– Ну, – шептала малютка, тихо привлекая его к себе, – ну, мой милый, мой дорогой, теперь ты, конечно, не откажешь мне в моей просьбе, от исполнения которой зависит все спокойствие, мало того – вся жизнь твоей любимой.
– Требуй, – отвечал Перегринус, нежно обнимая малютку, – требуй всего, что ты хочешь, жизнь моя, малейшее твое желание – для меня закон. Все, что только есть у меня самого дорогого, все я с радостью принесу в жертву твоей любви.
«Увы мне, – прошептал мастер-блоха. – Кто бы подумал, что коварная победит. Я погиб!»
– Слушай же, – продолжала малютка, ответив пламенными поцелуями на горячие поцелуи Перегринуса, которые он запечатлел на ее губах, – слушай же, я знаю, каким образом…
Вдруг дверь распахнулась, и в комнату вошел господин Георг Пепуш.
– Цехерит! – вскричала малютка в отчаянии и без чувств упала на софу.
Чертополох же Цехерит кинулся к принцессе Гамахее, схватил ее на руки и с быстротою молнии выбежал с нею из комнаты.
На этот раз мастер-блоха был спасен.
В Светлогорске Калининградской области недалеко от отеля «Дом Сказочника» установлен памятник Гофману. Вернее, памятников два: один – всем известному великому немецкому писателю-сказочнику, композитору, художнику и театральному декоратору. А второй – неизвестному Гофману-чиновнику и Гофману-юристу. Именно поэтому официальное название памятника: «Двойственность внутреннего мира».
Автор памятника – скульптор Сергей Усачев.
Рядом с памятником Гофману расположен макет средневекового Кёнигсберга, где писатель родился и жил на рубеже XVIII–XIX веков. А также парк «Мир Гофмана», где установлены скульптуры героев его произведений.
Приключение пятое
Весьма примечательное ведение следствия и дальнейшее мудрое и рассудительное поведение господина тайного советника Кнаррпанти. – Мысли молодых поэтов-»энтузиастов» и дам-писательниц. – Размышления Перегринуса о своей жизни и ученость и рассудительность мастера-блохи. – Редкая добродетель и стойкость господина Тиса. – Неожиданный исход опасной и трагической сцены.
Благосклонный читатель, верно, помнит, что бумаги господина Перегринуса Тиса были конфискованы для следствия по делу о преступлении, которое вовсе не было совершено. Как депутат совета, так и тайный советник Кнаррпанти внимательно перечли все записки, все письма, даже все мелкие заметки (не исключая списков белья для стирки и кухонных счетов), находившиеся в бумагах Перегринуса, но пришли в своем обследовании к совершенно противоположным заключениям.
А именно, депутат доказывал, что в бумагах этих не содержалось ни одного слова, которое могло бы иметь хоть какое-нибудь отношение к преступлению, вменявшемуся в вину Перегринуса. Напротив, зоркое соколиное око господина тайного советника Кнаррпанти обнаружило много такого в бумагах господина Перегринуса Тиса, что выставляло его человеком в высокой степени опасным. Когда-то в ранней своей юности Перегринус вел дневник; в дневнике же этом имелось множество компрометирующих заметок, которые в отношении похищения молодых женщин не только бросали крайне невыгодный свет на его образ мыслей, но и ясно указывали, что он уже не раз совершал такого рода преступления.
Так, в одном месте значилось: «Есть что-то высокое и прекрасное в этом Похищении». Далее: «Но ту я похитил, что краше всех!» Далее: «Я похитил у него эту Марианну, эту Филину, эту Миньону!» Далее: «Я люблю эти похищения». Далее: «Юлию во что бы то ни стало должно было похитить, и это действительно случилось, так как я заставил замаскированных людей напасть на нее и утащить во время одинокой прогулки в лесу». Кроме этих решающего значения мест, в дневнике нашлось также письмо приятеля с весьма компрометирующей фразой: «Я просил бы тебя похитить у него Фридерику, как и где ты только сможешь».
Все приведенные выражения, равно как и добрая сотня других фраз, где встречались слова: похищение, похитить, похитил, – мудрый Кнаррпанти не только подчеркнул красным карандашом, но и переписал, сведя их воедино, на особый лист бумаги, что имело вид весьма эффектный. Последней работой тайный надворный советник был особенно удовлетворен.
– Взгляните-ка сюда, – сказал Кнаррпанти депутату совета, – взгляните-ка сюда, почтеннейший коллега. Ну, разве я был не прав? Этот Перегринус Тис – ужасный, отвратительный человек, прямо-таки настоящий донжуан. Кто знает, где искать теперь всех жертв его похоти, этих несчастных Марианну, Филину, и как бы там они ни назывались. Настало крайнее время пресечь его бесчинства, иначе этот опасный человек своими похищениями повергнет в плач и горе весь благословенный град Франкфурт. Какая чудовищная картина преступлений вырисовывается уже по этим его собственным признаниям! Взгляните хотя бы на это место, дражайший коллега, и судите сами, что за ужасные замыслы таит этот Перегринус.
Место дневника, на которое мудрый тайный надворный советник Кнаррпанти обратил внимание депутата совета, гласило: «Сегодня я был, к сожалению, в убийственном настроении». Слова «в убийственном» были трижды подчеркнуты, и Кнаррпанти полагал, что речь здесь идет о человеке с преступными намерениями, который сожалеет, что сегодня ему не удалось совершить убийство.
Депутат вторично высказал свое мнение, что в бумагах господина Перегринуса Тиса все-таки нет ни малейшего намека на какое-нибудь преступление. Кнаррпанти весьма недоверчиво покачал головой, и тогда депутат попросил его еще раз выслушать все те места, которые тот сам выделил как подозрительные, но уже в более точном и полном контексте.
Благосклонный читатель сейчас сам убедится в высокой проницательности Кнаррпанти.
Депутат открыл компрометирующий дневник и прочел: «Сегодня в двадцатый раз смотрел я Моцартову оперу «Похищение из сераля», и все с тем же восторгом. Есть что-то высокое и прекрасное в этом Похищении». Далее:
Фиалки, вы милы
Мне все до единой,
Но ту я похитил,
Что краше других.
Далее: «Я похитил у него эту Марианну, эту Филину, эту Миньону, ибо он уж очень погрузился в эти образы, фантазировал о старом арфисте и ссорился с Ярно. Вильгельм Мейстер – не книга для тех, кто только что оправился от тяжелой нервной болезни». Далее: «Похищение Юнгера – отличная комедия. Я люблю эти похищения, потому что они придают особую жизнь интриге». Далее: «Недостаточно обдуманный план поставил меня в тупик. Юлию во что бы то ни стало должно было похитить, и это действительно случилось, так как я заставил замаскированных людей напасть на нее и утащить во время одинокой прогулки в лесу. Я необычайно радовался этой новой идее, которую я развил с достаточной обстоятельностью. Вообще эта трагедия была презабавная пачкотня вдохновенного мальчика, и я жалею, что бросил ее в огонь». Письмо было таково: «Как часто ты видишь Фридерику в обществе, ты, счастливец! Наверное, Мориц никого не подпускает и завладевает всем ее вниманием. Не будь ты таким робким и таким женоненавистником, я бы просил тебя похитить у него Фридерику, как и где только сможешь».
Кнаррпанти, однако, стоял на своем. Он утверждал, что и контекст ничуть не меняет дела, ибо в том и заключается особливая хитрость преступника: он так затемняет смысл фразы, что на первый взгляд она может показаться совершенно безразличной и даже невинной. В виде особого доказательства такой хитрости глубокомысленный Кнаррпанти обратил внимание депутата на один стих, встретившийся в бумагах Перегринуса, в котором шла речь о постоянных ухищрениях судьбы. И немало гордился Кнаррпанти тою проницательностью, с которой он тотчас же распознал, что слово «похищение» в этом стихе изменено, чтобы отвлечь от него внимание и подозрение.
Совет все-таки не пожелал входить в дальнейшее обсуждение дела об обвиняемом Перегринусе Тисе, и правоведы применили к данному случаю одно выражение, которое уже потому здесь будет уместно привести, что оно чудно выделяется в сказке о повелителе блох. И если главным и существенным украшением сказки является чудесное, то и чудное, как приятный завиток, не следует устранять из нее. Они (то есть правоведы) изрекли, что в обвинительном акте не хватает одного, именно corpus delicti[56]. Но мудрый советник Кнаррпанти продолжал твердо стоять на своем, говоря, что плевать ему на delictum, иметь бы только в руках самое corpus[57], ибо corpus и есть опаснейший похититель и убийца, господин Перегринус Тис. Издатель просит тех из своих благосклонных читателей, кои незнакомы с юриспруденцией, особенно же каждую из своих прекрасных читательниц, обратиться за разъяснением этого места к какому-нибудь юному правоведу. Сей правовед тотчас же приосанится и начнет: «В правоведении именуется…» – и т. д.
Достаточным поводом для допроса господина Перегринуса Тиса депутат считал только лишь ночное происшествие, о котором дали показания свидетели.
Перегринус попал в немалое затруднение, когда депутат стал допрашивать его относительно того, как было дело. Он чувствовал, что ежели он ни в чем решительно не отступит от истины, то весь рассказ его именно потому и покажется лживым или, по меньшей мере, в высшей степени неправдоподобным. Он почел поэтому за самое благоразумное обо всем умолчать и построил свою защиту на том, что, покуда не установлен самый факт преступления, в котором его обвиняют, он не считает нужным давать объяснения по поводу тех или иных происшествий в своей жизни. Это заявление обвиняемого привело Кнаррпанти в полный восторг, как подтверждающее все его подозрения.
Он довольно-таки откровенно высказал депутату, что тот не умеет как следует взяться за дело, депутат же был достаточно умен и понял, что если поручить вести допрос самому Кнаррпанти, то Перегринусу это не только не повредит, но скорее даже решит все дело в его пользу.