не понимая, о чем речь. И вроде сложилась версия: мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Туда, в героиновое забвение.
И тут происходят два события. После взрыва автомобиля, в котором были два человека, один остается в живых. Его ДНК совпало с ДНК в спальне Голубева. Он контужен, не может говорить, но понял условия сделки со следствием и показал на мобильнике эсэмэс о поступлении крупной суммы на его счет. Отправитель – небольшая строительная фирма. И при проверке – никаких связей с империей Лазарева.
А эксперты-криминалисты с уверенностью идентифицировали личность человека, который открыл дверь убийцам в новогоднюю ночь. Им оказался Василий Ткач, тесть Голубева. И смещенный президент. Он и был инвестором той самой фирмы.
При аресте Василий Ткач сказал:
– Не буду ничего отрицать, но и помогать вам не стану. Скажу лишь, что по таким опарышам, как мой зять, люди не скорбят. Украсть, предать, замарать честь семьи грязью и развратом – это все, ради чего рождаются подобные существа. Если выпустите, хоть под конвоем, в день похорон, – плюну на его могилу. Это и есть мое первое и последнее слово.
Лазарев, по информации Сергея, не слишком опечалился. То есть немного напрягся только по поводу украденного им груза, который проследили.
Сказал: «Да пусть попробуют забрать. Там сейчас совершенно другие собственники, они под законами других стран. Наши и не сунутся».
Анна замкнулась в своем горе и позоре. Варвара, измученная, выжатая, раздавленная, только и сказала Сергею:
– Какой мрак. Какой адище. За контейнер, набитый дерьмом, этой белой смертью, расплатились судьбой хорошего, беспомощного человека, который был нужен многим. За то, что Артем с двадцати лет рвался из жил, пытаясь обеспечить благополучие своим близким, его отблагодарили страшной смертью. Я не знаю, как с этим жить.
И еще один человек не знал. Точнее, отказался с этим жить.
На следующий день после ареста Ткача в интернете появилось сообщение:
«Сегодня утром из окна своего офиса выпал с двадцать третьего этажа известный адвокат Тимофей Козлов. Версия – несчастный случай, следователи не исключают суицид».
Сергей прочитал, закурил и подошел к окну. Странно: конец января, а в стекло бьется настоящий, сплошной ливень. Природа расплакалась от жалости к доброму клоуну и его преданному рыцарю. Не важно, что настоящий рыцарь любит не столько человека, сколько созданный щедрым сердцем прекрасный образ, – это не меняет великой сути любви. Хоть природа помнит, что такое жалость.
Татьяна УстиноваСвяточный рассказ
Наташка всегда была особенно несчастна. Всем как-то счастья недоставало, но ей – совсем. Родители развелись, когда ей было лет двенадцать, наверное. Папаша, человек на людях тихий и интеллигентный, приходил с работы домой, немедленно напивался и превращался в скота и садиста, но тихого такого садиста, чтоб не узнали соседи. Наташку и ее сестру он мучил и тиранил, оскорблял и унижал, и маму мучил и унижал. Они – все трое – никогда никому и ни в чем не признавались, берегли честь семьи и папаши. Нет, мы видели, что девочки все время чем-то удручены, как задавлены гирей, тихие какие-то, не смеются, не визжат, не шушукаются, а только молчат и читают. Какие-то странности мы тоже замечали – вроде ожогов или оторванных манжет, затем наспех пришитых, – но, разумеется, не придавали этому значения. Мало ли что! Девочки из хороших семей и должны постоянно читать и ходить на музыку, а не глупо хихикать во дворе с подружками или, еще хуже, с кавалерами!.. А манжеты, может, сами оторвались.
Мама Наташки преподавала в университете русскую историю, и, видимо, из истории и литературы ей было известно, что «долюшка русская, долюшка женская, вряд ли труднее сыскать», и терпела долго. Но все же развелась.
Развод получился аховый – съезжать папаше было некуда и незачем, и он остался в квартире. Отныне одна комната в хрущевке принадлежала маме и девочкам, а другая – папаше. Кухня, стало быть, общая, коридор и «санузел совмещенный» тоже в коммунальном пользовании. Тихий садист папаша по поводу развода не слишком переживал. Он ходил на работу, приходил, напивался, и все продолжалось точно так же, как было. Потом он стал приводить на свою законную жилплощадь малознакомых друзей и подруг, подобранных по дороге с работы, и жизнь девчонок окончательно превратилась в долгую дорогу в ад.
Наташка неистово училась. Она понимала, что если кому и удастся спасти сестру и маму, то только ей. Мама к тому времени совсем расклеилась, стала подолгу болеть, пропускать работу. Болела она в сквере на лавочке, потому что дома веселились бывший супруг-садист и его малознакомые друзья. У нее не осталось сил бороться, у мамы.
Не осталось сил ни на что. У нее и желаний никаких не осталось! Единственное, чего ей до сих пор хотелось, – иногда и даже довольно часто она рассказывала об этом Наташке и ее сестре, – это большой белый зонт.
Да и в транспорте его сломают моментально! Наташка, ее сестра и мама живут так, что в метро нужно садиться на конечной станции. Кто не садился в утреннее московское метро на конечной станции, тот никогда не поймет, а кто садился, тот знает, о чем идет речь и без моих объяснений. И куда тут белый зонт?…
Наташка неистово училась в институте востоковедения. Поступить туда невозможно, учиться тоже невозможно, но она поступила и училась – изо всех сил! В таких институтах существует жесткая схема распределения языков и вообще дисциплин. Абитуриент поступает просто в институт, а там уже профессорско-преподавательский состав распределяет, кто какой язык будет учить. Кому-то достаются вожделенные японский и китайский – на специалистов с этими языками, по слухам, всегда есть спрос, кому-то – фарси, маратхи, идиш или фула. Наташке достался азербайджанский.
Мама очень переживала. Пять лет в институте учить язык, чтобы потом делать… Что?… Переводить в Федеральной миграционной службе заявления? Преподавать в школе для иностранных рабочих? Работать в пресс-службе выхинского рынка?
Мама очень переживала, болела на лавочке. Наташка неистово училась.
Институт она окончила с отличием и тут же получила предложение от какого-то крупного международного банка. Филиал в Баку, работать, соответственно, тоже нужно в Баку.
Вариантов не было никаких – оставаться в Москве никак нельзя, папаша почти допился до белой горячки, но все еще не окончательно. Неотложка увозила его, но лишь на время, и это время было самым лучшим в семье. Все отдыхали и блаженствовали на собственной пятиметровой кухне, а не на лавочке в сквере.
Наташку провожали, как когда-то в эмиграцию, – понимая, что вряд ли придется увидеться снова. То есть надежда есть, но она так призрачна, что на нее нечего рассчитывать. Ей дали с собой кипятильник, кастрюльку, небьющийся стакан, теплые носки, заварку, кофе, сушки, сухую колбасу, зимнее белье, термос и газовый баллончик для самообороны.
Был бы пистолет или автомат – тоже положили бы!
Так что в Баку она прибыла во всеоружии.
Просторный и прекрасный белый город, полный солнца и прозрачного света, стекающего с гор, поверг ее в шок и оцепенение. В аэропорт за ней пришла машина с флагом РФ – из посольства.
– Ай, что такая грустная? – сказал ей пожилой шофер-азербайджанец. – Ты же в Баку, лучшем городе на земле! Возвеселись!
Наташка не то что «возвеселиться» – выйти из комы никак не могла! Из высоких окон ее апартаментов были видны узорчатый шпиль минарета, гранатовые деревья в саду и желтая стена Старого города. Работала она в стеклянном небоскребе, обращенном к морю. По морю ходили большие важные корабли.
Здесь все было как-то по-другому, не так, как виделось из Москвы, здесь было просторно, чисто и по-южному беззаботно. Восточные мужчины оказались сдержанными и деликатными, женщины – приветливыми и заботливыми.
Но это было только начало.